Сатирикон Опции

[Валерий Рокотов]

2084: ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА


В магазине спрашиваю:
- У вас свежих генетически модифицированных продуктов нет? А то у меня что-то хвост плохо растет.
- Ну-ка, повернитесь, - говорят.
Глянули, головой покачали.
- Да, жидковат. Давно это у вас началось?
А стыдобище! Сквозь землю провалиться готов. Вокруг все люди, как люди: рожи красные, носы лиловые, хвостищи пышные. Один я как придурок. Как не России сын.
- Да знаете, - объясняю, - после того, как в деревню наведался, под Псков. Ел там морковку с огорода, луч репчатый, бабушкин борщ, холодец с картошкой и самогонкой эту дрянь запивал. С молодухами еще на свежем воздухе до зари кувыркался - по сеновалам целый месяц, как окаянный, скакал. В общем, нарушил режим, братцы, расслабился и вот результат - хвост еле дышит уже. Того и гляди, отвалится нахрен. Какой-то стручок из жопы торчит. Стесняюсь спиной повернуться.
Посочувствовали мне добрые люди: да, дескать, беда. К врачу бы тебе, сердешный, не опоздать.
Не люблю я по больницам таскаться, но кинулся, а что делать? В очереди, гляжу, у всех та же беда - хвосты поникшие, куцые, и лицом все бледны. Похоже, как и я, сталкеры, искатели приключений в аномальных местах. При этом кто с фонарем, кто под конвоем. Одного в наручниках на принудительное лечение доставили, чтобы народ не злил. И каждый второй валокордин рассасывает. А как не рассасывать? Самого, пока ехал, тридцать раз освистали.
Не знаю, как очереди дождался. Захожу к доктору, ни жив, ни мертв. Дрожь пробивает, в голове туман. Думаю: а если ампутацию назначат? Не переживу!
Тот (молиться за него буду до конца дней!) только взглянул и сразу рецепт писать.
- Тяжелый случай, - констатирует, - но попробуем излечить. Значит так. На первом месте, конечно, соя американская, предназначенная для имитации пищи, и окорочка. Финские арбузы в пищу чаще употребляйте. Пейте больше молдавского вина. Они виноградники пестицидами заливают. Раньше жалели химии, а теперь не щадят.
- Самое дешевое покупать? - спрашиваю.
- Нет, - говорит, - любое подходит. Еще яблоки голландские, зеркальные.
- Это от которых в животе концерты?
- Точно. Потом попробуйте байконурский кумыс. Правда, от него побочный эффект зафиксирован. Можете облысеть.
- Это ничего, - сообщаю. - Все равно мода в этом направлении движется.
- Сгущенка донецкая хороша - у них там коровы уже канцелярскими чернилами доятся. Только от нее зубы выпадают.
- И это нам нипочем, - уверяю. - На мягких продуктах жить буду. Как космонавт.
- Ну, и отечественную продукцию не забывайте: говядину из районов активного животноводства близких к радиоактивным отстойникам, воблу камскую пучеглазую, светящиеся ватрушки со штампиком «Арзамас-16», варенье норильское, богатое серой и углеродом, шоколад тюменский прессованный.
- Это тот, - уточняю, - что распадается в желудке на мазут и какао?
- Он. И смотрите - больше так организм не насилуйте. Еще один раз сорветесь, и помочь не смогу.
- Да, я, доктор, - кричу, - теперь из Москвы больше не выеду никуда!
Месяц точно рецепту следовал. Все, как назначено, принимал. К концу срока глянул в зеркало и повеселел. Великая вещь - медицина! Хвост - дыбом. Заблестел, распушился - приятно посмотреть. Словно у меня павлины в роду. Теперь из городской массы не выделяюсь ничем. Чего и всем желаю.

[Валерий Рокотов]

МОЛЧАНИЕ МЕНТОВ


Помните, покаяние было в моде. Все каялись: сначала коммунисты, потом демократы. Одни менты молчали, словно святые. А им бы снять грех с души. Гаишникам выстроиться вдоль дорог, бухнуться на колени и вымаливать прощение у водителей, которых они обдирали десятилетиями. Или сотрудникам ППС извиниться перед всеми ограбленными, изнасилованными, брошенными в беде. Или следователям райотделов - перед невинно посаженными, измордованными, искалеченными, перед жертвами преступлений, следы которых удалось замести. Но молчат менты. Ни слова из них не выжмешь. А что им? Они же власть.
Меня всегда остро интересовало: где их только таких находят? Как-то приехал в один райотдел. Вдруг дверь открывается и на улицу валит толпа: рожи волчьи, свирепые, глаза подбитые, беспощадные, из глоток - расписной перемат. У постового спрашиваю: «Это что - проблемная молодежь?» Я решил, что освободили группу задержанных. «Нет, - отвечает, - это наши курсанты на стажировке». Мама родная! Не дай Бог на таких в темное время суток нарваться. Живым не уйдешь.
У ментов много работы: ловля преступников с целью ограбления, приём податей у ларечников, сутенеров и наркодельцов, рэкет, обмен положенного наказания на денежные знаки по прейскуранту.
И глядя на этот беспредел, народу всё чаще и всё отчаяннее вспоминается Дядя Стёпа. Эта всеобщая жирная ностальгия рождает призрак, который начинает бродить по городам и пугать. Он пугает ментов, отнимая у них покой, вселяя страх и задумчивость. Он приходит к ним белым радостным днем и тёмной беззвездной ночью. Он не дает жить.
Долговязое хмурое привидение является менту, когда он протягивает руку за взяткой. Оно проявляется перед ментом, когда он покупает престижный автомобиль. (И мент врезается в дерево.) Оно тащится следом, когда мент волочится домой после забав с проститутками.
В Дядю Стёпу стреляют. Ему угрожают противоестественной расправой. Его посылают по матушке и осеняют крестом. Но он не исчезает, а только увеличивается - растет, становится выше и выше и достает до небес.
Менты начинают видеть соратников Дяди Стёпы в своих товарищах по оружию. Им всюду зрится предательство. Им кажется, что коллега вдруг заделался честным. Все признаки налицо: не дергается, не бухает, явно спит хорошо и даже помолодел. С удовольствием мчится на помощь и запрещает называть себя «мент». Чудится им, что вот-вот расколется вся милиция на своих и чужих, на ментов и милиционеров. И сойдутся они в схватке кровавой, не щадя живота своего. И в белом венчике из роз во главе своей рати двинет на ворога известный субъект.
Дядю Стёпу бояться больше всего на свете: больше министра и президента, больше братвы и службы собственной безопасности, больше СПИДа и сифилиса, больше молнии и архангела Михаила.
Его нельзя убить. На него не наедешь. Его не посадишь в камеру с гомосеками, не опустишь, не очернишь и не сглазишь. Вроде отстал, ты его усилием воли сумел подавить. Ан нет. Раз - и опять проявился. Только ты студентку смазливую повел в линейное отделение, где никто не мешает, и где кричи - не кричи, как вдруг в знакомых дверях - Дядя Стёпа.
Или стоишь в суде, даешь ложные показания, и тут внезапно помутнелся рассудок, потом дымка развеялась, а на месте мирового судьи - Дядя Стёпа.
Доходит до того, что иной мент к ребенку родному ночью подойти не решается, одеяло поправить. Подойдешь, а там лежит и лоску сосет Дядя Стёпа.
Кто-то вступает с привидением в путанный диалог: что-то пытается ему доказать, как-то перед ним оправдаться. Дома, мол, дети малые, а зарплаты на жизнь не хватает. Или: «Беру, но последний раз. Чтоб мне сдохнуть! Клянусь!!» И все молят Дядю Стёпу, чтоб он больше им не являлся.
Но молитвы не действуют. И даже в церкви самой от него, подлеца, не укрыться. Подчас купишь свечку самую толстую, к иконе на дрожащий ногах подойдешь, поднимешь бесстыжие глаза на Спасителя, а там... Ма-а-ма-а-а!!! И бежишь, бывало, через весь город, нарушая все его законы и правила. Тебя ужас гонит. Пинает в задницу здоровенный сапог. И осознаешь на бегу, под чувствительными ударами, в тумане безоглядного драпа, что нет тебе ни спасения, ни защиты, ни оправдания. Нет места, где можно спрятаться и отдышаться на огромной этой земле. Даже на могилку к матери с охапкой пыльных придорожных цветов не придешь, памятник холодный её, покрытый росой, не обнимешь и горести свои не выговоришь. Знаешь точно - Он там сидит и с мамой твоей о тебе беседует. И мама тобой недовольна.
В этом главная причина ментовской свирепости. Бегающие глаза, истеричность, жгучее желание выстрелить - это всё Дядя Стёпа виновен. Он довёл.
Что делать ментам с этим кошмаром? Не представляю. Только молчать. Молчать и терпеть в ожидании неизбежного.
А как не молчать? А кому об этом расскажешь?