Текст-6.
Так чем же все-таки был СССР? Ответов на этот вопрос столько, сколько теоретических моделей видения общества. А сколько таковых? Глядя, на-пример, на дискуссии на этом форуме, возникающие по разным вопросам, можно придти к выводу – сколько людей, столько и теорий. А тогда как добиться единства действий? Бесконечные споры… Не напоминает ли бесконечные дискуссии наших интеллигентов накануне революция начала 20 века? Большевиков объединила одна теория – марксизм. Объединительная функция на этой стадии оказывается главной, в то время как вопрос о правильности или неправильности теории отодвигается на второй план, в том смысле, что фундаментальные посылки теории принимаются как безусловно верные и спор идет о правилах их применения. В актуальной действительности на первый план выдвигается возможность совместной общей оценки события и общей платформы для социального действия. Нужно ли сегодня думать о таком теоретическом основании общественно-политического единства и социального действия? Вопрос, совсем не риторический, и двух ответов на него нет. С позиции определенной объединяющей концепции нужно рассматривать исторические события в России и социальные процессы глобального масштаба.
Здесь уместен вопрос: с каких теоретических позиций рассматривается общество западным интеллектуальным истеблишментом, обслуживающим актуальную политику? Скорее всего общая позиция у них в системной взгляде на общество. Общество – сложная система и в нем могут протекать социальные процессы естественного (естественноисторические по Марксу) и искусственного (организованные социальными технологами) плана. Есть основание думать, что западные элиты, реально контролирующие социальные процессы, стремятся к полному контролю над ними, т.е. к «концу истории». А при анализе общества как сложной системы интеллектуальные центры используют для выработки рецептов практического действия все наработанные в гуманитарной сфере представления от марксизма с его естественноистори-ческими законами общественного развития, до теоретиков цивилизации в лице Тойнби, Шпенглера, Данилевского, Хантингтона и т.д. В этот же арсенал вливается вся прикладная социология, психологические исследования во всех их вариациях, культурология и этнология и даже академическая культурная антропология, этакая теоретическая сердцевина сегодняшней концепции человека. Но вот что интересно: найдем ли мы в западном обществоведении интегральную концепцию общества, претендующую на раскрытие законов его эволюции, подобную марксизму? Похоже, нет. Найдем лишь системную методологию, иногда выступающую в форме нелинейной динамики (синергетики) с его новой онтологией, т.е. с ее специфическим системным видением объекта. И тогда обостряется вопрос – нужна ли общественная теория (теория общества), способная стать не только инструментом анализа общественных процессов, но и средством борьбы за Историю? Отсутствие стремления к серьезному научному поиску в этой сфере у нас в России – тоже признак кризиса. Желание выйти из него заставит изменить ситуацию. Автор далек от мысли указать на «спасительный путь». Но хотелось бы внести свой алтын в дело такого поиска, в частности, на примере рассмотрения вопроса «чем был СССР».
Теоретическая предпосылка последующего рассуждения относительно проста, она вытекает из модели социогенеза (антропосоциогенеза), представления о котором развиты отчасти в культурной антропологии 20 века, отчасти в понимающей социологии М. Вебера и т.п. Суть примерно такова. Человек (человеческие сообщества) живут в пространстве смыслов, разных для разных сообщества, но в чем-то общих (это общее хотел найти В.С. Соловьев). Это, так сказать, «медицинский факт». Как нет человеческих сообществ вне осваивающей мир хозяйственной деятельности, как нет их и вне культуры, представленной смыслами и кодирующими их символами (это обстоя-тельство отразил Достоевский: человек не может жить без смысла). Из этого простого и очевидного положения вытекает по меньшей мере два следствия при анализе исторической жизни общества. 1.Всякий поступок, всякое социальное действие индивида или социальной группы неизбежно обретает определенный смысл в культурном (смысловом) пространстве. Оно обретает «объективный смысл», на который указывал М.Вебер в понимающей социологии, и этот объективный смысл не обязательно соответствует субъективному смыслу, принятому действующим лицом. 2. В историческом процессе общество с необходимостью воспроизводит те или иные смыслы, определяющие доминантные мотивации поведения людей на всех социальных уровнях. Единство культуры обеспечивает согласованность таких мотиваций в разных социальных группах, а культурные разрывы порождают разные мотивации и разные типы социального поведения. Важно, что исторический процесс всегда совершается в поле «объективных» смыслов и может быть представлен как «борьба смыслов», поддержанных теми или иными социальными группами. В этой борьбе смыслов и утверждении их в новой социальной структуре выражается своеобразная объективно-смысловая составляющая истории. Она не исчерпывает всего процесса, но с ее анализом связано понимание фундаментальных сдвигов в общественном развитии.
В контексте сказанного можно утверждать, что октябрьская револю-ция и гражданская война привели к победе тех глубинных смыслов и моти-ваций, которые жили в народной толще, прежде всего в крестьянском слое аграрной России. Это не значит, что победившая ментальность была соци-ально ограниченной, выражающей узко классовые интересы этого социального слоя. Она была ментальной установкой русской культуры в ее крестьянском оформлении. Центральной мотивацией красных сил в революции и гражданской войне была социальная справедливость. Но вопрос о справедливости далеко не правовой, точнее, не исчерпывается правовыми формулами, поскольку понимание справедливости всегда определяется этическим смысловым контекстом, т.е. ее нравственным наполнением идеи справедливости. И здесь уместно вновь вспомнить представление крестьянского общинника о роли общины именно в этом этическом контексте. Как уже однажды мной упоминалось, для крестьянина община является инструментом обуздания эгоизма отдельных лиц, этаким своеобразным инструментом приведения их в «человеческое состояние», при котором каждое лицо должно помнить не только о себе, но и о других людях. И выражением названной установки общинного сознания является консенсус, к которому она всегда стремиться. Община не голосовала, и не считала проценты голосов. Она «приговаривала», т.е. выносила единодушно принятое решение. Такое решение основывалось на его осознании всеми и внутреннем принятии всеми. Не всегда потому, что оно было для всех одинаково хорошим, но потому, что было лучшим, т.е. наиболее справедливым из всех возможных. С ним должны были согласиться внутренне, по совести, а не внешне под воздействием арифметического большинства. Н.А. Энгельгардт неоднократно подчеркивает это фундаментальное свойство общинных решений. Внешне принятие решения выглядит как бессмысленный и неорганизованный галдеж, но вот решение принято и проведены линии раздела (когда речь идет о дележе земли), и тогда становится очевидным необыкновенная точность решения, учитывающего все обстоятельства дела. Энгельгардт пишет в этой связи, что Успенский, не понявший этот «галдеж» и написавший рассказ «Ямщики», в котором по нению писателя представлена вся бестолковость мужика, был далек от истины. Он увидел внешнею, а не внутреннюю сторону процесса…. Важно, что община и общинное решение по-человечески уравнивают людей. Люди могут быть неравны в своем богатстве или социальном статусе. Община уравнивает их в том, что она ставит их в одинаково положение по отношению к общине, к ее интересам. Соответственно, община уважает индивидуальный интерес своих членов и справедливость состоит именно в этой выверенности индивидуального и общинного интереса. Эту ментальная установка есть этическое основание «русского коммунизма», по которому вольно или невольно выверялось общественное строительство в советской России. Названная установка сознания подобна «пространственному вектору муравья», образ которого мною уже использовался. Сама же движение на-талкивается на конкретные обстоятельства, в которых принимались те или иные конкретные решения. Конечно, в ходе социального строительства конкретные действия и конкретные решения принимались не идеальным общинным типом, а конкретными людьми с их конкретными страстями, мотивациями, жизненными обстоятельствами и т.п. Те или иные решения могли входить в противоречие с ментальным вектором, и в условиях чрезвычайных обстоятельств субъект такого решения мог быть представлен как идейный и классовый враг.
Община, взятая как принцип социального строительства, отнюдь не уравниловка, на которую так любит жаловаться либеральная публика. Ее уравнительные принципы распространяются прежде всего на человеческие принципы, делая всех одинаково равными и ответственными перед общи-ной, но не требуя материального уравнивания. Материально состояние, добытое собственным честным трудом, не только не преследуется, но уважается. Отсюда и уважение к человеку труда, характерно для этики советского общества. Кстати, в довоенном СССР профессор был высоко оплачиваемым человеком, и его домработницы, фигурирующие в советских фильмах (комедийных, по большей части, поскольку жизнь этой социальной группы не была в киношном фокусе), были вполне реальны. После войны зарплата профессора составляла 6000 рублей, зарплата технички 300-400 руб. Но она (оплата профессора) принималась как заслуженная трудом и образованностью и классового чувства не вызывала (Хрущев с этим оказался не согласен). От каждого по способности, каждому по труду – гласил принцип социализма. И по своей сути это принцип общинной организации, возведенный во всеобщее правило. Неудивительно, а скорее понятно и естественно то обстоятельство, что общий труд во имя общих целей был высокой и сильной мотивацией со-ветского человека, сохранявшейся, наверное, вплоть до середины 70-х годов. Дискредитация советских ценностей, т.е. ценностей общинного сознания и общинного социального устройства включала в себя дискредитацию трудовых мотиваций, о чем нужно говорить отдельно.
Полное описание советского общества как общества общинного и в этом смысле – традиционного общества, требует соединенных усилий раз-личных сфер гуманитарного знания. Здесь хотелось бы отметить принципиально важное обстоятельство. Если мы хотим анализировать культурные основания такого общества, каким был СССР, то нам придется ввести понятие «общинный дух», или общинное сознание или что-то еще в этом роде, предстающее альтернативой «духу капитализма», представление о котором было введено М.Вебером. Советское обществоведение и советская пропаганда, справедливо указывавшие на коллективистские принципы советского общества, не пришло к подобному теоретическому обобщении. Ему препятствовали серьезные основания, незавершенность общества такого типа, обнаружившего в конечном счете свою слабость перед западной ментальностью, уповавшей на индивидуализм. Ментальное поле поддерживается в конечном счете социальными структурами, стимулирующими или ослабляющими мо-тивационные установки соответствующей культуры. В свою очередь, теоретическое осмысление ментальных оснований общества необходимо для выстраивания социальной политики и поддержания соответствующих отношений и социальных структур. Нарушение в этой взаимосвязи всегда губительны для общества, поскольку в подобных условиях власть начинает принимать и настаивать на решениях, не адекватных самому социуму. Тогда начинается загнивание и распад. Поэтому столь важно осознать принципиальные «недоделки» в советском обществе, этом уникальном историческом прецеденте построения индустриального общества на основании «общинного духа».
Указание на общинные принципы в советском устройстве не должно пониматься так, что основным субъектом революции был крестьянин. Действительно, его участие решило в конечном счете участь революции и итог гражданской войны. Но революция начиналась в городе, ее активном были разные городские слои, включая рабочих промышленных предприятий, которые по теории должны были стать главной силой революции, устанавливая диктатуру пролетариата. Но в плане смысловом, т.е. при анализе того смыслового пространства, в котором совершалась революция и социалистическое строительство, не столь важен вопрос о гегемоне. Важно, что разные социальные группы получали определенную ориентацию в этом смысловом поле (ориентировались соответственно своей «ментальной намагниченности») и принимали соответствующее участие в общественном процессе. Заметим также, что организация «смыслового поля» есть непременная задача общественной жизни, выполнению которой способствуют соответствующие группы, включая интеллектуальные слои общества, его интеллектуальную элиту. И делают это не одним мудрствованием, но и социальным поведением.

Текст-7. Элита и народ.
Представительница провинции на «Суде», сказавшая заключительное слово в теме «Послевоенное восстановление», выразила мысль, вполне адекватную тому, что происходило в советский период. Человек труда впервые почувствовал себя созидателем общества, более того, творцом истории. Сегодня трескучая «десталинизация» заставляет людей забыть об этом, зато у всех перед глазами поздний СССР с его многими минусами загнивания, шедшими от головы. Среди «средств загнивания», а говорить о них вполне резонно, была и уравнительная политика, называвшаяся политикой социального выравнивания. Это была одна из разрушительных «предперестроечных мер», выразившаяся в выравнивании оплаты квалифицированного и неквалифицированного рабочего, что весьма отрицательно сказалось на сознании рабочих и способствовало появлению халтуры в разных производствах. Социально-психологические следствия подобных мер, их воздействие на сознание людей труда могут быть отдельной темой исторических и социально-философских исследований советского общества и его распада, которые сегодня очень необходимы. О периоде, подготавливавшем перестройку, многое можно припомнить, важно, что сегодня чаще всего перед глазами страна в той стадии развития, когда ее идея была компрометирована, а обыватель оборзел и до сего времени не угомонился.
Если же обратиться к принципам строительства и основаниям, закладывавшимся после революции, то будет именно так, как сказала томичка в своем заключительном слове (иркутянкой она представлена по случайной ошибке). Человек труда стал уважаемым человеком. И это после многих лет порки на конюшне и беспрекословной власти барина (напомню хрестоматийное: «здесь барство дикое, без чувства, без закона. присвоило себе насильственной лозой и труд и собственность и время земледельца»). Возвышением человека труда вдохновлялся Маяковский, перечитаем его поэзию. Ради этой идея ему агитпроп в зубах навяз, ради нее лирику заместила работа «ассенизатора и водовоза». В то время человек-стяжатель потерялся, но не исчез. Он был осужден новой моралью. В сатирической форме, но и без особой симпатии к человеку труда это обстоятельство отразили даже Ильф и Петров в своих известных сочинениях.
В этом торжестве (ставлю торжество без кавычек) человека труда скрывались гигантские возможности роста, но с ним связаны также и глубокие проблемы социального строительства, не лежащие на поверхности. Прежде чем к ним обратиться, отмечу, что ненависть к человеку труда (к быдлу, к рвани и т.п., победившему в гражданской войне) подспудно или явно движет значительным, если не подавляющим, большинством нынешних отрицателей советского периода. Никто из них не готов даже частично признать народную правду (правду русского коммунизма, которую, хотя и с оговорками, разглядел опальный философ), они видят только «правду белой кости», потерпевшей поражение. Православная церковь тоже не хочет видеть народной правды. Близость власти и возращение имущества кружит ей голову. У некоторых, как у известного кинорежиссера, это барское отношение к труженику, который для него лакей и не более, впиталось похоже с материнским молоком, и советская среда здесь оказалась бессильной. Так что вопрос принципиальный – почему она (советская реальность) вообще оказалась бессильной перед мутной обывательщиной и мещанством?
Отмечу ради справедливости, я совсем не хочу идеализировать советский период, в том числе и в плане воздававшегося уважения к труженику. Например, коллективизация, хотя и была мерой исторически оправданной, но весьма жесткой. Однако нас интересует ход социального процесса, судьба того социального принципа, который был заложен в строительство общества и пробивался сквозь рождавшуюся коммунистическую бюрократию, карьеризм и т.п. Глубинная подспудная опасность победы человека труда предопределялась вообще-то тем разрывом между народом и элитой, которая существовала веками. Низы и верхи всякий раз объединялись, когда возникала угроза существованию общества и государства. Но в мирное время это были словно два разных народа. Разумеется, не все и не всегда, но доминирующая тенденция была именно такой, что и выразилось особенно ярко в начале 19 века, когда дворянская знать приняла для себя не русский, но европейский (французский) язык. И дело не только в языке, дело в том отстранении от народа и народной культуры, которая связана с его принятием. Европа стала учителем нашего образованного слоя и до сих пор он предпочитает думать понятиями и языком европейского сознания, переносимого на русскую почву. Социальное и культурное разъединение народа и элиты суть наш исторический факт, так и не изжитый и достающий нас из прошлого в настоящем. Жестокости гражданской войны, усиленные рвением части красных революционеров, были порождением вековой взаимной ненавистью барина и крестьянина, белой и черной кости.

Но вот закончилась гражданская война и победила в ней народная масса, ведомая как революционерами из народа, так и прибывшими на поездах и пароходах. Поначалу из них будет вербоваться правящий слой. Но здесь не место обсуждать социальные и психологические портреты этих людей, важны условия и ход общественного процесса. Элита прошлого была просто сметена, хотя часть ее вошла в состав советского общества и что-то привнесла с собой. Но это не было решающим фактом в строительстве общества на новых началах и не стало ведущим фактором формирования новой элиты. Доминирующим фактором сознания и социальной практики оказалась именно победа низов, закрепляемая в идеологии марксистско-ленинской теорией победы пролетариата в отдельно взятой стране. Хорошо это или плохо, хорош или плох этот полный разрыв прошлого и настоящего? Разрыв был не в народной культуре, она как раз сохранилась и стала объединительным началом. В данном случае разрыв прошлого и настоящего это полное разъединение народа и барско-дворянской элиты. Разъединение, подготовленное в прошлом самой элитой и реализованное в ходе гражданского ожесточения, разрыв, проявившийся в том, что элита прошлого была просто удалена, включая и «мозг нации» (высылка интеллигентов в 1923 году отчасти оправданная тем, что эти интеллигенты не сделали нужных выводов и новую власть не поддержали). Такой фундаментальный разрыв не может не быть болезненным. Точнее, он мог бы быть менее болезненным и излечимым, если бы это был просто эпизод гражданской войны. Но, как уже сказано, эта пропасть возникла и сформировалась в прошлом, она приняла можно сказать метафизический характер.
Проблема здесь в том, что культура элиты нужна обществу. Даже отстраненная от народа русская элита несла в себе тот тонкий культурный слой, который необходим обществу, который нужно было восстанавливать. Самый эффективный способ такого восстановления – возвращение элиты, осознание ею народной правды и ее сотрудничество с новой властью. Но, похоже, такое было невозможно все по тем же причинам. Эмигранты не могли себе помыслить сотрудничество с большевистской власть, а власть видела в них заклятых врагов, которых скорее всего бы расстреляла. Такова отчасти «метафизика русской трагедии», последовавшей за победой низов в гражданской войне.
Что же такого трудно восстановимого содержал в себе элитарный слой? Попробую показать на примере. Для меня лично остается загадкой привязанность Сталина к «Дням Турбинных». Он разрешил постановку в МХАТе и сам многократно ходил смотреть спектакль. В чем причина? Хочу предложить гипотезу: может дело заключалось в этой подсознательной или вполне сознательной тяге к элите прошлого, точнее, к культуре элиты прошлого. Подлинная элита ответственна, она способна служить идее и в служении идее видит свой жизненный долг. Во всяком случае такова должна быть позиция того тонкого элитарного слоя, который задает традицию и на который ориентируется вся элитная масса. В способности элиты служить идее заключена честь элиты. Понятно, что речь идет не об абстрактной идее, но об «идее своего общества», о правде той культуры, которой служит элита и частью которой она является. В «Днях турбинных» есть разные люди, но есть люди чести и вопрос в этой пьесе (и в «Белой гвардии») по сути поставлен именно о поведении людей чести в условиях трагедии гражданской войны. Наверное, Сталину очень недоставало таких людей. Человек из народа, привлеченный к управлению, может быть честен и даже образован и верен принятой цели, но «аристократия чести», аристократия идея так вдруг не рождается. Нужна традиция, всегда освящаемая какой-то формой жертвенности, неотделимой от идеи служения. В не экстремальных ситуациях такое поведение редко бывает массовым, но именно в таких условиях традиция особенно важна. Недостойных самозванцев, подделывающихся под элиту, сегодня пруд пруди, наверное самый выразительный среди них наш заслуженный и «утомленный солнцем» кинопостановщик.
Восстановление элитарного слоя (или его новое рождение) было совершенно необходимо. В сфере научно-технической эта задача решалась относительная просто путем привлечением спецов из своих и чужих. Но в еще большей степени ее решению способствовало создание советской системы образования и науки, основанной на принципах, не порывавших связи с прошлым и ориентированной на актуальные задачи общественного строительства. Но с выращиванием элиты внутреннего долга, элиты способной на служение идее, было гораздо труднее. Не безнадежно, но труднее. С одной стороны, людей, преданных своему советскому государству, которое они не без основания принимали как государство народное, было достаточно, чтобы решать проблемы индустриального строительства, чтобы победить фашизм и отстоять свою страну. В мобилизационных и экстремальных условиях они оказываются людьми дела, способными жертвенно ему служить. Социальный лифт как бы само собой вытягивал их на соответствующие уровни общественной жизни. Но приходит период, когда нагульновы не актуальны, а служение идее должно принять новый вид, и тогда оно должно опираться на более фундаментальные культурные основания, а не на текущую реализацию идеи социальной справедливости в ее преходящей форме. Ей служили, пока она сливалась с актуальными мобилизационными задачами, краткосрочным в историческом плане. А когда нужно служить идее историософской, продлевающей историческое бытие народа? Такую ситуацию могло дать только возвращение к фундаментальным культурным константам, определяющим сознание элиты. И вопрос в следующем: происходило и смогло ли произойти такое возвращение в советский период?
В отношении – происходило ли – ответ однозначен. Происходило. Оно было необходимым, и такая необходимость себя проявляла в то или иное время. Более всего накануне и во время войны. Кратковременная война с прошлым, которая велась некоторыми активными революционерами сразу после гражданской войны, была остановлена. В 30-ые годы в целом преодолена. Если вспомнить теперь советское прошлое, то можно указать на отличную постановку музейного дела, загибающегося сегодня. Можно указать на русскую историю и русскую классику, возвращенную в сферу образования и воспитания, на народную культуру, которая получила развитие в советской культуре во всех ее проявлениях, наконец, на успехи советского культурного строительства в целом, основанного на ответственности деятеля культуры перед народом, осмеиваемой нынешним шоу-бардаком. И вот один из эпизодов в развитии советской культуры (может из немногих эпизодов), отразивших своеобразную возможную модель «сращивания истории», подспудно совершавшегося в советский период. Речь идет о повести В. Каверина «Два капитана». Диссидентское поведение В. Каверина оставляю без внимания, поскольку у книг своя судьба, и она видится мне примерно так. В эмоциональном и художественно плане повесть замечательна тем, что в ней как бы передана эстафета человека чести прошлого человеку советского настоящего. Через временной разрыв капитан Татаринов, этот человек чести прошлого, передает названную эстафету Саньке Григорьеву, этому человеку чести из советского настоящего. Проблема, поставлена в художественной форме, и это удачный вариант ее постановки (независимо от намерений автора), поскольку в теоретической форме она может обсуждаться в относительно ограниченном круге людей.
В общем суть проста. Идея служения обществу в прошлом и идея служении советскому обществу должны были престать как одна единая идея, точнее, как две стадии одной истории, одной культуры, одного народа, одного государства. Осознать советский период как естественное (по культурному наполнению) продолжение русской истории и дать историософское теоретическое обоснование этого положения. Марксизм не может быть основанием такой эстафеты (в лучшем случае может предстать как вспомогательное средство). Таким основанием может быть только собственная культура, собственная история, собственная общественная мысль, явленная как в народной массе и народном образовании, так и в тонком элитарном слое, включающем интеллектуальную элиту. В сфере идеологии, в сфере сознания требовалось возвращение к самим себе. Похоже в массе своей элита прошлого, в принципе отвергавшая народную правду, не допускавшая даже мысли о ее существовании, была в принципе неспособна к такому шагу.
С такой суммой обстоятельств был связан масштабный идейный поворот, который не был осуществлен. Его реализация вообще была большой проблемой. До ВОВ такое трудно было себе вообразить в силу тех идейно-теоретических установок, которыми формировался корпус революционеров и первый слой большевистской элиты. Они воевали с царизмом, с помещиками и капиталистами, (во всяком случае так оформлялась идеология) и было бы трудно им объяснить, например, вдруг возникающий пиетет к дворянской культуре, т.е. к культуре классового врага, и сочувственный просмотр «Дней Турбиных». (интересно, Журбин и рабочая династия Журбиных возникала не как антитеза Турбиным?). Впрочем, А.С. Пушкин остался с народом в советское время (оставлен как первая величина русской культуры и в советский период), как и ряд других писателей, композиторов, художников и пр. Но такого не случилось с мыслителями прошлого, они оставались в спецхране за исключением революционных демократов, трактуемых как предтечи марксизма и большевизма в России. Хотя вопрос об общественно-политической мысли прошлого мог войти в повестку дня в период послевоенного восстановления и в последовавший за ним период холодной войны. Не случилось, и почему не случилось, не обсуждаю. Закостенелый «марксистский» догматизм М.Суслова играл мощную охранительную роль, именно, охраняющую от того исторического соединения эпох, которое в художественной форме как бы запроектировано в романе В. Каверина. Осознанно действовал М.Суслов или в силу некоего инстинкта патрбюрократии – на этот вопрос нет ответа. Но следствия этих действий однозначно оценены успехом перестройки.
Два замечания в этой связи. Одно из них в том что, как мне кажется, возможное соединение русской и советской истории, ясное осознание преемственности и налаживание этой преемственности в сознании, теоретическое и мировоззренческое обоснование идеи, что советский период есть органическое продолжение русской истории, было кошмаром для «теоретиков Гарварда». Тогда ставка на информационную смысловую войну была бы напрочь бита, а Советский Союз несокрушим. Понятно, что всеми силами они вели борьбу против такой возможности. Речь идет обо всех легальных и нелегальных средствах воздействия, применявшихся в холодной войне. Догматизм советской идеологии, явленный догматизмом Суслова, воевал на чужой стороне.
Второе замечание в следующем. Легко обвинить в русофобии большевиков «ленинского призыва», указывая к тому же и на их национально-этнический состав, чем часто и занимаются ретивые конспирологи. Конечно, из песни слова не выкинешь, и названный субъективный фактор оказывал определенные воздействия на конкретные события революции. Но такие ретивые и эмоциональные изыскания «конспирологов» вольно ли невольно затемняют другой вопрос: почему русская революция оперлась на марксистскую доктрину, а не на какую-либо иную? Потому что большевики такие плохие, или потому что элита прошлого не нашла внутри себя идей, способных дать импульс развитию России? Понятно вроде бы, что белая идея, противостоявшая красным, была идеей западного либерализма, а не монархизма. Впрочем, правильнее говорить об идейном разброде белого движения, объединительным фактором которого являлась только ненависть к красным. Марксистская идея тоже была западной, адаптированной Лениным к русским условиям ценой коррекции ряда ее догматов. Марксизм в этот экстремальный период был принят, поскольку он оформил «правду низов» и идею справедливого солидарного общества. А где же русская идея солидарного общества? Точнее, где идейно-теоретическое оформление этой идеи, способное спуститься на уровень практического социального действия? Не было такого опыта на русской почве, точнее, не было такой идеи, доведенной до политической программы. Как идея философско-мировоззренческая и даже как идея социалистическая она существовала, во всяком случае, в стадии начальной разработки. На этот опыт можно было опереться, но обращение к нему показалось бы контрреволюционным активной части большевистского руководства, весьма далекого от немарксистского интеллектуального творчества, более того, еще и проявлением великодержавного шовинизма. Оставшиеся в России интеллигенты могли бы вспомнить о таких поисках на основе мыслей Федорова, Достоевского, Соловьева и т.п., стремясь найти связь их творчества с современностью. Но они предпочли говорить и думать о другом, и искать теоретические и практические основания своего неприятия большевизма, т.е. неприятия народной правды. Возможно, усилиями Троцкого и самого Ленина они все равно были бы высланы, да еще и с клеймом русских шовинистов и националистов, зато дали бы точку роста для интеллектуального поиска. Например, нашлись интеллектуальные силы для развития идеи евразийства, но и в Союзе, ни за рубежом не нашлось интеллектуального ядра для систематизации и развития поисков русской общественной мысли. Да, в Союзе с этим было строго, но ведь и высланная интеллигенция «философского парохода», над головой которой не висел меч «великодержавного шовинизма», ничего кроме ненависти к большевизму придумать не могла.
Отлучение от истории, хотя и преодоленное во многом после 20-х годов, было продолжено и закреплено в хрущевско-брежневский период. Обращение к наследию прошлого было идеологически контролируемым, что позволило в последующем уже в период перестройки начать создание разных русских спецнационализмов, начиная с уже забытой «Памяти» Васильева. Русская идея всемирна (всеедина), в этом ее «национальный» смысл и в этом ядро русской идеи и русской правды, но не марксистское обращение именно к этому смыслу идеологически преследовалось. Достоевский долгое время был реакционным писателем, а Соловьев оставался лежать в спецхране. И сегодня спецработники стремятся канализировать обращение к русскому наследию в какой-нибудь примитивный славянско-русский национализм, чуждый сути русской идеи в понимания выдающихся мыслителей и художников прошлого.
В конечном счете победил партийный обыватель и мещанин (вспомним: «опутали революцию обывательщины нити, страшнее Врангеля обывательский быт, скорее голову канарейкам сверните, чтобы коммунизм обывателем не был побит»). Его победа создала предпосылки для, скажем так, всемирно-исторической измены советской элиты. Для формирования новой элиты не была создана соответствующая идейно-историческая и образовательная платформа. Интеллигенция, создавшая индустриальную державу, оказалась зараженной тем же вирусом обывательщины, маскируемый демагогической борьбой за свободу и демократию. И этот вирус она активно транслировала в народные массы. И сегодня наш интеллигент с трудом оборачивается к поиску собственной правды, на практике советского строительства уже соединившейся с правдой «русского коммунизма», питая надежды на «интеллектуальную заграницу». И здесь последнее замечание об интеллигенции. Спросим себя, кого поднимал «социальный лифт» брежневского времени к управлению страной через школу комсомола и т.п.? Похоже, по преимуществу советскую интеллигенцию в ее первом и втором поколениях. Если в царский период элита рекрутировалась из дворян, но в наш поздний период по преимуществу из образованного слоя, что в общем-то естественно. Но образованный слой оказался не готовым к решению задачи всемирно-исторической, он как-то пристрастно стал смотреть на западные супермаркеты. Воспроизвел ли он при этом какую-то традицию либеральной русской интеллигенции 19 века или это болезнь сугубо советская – вопрос открытый. Вот пренебрежение к народу нынешние претенденты на элиту воспроизвели в полном досоветском объеме и даже превзошли тот давний уровень. Но кроме обывателя в обществе всегда есть силы, способные к интеллектуальному поиску и социальному действию. Они растворены во всех социальных слоях. От их критической массы зависит будущее. Что же касается поиска собственной правды, то, как и в прошлом, может оказаться что краткосрочные и радикальные политические действия могут обойтись без ее осознания, просто потому, что она явлена в советском устройстве и опыт прошлого (а не заграница) нам поможет. Но осмысление того, чем был СССР крайне актуально. Он был государством победивших низов, обществом, которое не смогло достроить себя, и по этой причине оказалось в руках элиты, изменившей своему обществу. Осознание причин произошедшего является сегодня необходимым условием возвращения в Историю.

Для меня СССР был "метафизически" первой в человеческой истории попыткой построения царства божьего на земле... Именно попыткой. Попыткой как мы видим, сидя на развалинах своей страны, неудавшейся... А "приземлённо" для меня СССР был обществом равных возможностей, обществом одного социального статуса, который можно условно назвать "советский человек". Мне вполне по нраву советский социализм, который мог бы развиться в нечто многоукладное как в Китае. Мне вполне по нраву созидательная трудовая этика, которой жил "советский человек", видя смысл своей дейтельности в своём посильном и добросовестном вкладе в общее дело. На самом деле рвачей среди нас не так уж и много. То что они сейчас правят бал это ни о чём фатально не говорит. Сейчас правят бал низкие эмоции, которые подспудно копились в огромном образовании под названием "монастырь СССР". О монастыре говорил я на этом же форуме, полагая что моя метафора сильно преувеличена. Однако о монастыре говорит и Кургинян в "Постперестройке". Вот вопрос, что это был за монастырь, что у него были за "настоятели" очень интересен... Мне кажется монастырь этот был крайне плох... Исповедального очистительного механизма в нём и не было вовсе. Я его как-то не вижу... Ну в самом деле не считать же этим традицию примитивного усовествления, укоренившуюся в СССР, согласно которой у рядового гражданина формировался убогий примат "неоплатного долга". Очень удобно знаете ли номенклатуре превратить монастырь в армейскую казарму, когда "тяготы и лишения" несутся автоматически, а о высших смыслах позаботятся "большие дяди", в перерывах между затариванием в своих спецраспределителях. А кто для меня был советский коммунист? Советский коммунист это человек который смотрит только вперёд, от себя... Ему казалось что зло коренится в социальном устройстве общества. И если он уничтожит (социально) "господ" как класс то проблема решена и дороги открыты, шагай с размахом, под музыку песни "Я люблю тебя жизнь"... Однако ж... Враг подкрался незаметно. Смотрели всё вперёд, а враг подкрался сзади, изнутри... И оглушил дубиной перестройки. Видимо была утрачена способность "различать духов", а это первейшая обязанность любого монаха, не говоря уже о настоятелях... И какая метафизическая насмешка над наивными смотрящими только вперед строителями... Я их не осуждаю, я просто констатирую некую наивность, иногда весьма и симпатичную... Уничтожили "господ", а сами превратились в таких "господ", что хоть стой хоть падай... Дадут фору тем "вашблагородиям", которых же сами и ненавидели. Я говорю именно о монастыре и "настоятелях", потому что рядовые монахи ещё как-то держали форму. Но форму нельзя держать до бесконечности. Нужны и высшие эмоции, порождаемые высшими смыслами. Нет их, нет обновления духовной связи с высшими смыслами, значит монастырь постепенно превратится в коммунолюблинскую казарму, а потом, на следующей стадии, превратится в бордель... Что мы и видим сидя на развалинах страны... Теперь "настоятели" иступлённо ругают тот монастырь, в котором со своей тонкой душевной организацией чрезмерно страдали. Они думают что обманули богов и въехали в рай... Почему-то такое нередко кончается банальным самоубийством. Драйва жизни у них и так нет, есть иступлённое потребление материи и косметическая покраска трупов...

Сообщение отредактировал Bang - 6.12.2010, 13:42

Да, по факту распада приходится признать неудачу. Но правда и в том, что неудача попытки не означает неудачности идеи.


Насколько плох был монастырь, это предмет обсуждения. Критерии нужны. Но что Вы имеет в виду под исповедальным очистительным механизмом? Проект или пример. Это не придирка, важно как видятся Вам социальные механизмы такого рода.


Нечто подобное она и совершила. Наш общий вопрос: почему это стало возможным?


Проблема может не столько в том, что смотрели вперед. В поздний период стали слишком заглядываться на прилавки. Утраченная способность "различать духов" здесь более важное обстоятельство. Оттого вперед смотреть перестали.

"Две гвоздики для товарища Сталина" (кликабельно)

Сообщение отредактировал rewt - 8.12.2010, 8:03

Да, по факту распада приходится признать неудачу. Но правда и в том, что неудача попытки не означает неудачности идеи.

Ну, т.к. мы смотрим сейчас в прошлое, то я и не поднимаю вопрос неудачна ли эта идея вообще или удачна. Я просто хотел подчеркнуть, что оценивать СССР можно двояко. Как обычное государство. И как государство необычное, строящее коммунизм. То что это государство отказалось строить коммунизм в мировом масштабе, а я уверен что строить настоящий коммунизм можно и нужно только в мировом масштабе, уже однозначно выставляет приговор этому государству, как необычному государству... А далее... Рассуждая о СССР и оценивая те или иные его явления, можно всегда смотреть на это через призму государства обычного, ну такое "как все" и государства необычного, такое "не как все". Соответственно уже тут могут прорисовываться две правоты...

Проблема может не столько в том, что смотрели вперед. В поздний период стали слишком заглядываться на прилавки. Утраченная способность "различать духов" здесь более важное обстоятельство. Оттого вперед смотреть перестали.

Вот смотрите Вы оцениваете советские явления с точки зрения СССР как государства необычного... Тогда да... Монаху запрещено смотреть на женские юбки. Но не в монахах дело. Дело в настоятелях, то есть монахов которым поручено воспитывать других монахов. А тут же всё сгнило... Вы знаете я на этом форуме испытал ряд последовательных разочарований, когда пытался узнавать что же за страна была этот СССР... Определённо был некий порог, после которого страна начала гнить изнутри... Каково же было моё разочарование, когда историческая временная рамка этого порога начала постепенно сдвигаться в прошлое, от Перестройки, через Андропова и Брежнева, до Хрущёва... И даже до самих двадцатых годов. А потом я услышал с чужих слов, что Кургинян говорил, что СССР как Красный проект не был выстроен метафизически до конца. Хоть стой, хоть падай... Получается что СССР мертворожденное дитя? Именно как государство необычное...

Чтобы "различать духов" надо смотреть не вперёд, надо смотреть в себя. И выискивать в себе беспрестанно не загнездились ли где в душе ненужные духи?... Это было у советского человека? У партийных работников? Традиция заглядывания в себя, идущая от православия, была растоптана, высмеяна... В советскую эпоху она не была перенесена. Даже сейчас у людей можно наблюдать некие рефлексы, когда на церковь (считай на историческую Россию вообще) смотрят с некоей ухмылкой... Я уж не говорю об окаменевшей фиге в кармане нашей либеральной интеллигенции... Это всё мутировавшие строители, которые смотрели от себя, вперёд... Даже в вышей степени этой мутации - либеральной интеллигенции коммунистических столичных верхов - можно до сих пор видеть эту полную неспособность видеть себя, у них её как будто бы вырезали... Олигарх, бывший комсомолец, себя видит? Если бы видел не был бы свиньёй... Нынешние либеральные строители тоже "смотрят вперёд" и только вперёд... Потому что со слов Кургиняна, они не только разбойники, они ещё и амбиции имеют какие-то... Что-то типа войти в Историю как преобразившие "рашку" и "совок" в нечто непоротое и нерабское... Вот и "строят"... Откуда вылезли такие национальные отщепенцы из храма коммунистической идеи?

Насколько плох был монастырь, это предмет обсуждения. Критерии нужны. Но что Вы имеет в виду под исповедальным очистительным механизмом? Проект или пример. Это не придирка, важно как видятся Вам социальные механизмы такого рода.

Хорошие Вы вопросы задаёте, Ратан.... Если бы у меня ещё были ответы на них. Что же я имею в виду... Ну давайте возьмём в чисто светском исполнении обычный катарзис. Нечто очистительное, когда происходит пересмотр себя не только на уровне слов. Такой вот исповедальный очистительный механизм. Был ли он в СССР? Было ли нечто что из монаха вытряхивает всю накопившуюся грязь превращая его в нраственную tabula rasa, когда уже не хочется нарушать воссозданную нраственную чистоту внутри себя? Кургинян бы сказал что эту роль должна была выполнять советская культура и она с этой ролью не справилась. Не считать же этим механизмом традицию общественного порицания (собрания и проч). Да, это было и это нужно, но этого мало на мой взгляд... У каждой личности есть светлая сторона и сторона тёмная, есть своя "тень". Если Вам кто-то скажет что у него нет "тени", бегите от него, это опасный человек... Так вот... В СССР, как проекте (механизме если хотите), "тень" советского человека была, как бы это сказать, нелегальна что ли... Официально. Не было того пространства (кроме убогих кухонь) где можно было бы глотнув воздуха разобраться со своими "тенями", вывести их на свет... А был механизм, который востребовал от людей, живых личностей, некие положительные качества. И эти положительные качества просто "доставлялись" на потребу... А потом это вошло в привычку, "тень" уходила в глубину на поверхности же был футляр... "Тень" спряталась, но не исчезала... "Духи" копились себе и копились и потом произошёл переворот - коммунистический человек, как человек Дающий, обратился (социально, на уровне общества), в человека капиталистического, как человека Берущего... А люди привыкли жить двойной жизнью, культура у нас тоже смотрела вперёд, с оптимизмом красноплаточной комсомолки, традиция прошлого была отринута (не считаю что её костяк обязательно составляет идея солидарности). Нраственный коммунистический императив был отринут (а на фиг он нужен, кто-то им ЖИЛ, реально ЖИЛ? А ради чего "тяготы и лишения" то?), а за ним пустота... Вот и вылезли нраственные инвалиды с моралью "без Бога всё можно", второй раз за прошлый век, пролезли на вершину иерархии альфа-самцов, а внизу осталась массовая тоскливая досада в душе рядовых монахов, что их развели как кроликов под сатанинский смех того кто умеет ловко предлагать "дары". Примерно так... И говоря о таких интимных вещах я даже не могу тут говорить в терминах "проекта"... Должна быть живая жизнь, на мой взгляд она постепенно уходила из СССР. В конце трагический итог - СССР рухнул и как необычное государство и как государство обычное. Нельзя бежать за двумя зайцами то... Как Хрущёв. Сталин ушёл, ушёл стальной кулак единоличной воли, и в виду отсутствия живой ткани и света монастыря, механизм стал мутировать, вылупился при Горбачёве, распух при Ельцине до невообразимых размеров, насосался крови как клоп при Путине. В финале имеем уродливое образование, совмещающее в себе все пороки маразматического "совка" и западного дикого "капка"...

Сообщение отредактировал Bang - 9.12.2010, 11:58

Да, смотрим в прошлое. Но ведь смотрим, чтобы увидеть будущее. Этим задан наш взгляд, так сказать, ракурс взгляда.

Я полагаю, что обе эти правоты и нужно видеть в одном. Общество (государство), строящее коммунизм и «просто государство» суть одно и то же лицо. Нет ведь просо государств без идеологии и исторической цели. Это относится и к Союзу.




Я уже отметил, что обычное и необычное суть одно и то же. Я хочу увидеть в СССР продолжение русской истории, победу собственной исторической правды России. А о том, что эта правда по сути своей всемирна, говорено много и в прошлом, начиная с того же Филофея Вообще-то можно найти подспудное выражение таких идей и в более ранней истории. В СССР эта правда была подана в соответствующей идеологической упаковке марксизма, тогда и исторической целью оказаой цели. Стоило коммунизм понять как много сала и колбасы, как историческая цель пропала, остался обывательский прилавок со смотками и едой, даже худшей ем наша, но красиво упакованной. Монаху не запрещено смотреть на женские юбки, ему не должно соблазняться. Поэтому сравнение СССР с монастырем, в котором настоятели должны были оберегать своих келейников от женских юбок, мне не кажется адекватным. Правильный взгляд на вещи убережет от сообразна, которые в миру есть всегда. Своя высокая идея берегла, когда ее наши настоятели и с помощью интеллигентного обывателя начали вытравливать в народе, тогда и начался кризис. Но для этого кризиса была заложена давняя почва в виде противостояния элиты и народа, с одной стороны, и виде идеологической формы, которая была неадекватна исторической задаче. В мобилизационный период было не до сомнений, после победы нужно было срочное элитарное и идейное обновление, о котором я упоминал.


От разочарования нужно идти к обретению. Я лично согласен с Кургиняном в том, что советский проект не был выстроен метафизически до конца. Собственно, у меня это давняя мысль, подпитываемая историей России и историей ее общественных движений. Но я не публичный человек, мысль оставалась при мне. Так вот диагноз должен внушать оптимизм именно правильным диагнозом. Если известна болезнь, появляются адекватные средства ее лечения. СССР гнил совсем не так долго, хотя около трети своего срока существования (тут как считать, конечно). Где-то с 20-го съезда и «стиляг» (конечно, стиляги симптом, но никак не причина). После завершения послевоенного восстановления нужна была срочная «метафизическая достройка». Могла ли она быть? Вопрос сегодня праздный, но все-таки. Определенные основания в виде поворота к русской истории, русскому патриотизму и даже русскому православию создавали (снималось или становилось возможным снятия табу с творчества Достоевского и русской философии) такую возможность. Страна приняла бы такой разворот сознания при подчеркивании всемирности (интернационализма) русской культуры. Опыт построения русского коммунизма мог бы слиться с ее историей и получить в ней метафизическую подпитку. В некотором смысле страна подошла к точке «метафизической бифуркации»). Но внутренних сил не хватило для выхода на собственную траекторию в этом смысловом пространстве. Конечно, не без помощи извне, но более всего изнутри. В частности, спецслужбы жестко отслеживали проявление «шовинистических» идей и мягко гладили западенческое диссидентство. В эту эпоху расцвел «властитель дум» под патронажем КГБ и высшей партэлиты. Речь идет о Солженицине. Ну, о роли либерализованной интеллигенции не говорю. В борьбе с партократией она усердно ей помогали, чтобы при этом она ни думала, В определенный период в один ряд с ней встала белопатриотическая интеллигенция, предавшая «свой монастырь». В общем, внутреннюю слабость в выстраивании советского государства (слабость «метафизическую слабость») крутанули на все сто. И до сих пор идут круги, чо видно и по обсуждениям на форумах, включая наш. Без соединения разорвкнных частей истории никакого будущего не видать. Бес Смысла (метафизического смысла) страну не восстановить, все рецпты будут уходит в песок, не будет объединяющей мотивации. Нельзя служить материальному благополучию, тем более благополучию для себя. Этому служила поздняя номенклатурная элита, она продолжает служить ей и сегодня. Вместо орденской элиты пришла ‘элита «туалетной бумаги».


Я думаю, мы этим и занимаемся, обращаясь к истории как советской, так и досоветской.


Да нет же, учли же ценностям соборным под новой оболочкой. Подчинять личное общественному, сливаться с общественным, служить людям. Разве это не заглядывание в себя? Находить эгоизм и слабость внутри и преодолевать их ради общего дела. Разве это не «заглядывание»? Не интеллигентское же самокопаниев в духе Лоханкна Вы имеете в виду, я полагаю.


Я начинаю смотреть на нее уже с ненавистью, а не только с ухмылкой. Чем она отличается от Млечина и Сванидзе. У Кургиняна в компании пока не было попов, хотя не исключаю их появление. А у названных персонажей уже отметились. Конечно, это по конкретным фактам. Другое дело – православие и его историческая роль, как историческая роль РПЦ.


Вот только не из храма идеи, а из обывательского сарая. Как и наши деятели РПЦ не из храма. Вот Соловьев, на мой взгляд, был из храма, а эти нет.



Не зависимо от того, что сказал бы Кургинян, последние слова правильные в том, что эту роль должна была исполнять советская культура. И она с этой роль справлялась. Поэому ее пришлось удалить. Но представьте, что сегодня звуковое пространство наполнили бы те же звуки, которые мы слышали в послевоенном прошлом. Советская песня (Если сегодня что и поется, так только она. «Споемте друзья,ведь завтра в поход…»), русская народная песня и русские романсы (и какие голоса – не перечисляю), симфоническая музыка и даже опера по радио. Художественная литература высшего класса и с лучшими чтецами (это только у Млечина в прошлом звучал один похоронный марш). Да, был очистительныйы катарсис, его несло советское искусство.

у человеку.

В сообщении ограничено число цитат, пришлось делать в две серии. Ответ-2

Ее легализовывало (выводило на свет) искусство, чтобы с нею бороться. Когда с ней перестали бороться, она стала наибрать силы в тени, поскольку на свету ей не жить.


Я думаю, что это поклеп на советского человека. Да обывательщина заразила, но не убила. Просто он теперь в условиях, вынуждающих к несоветской жизни. А главное – дезориентирован. Т.е. я хочу сказать следующее. Духи копились в партноменклатуре. Зараза же обывательства заразила и советского человека. Это несмоненно. Но не убила, я полагаю. Он тяжело болен, настолько тяжело, что может умереть. А это будет и смертью русской культуры. Те умники, которые отделяют русского человека от советского, помогают умереть русскому человеку.


Спорный тезис. Вот номенклатура точно жила двойной жизнь, одно нужно было говорить, и другое – делать. Человек с совестью нигде двойной жизнью не жил. Просто он был вынужден часто выбирать себе нишу, избавляющую от этой двойстввенности. Например, не шел в номенклатуру. Вот сотрудники журнала «Коммунист», те жили двойной жизнь. Это нельзя было не почувствовать при контактах с ними, как впрочем и в других номенклатурных центрах.



Да, уходила. В этом суть «застоя». Уходила не сама собой, болезнь не только не лечили, ее распространяли подобно тому как европейские переселенцы слали зараженные корью одеяла местным туземцам в Сев.Ам.


Нет маразматического совка. Есть обманутый и забитый до одури русский Ванька, он же советский человек. Так мне видится ситуация. Сегодня на одного совка только и надежда. Слышите же ярость по отношению к нему либероидов. Дл них он «антропологическая катастрофа». И надо бы м эту антропологическую катастрофу устроить. Посадить в настоящем смысле слова и заставить слушать классику и вообще все, что дышит нравственным чувством, пусть корчатся как нечистая сила на свету. Да еще труд на свежем воздухе. Сегодня вот за бортом минус тридцать, активирует жи

Очень похоже на правду. Согласна, что государство было похоже на монастырь по форме, но без "внутреннего делания". Когда монахи живут таким образом, то они могут впасть в прелесть, а потом погибнуть. Говорят, вера без дел мертва. Так, коммунистическая идеология, постепенно превратилась в пустую догму, которая была только на словах. Это и привело к известным последствиям.

Вы меня извините, но по-моему, когда русского человека называют то русским, а то советским, вот тогда его и делят на две части. Русский - национальность. Советский - тот, кто жил в СССР. Кстати, не совсем для меня понятное название. Тех, кто жил и в советское время и живет сейчас, их как нужно называть? Или как называть людей, родившихся в 19 веке и заставших социализм? Один и тот же человек при смене строя вдруг превращается в какого-то другого?

Не все ценности соборные были учтены под "новой оболочкой". Главный грех, с точки зрения Православия, от которого происходят все иные грехи и все беды человека - это гордыня. И этот грех не был включен в "перечень грехов" при построении советской морали.
Подчинять личное общественному - это не заглядывание в себя. Заглядывание в себя - это когда человек видит "бревно в своем глазу", а в "глазу брата - сучок", а не наоборот.

И еще: спасибо за поднятую тему, для себя почерпнула много полезного и важного.

Сообщение отредактировал Серафима - 12.12.2010, 3:32

Я тоже с интересом и благодарностью слежу за этим диалогом.
Вы, Серафима, неправильно трактуете понятие "советский человек", как мне кажется. Советский человек - определяется не по месту проживания. И не по дате рождения.
Я в своё время с иронией - как, наверное, почти все, - относился к словам "новая общность - советский человек". Только теперь до меня - и до многих, думаю, - дошло, что это были не пустые слова. Речь идёт именно о новом явлении. Оно сложное, но цельное - то есть не сводится к совокупности многочисленных признаков. Пытаться представить его в терминах и понятиях досоветской русской культуры, думаю, было невозможно. Хотя вырастало это понятие благодаря трудам, мыслям, и всей жизни людей, родившихся до революции.
Как любое сложное и синкретическое понятие, оно вырастало, формировалось постепенно, и было достаточно глубоко осознано лишь в 50-е годы и позднее.
Точного краткого определения такому понятию, наверное, нет. Может быть, оно несводимо к другим, более простым понятиям. Его можно раскрыть через выявление взаимных связей с другими понятиями.
В онтологическом плане советский человек ещё рос и развивался - и это понятие развивалось, расширялось и конкретизировалось. И отечественное искусство (теперь не принято говорить "советское искусство") раскрывало это понятие. Если Вам понятны спектакли, фильмы и книги советского времени, если Вы чувствуете их нравственный посыл, если замечаете какие-то противоречивые тезисы в них и готовы спорить с некоторыми, соглашаясь с другими - это, по-моему, должно означать, что и Вы в чём-то причастны к тому явлению. Уходящему, к сожалению, явлению. К убиваемому феномену - советскому человеку.

Для Ratan'а и Тары. Я вернулся. Слухи о моей болезни оказались "сильно преувеличенными". Всем спасибо за дружеское участие.

Да. Гордость в понимании советского человека - это не грех. Более того, основа нравственности, - не побоюсь сказать - по нашему понятию, лежит не в страхе наказания на том или на этом свете. И система нравственных ценностей не могла быть выражена в виде какого-то законченного перечня грехов и благих дел. "Недиалектично мыслите" - сказали бы на это тогда.
И весь "Суд времени" был затеян, кроме всего прочего, и для того, чтобы убить в нас эту гордость, возбудить, активизировать синдром бесконечного покаяния. "За что нибудь, но покайтесь". Вот теперь - за "Катынь" каяться будем.
Один из основополагающих тезисов советской морали - "Человек - это звучит гордо!". Мы так воспитаны. Я уважаю других. И уважаю себя. Это равносильные тезисы. Одно из другого следует.
Не случайно сакраментальный вопрос, которым заканчивались многие "дружеские беседы", звучал так: "Ты меня уважаешь?"

Нет, ошибаетесь. За чужие грехи мы не должны каяться. По поводу "Катыни" я полностью разделяю Ваше мнение.
И еще Вы ошибаетесь, что верующие люди живут с каким-то чувством страха наказания. Вера человеку дает чувство радости в душе.

Сообщение отредактировал Серафима - 12.12.2010, 4:03

Не о том, должны ли. Заставят изображать покаяние.
Насчёт веры - дискутировать не буду. Сказано уже достаточно.

Вы меня простите, но кажется в какой-то другой ветке Вы говорили о том, что нужно убить в себе дракона, подразумевая под ним, как я поняла, именно гордость. Или я ошибаюсь?

Сообщение отредактировал Серафима - 12.12.2010, 4:14

И да, и нет. Гордость может быть разной. Это - тоже многозначное, многомерное даже понятие, как ни банально это звучит. В частности, поэтому я против однозначного отрицания её. Чем гордиться? - вот вопрос.
"Дракон" в данном контексте - это ощущение того, что ты - носитель истины в последней инстанции. В плане шварцевской пьесы - синдром победителя. Который получает всё.
В каждом человеке есть и "благие", и "грешные" (как сказали бы, наверное, Вы) намерения и мотивы. Именно намерения и мотивы. Как тенденции, которые могут развиваться и изменяться. Самодеятельно и под влиянием других. А не черты, не клейма. Наподобие первородного греха. "Ты человек - значит уже грешен". По факту рождения. И такая радость в душе!
Но не ради радости живём. Хотя и приятно порадоваться. Но не в том грех - или заслуга.

Я думаю, что собой гордиться неправильно. А гордиться или вернее радоваться успехам своей страны и других людей очень даже хорошо.

А если ты спас человека? Можно гордиться своим поступком? А Вы видели лицо матери, выходящей с желанным(!) младенцем из родильного дома? Гордая и счастливая!
Но тут одна тонкость есть. Понимание того, что и ты сам - часть социума. Ты - и результат воспитания школой, родителями, обществом. И ты сделал то, что семья, школа, это общество одобряют. Твоё общество. Твоя страна. И ты гордишься собой, как частью своей родины. Но об этом в такой момент мало кто задумывается. Это как при ходьбе задумываться, какой сустав сгибать-разгибать... Пусть другие рассматривают и анализируют.
Опять приведу в пример песню. Но сначала - оговорка "на злобу дня".
Я, честно говоря, с некоторых пор стал с лёгким недоверием относиться к нашим соотечественникам из "ближнего зарубежья". Это - замечание на полях. Но с благодарностью храню в душе всё самое хорошее, что связано с нами - даже рука не поднимается написать с нашими соотечественниками, это мы и есть - в недавнем общем прошлом.
Но вот о чём хочу сказать - о песне Давида Тухманова, в исполнении Софии Ротару. О песне "Родина моя". Вслушайтесь в неё. В то, с какой гордостью и радостью она поёт, и КАК детский хор подхватывает её - слова? пение? - не знаю. Настрой, посыл.
Я горжусь своей Родиной. Я горжусь тем, что я - её часть. Горжусь своей причастностью к её великим делам. Почитайте воспоминания здесь на форуме. С какой гордостью говорят люди о своём участии в великих делах. Правда, теперь чаще - о горе, а не о гордости. О горе, постигшем Родину. Но это - уже другая тема.

Не надо отождествлять СССР позднего предперестроечного периода, когда вместо внутреннего делания в обществе разросся золотой (обывательский) микроб. Тогда и началось: думаем одно, говорим другое, делаем третье. Нужно так сказать, различать идеальный тип от его проявленй. Где-то в начале 60-х в обществе прошли последние наверное фильмы, в которых еще бцла установка на творчество для людей, т.е. на внутреннее делание (пример, "Весна на заречной улице"). Ибо нет "внутреннего делания" без людей, к которым оно обращено. Только в обращении к людям всякое внутреннее очищение имеет смысл. не для для себя же любимого. Любить себя учат сегодня, а в не в СССР.