Казалось бы, зачем нам события двухвековой давности, да ещё и Франции, у нас своих проблем сегодня хватает. Но на этом примере можно видеть, что не социализм (коммунизм) и не советская система были причиной «холодной» войны, как утверждают либералы. В те времена и слов-то таких ещё не было, и Маркс ещё не родился, а революции происходили. И это были либерально-демократические революции, т.е. капиталистические, а не социалистические. Задолго до появления на карте мира Советского Союза «холодная» война уже была реальностью. Именно либерализм был главным оружием холодной войны уже тогда, а не только в 20 веке.

Метод подрыва Франции, применённый Англией в 18 столетии, до боли напоминает способы, которыми затем разрушат Советский Союз. Англичане первыми поняли, что яркие идеи могут служить мощной силой, способной спускать под откос целые царства. Для подрыва экономики Франции, главного тогда конкурента Англии, была применена «стратегия непрямых действий».

Для начала была развёрнута во Франции мощная пропаганда экономического либерализма, необузданной свободы торговли и монетаризма (культа денег). Пропаганда того, что нам так хорошо известно по делам наших либералов.

«Даёшь полную свободу ростовщичества и банковского процента! Не надо защищать свою экономику покровительственными таможенными пошлинами – пусть ваши производители конкурируют с импортными товарами. Нет – всяким монополиям. Даёшь полную открытость и прозрачность рынков всех стран!» (Калашников М. «Третий проект. Точка перехода». С.123).
«Англичане не зря проповедовали такие взгляды двести пятьдесят лет назад. Они были им выгодны.

Обладая самой развитой промышленностью, самым угнетённым рабочим классом и доступом к самому дешёвому сырью мира, они не боялись никого. Поток недорогих английских товаров забивал экономику любой другой страны, убери она высокие ввозные пошлины. И англичане не жалели сил для пропаганды своего архилиберализма» (там же, с.123).

«Либеральный монетаризм стал болезнью умов. Захватил он и Францию. В 1775 году министром финансов в этой стране становится швейцарский банкир-протестант Жак Неккер, весьма тесно связанный с англичанами. Неккер начинает либеральные реформы, которые очень быстро приводят к разрушению финансов страны и к затяжному экономическому кризису. Одновременно в умах французской знати и интеллектуалов вовсю высеваются революционные идеи. Дочь Неккера, г-жа де Сталь, держит знаменитый салон, пропагандирующий угодные Уильяму Петти идеи. Затем в Бовуде возникает клуб революционных писателей, кадры для которых готовят Иеремия Бентам, Этьен Дюмон из Женевы и англичанин Сэмюэл Ромилли» (там же, с.123).

«А дальше всё катится по знакомому сценарию. Слабый, похожий на Горбачева, Людовик XVI решает поиграть в демократию и ровно за 200 лет до созыва Горбачевым Съезда народных депутатов собирает в 1789 г. парламент – Генеральные Штаты. Они превращаются в революционную говорильню, обращаются к стихии уличных демонстраций. Об экономике забывают начисто: все бредят только свободой. Это так знакомо нам по событиям 1990-91 годов. Из Англии по особым каналам идут деньги в помощь самому радикальному революционному клубу – партии якобинцев, её вождям, Робеспьеру и Дантону. Якобинский клуб с поразительной быстротой обзаводится секциями по всей стране. Деньги революционерам переводит Ост-Индская компания, и этим делом дирижирует Уильям Петти. Революционеры 1790-х годов были такими же патологическими ворами, как и наши революционеры 1990-х. Герой первого этапа революции, Мирабо, брал взятки даже от свергнутого короля. Якобинец Дантон купался в роскоши. Английские деньги оказались очень кстати. Революции вообще выносит наверх самые отвратительные человеческие отбросы...» (там же, с.123-124).

«Нам говорят: вы, поганые русские, громили собственные церкви, превращали их в склады и убивали священников с монахами. Но совершенно тоже самое делали и французы 1790-х годов. Точно также они истребляли под корень дворян и воевали не качеством, а количеством, бросая в бой против европейских армий многотысячные массы плохо обученных войск, заваливая врагов трупами. Революционные комиссары тоже впервые появились в ту революцию. Хотя идеология французских революционеров совсем не была коммунистической. Её формировали идеи масонства, Просвещения, воинствующего безбожия европейских философов, среди которых был и Бентам. Гибель людей и капиталов во Франции тогда достигла неописуемых размеров. А к человекоубийству добавится и фантастическое воровство революционных вождей» (там же, с.122).

«Инвестиции во французскую революцию окажутся для англичан крайне удачными. Великая революция и её войны настолько подорвут и обескровят Францию, что в XIX веке она теряет первые позиции в Европе, уступив в военном и экономическом плане и Англии, и Германии. Развитие её затормозится» (там же, с. 122).

Это почти дословная выдержка из книги Максима Калашникова «Третий проект. Точка перехода: книга-расследование». (М.: АСТ: Астрель, 2006. С122-124). Части текста, цитируемые дословно по М. Калашникову, взяты в кавычки с указанием страниц его книги.

От себя. Вот, примерно так, в любую страну мира под маркой благих намерений могут внедряться самые разрушительные и вредоносные идеи, которые становятся постепенно как бы нормой общественного сознания. Либерализм представляет сегодня такую же смертельную опасность для многих стран мира, не имеющих иммунитета против её разрушительных идей, как и троянский конь для древних греков. И хотя внешне либерализм выглядит безобидно и даже привлекательно (демократия, права, свободы), но давно превратился в мощную силу, без бомб и вооружённого вторжения извне, разваливающей самые устойчивые империи.

Метод «стратегии непрямых действий» коварен ещё и тем, что сама же жертва информационной идеологической агрессии (холодной войны) может объявляться и восприниматься многими как источник агрессии и угроз. Так, довольно значительная часть населения уверена сегодня, что почти все соседние нам страны исторически являются только «невинными жертвами» нашей агрессии, нашей оккупации и нашего «голодомора».

Вопрос в чём?

Хранцузкую революцию надо изучать. Тут начало капитализма и ответ на очень много вопросов. Но насчет Дантона я не согласен. Это луч света в кровавом царстве.

Сообщение отредактировал r_korvin - 19.5.2011, 4:43

Согласен.

В предыдущем веке буржуазная революция была в Англии, в предпредыдущем - в Голландии, незадолго до Франции - в Северной Америке. Их-то кто обработал ?
А главное: тогда либерализм был либерализмом. Дантон (хоть он и получил закономерно гильотиной вследствие своего ревсибаритства) - не Ельцин, Пестель - не Собчак, Петефи - не Окуджава, и вообще перестройка - антипод революции, даже либеральной, прав Сергей Ервандович.
Кроме того, Великая французская была хоть и буржуазной в мэйнстриме, но очень и очень всерьёз стремилась за этот свой предел... Революционный социализм XIX-XX-XXI веков стартовал в ней и от неё. В этом-то надеюсь, сомнений нет?

Сообщение отредактировал Боргил Храванон - 23.5.2011, 14:10

1.Думаю, что первые революции (Голландия, Англия) не обрабатывали, видимо, со стороны.
Но успешная случайность может стать опытом, который определённые силы могут использовать в нужное время в нужном месте.
2. Революции Франции (1789), Февраля 1917 уже и есть тот самый случай. внешнего подталкивания назревшего процесса.
3.На примере "цветных" и арабских революций это видно особенно наглядно.

Сообщение отредактировал Антон Ян - 24.5.2011, 17:34

Во Франции есть те, кто третий век подряд твердят: французские революции французскими не были. Английскими, масонскими, еврейскими - какими угодно, только не французскими.
Жан-Мари Ле Пен добавлял, что время истинно французской революции ещё не пришло... Что примерно он имел в виду - более или менее понятно. (Правда, и он уточнял: два столетия республики он не зачёркивает. Но всё равно к его манифестациям липли всякие "Вандейские памяти" и роялисты.)
В России стаж аналогичного подхода меньше. Но можно не сомневаться...
Патриотизм? Патриоты?