Сатирикон Опции

[Валерий Рокотов]

2084: ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА


В магазине спрашиваю:
- У вас свежих генетически модифицированных продуктов нет? А то у меня что-то хвост плохо растет.
- Ну-ка, повернитесь, - говорят.
Глянули, головой покачали.
- Да, жидковат. Давно это у вас началось?
А стыдобище! Сквозь землю провалиться готов. Вокруг все люди, как люди: рожи красные, носы лиловые, хвостищи пышные. Один я как придурок. Как не России сын.
- Да знаете, - объясняю, - после того, как в деревню наведался, под Псков. Ел там морковку с огорода, луч репчатый, бабушкин борщ, холодец с картошкой и самогонкой эту дрянь запивал. С молодухами еще на свежем воздухе до зари кувыркался - по сеновалам целый месяц, как окаянный, скакал. В общем, нарушил режим, братцы, расслабился и вот результат - хвост еле дышит уже. Того и гляди, отвалится нахрен. Какой-то стручок из жопы торчит. Стесняюсь спиной повернуться.
Посочувствовали мне добрые люди: да, дескать, беда. К врачу бы тебе, сердешный, не опоздать.
Не люблю я по больницам таскаться, но кинулся, а что делать? В очереди, гляжу, у всех та же беда - хвосты поникшие, куцые, и лицом все бледны. Похоже, как и я, сталкеры, искатели приключений в аномальных местах. При этом кто с фонарем, кто под конвоем. Одного в наручниках на принудительное лечение доставили, чтобы народ не злил. И каждый второй валокордин рассасывает. А как не рассасывать? Самого, пока ехал, тридцать раз освистали.
Не знаю, как очереди дождался. Захожу к доктору, ни жив, ни мертв. Дрожь пробивает, в голове туман. Думаю: а если ампутацию назначат? Не переживу!
Тот (молиться за него буду до конца дней!) только взглянул и сразу рецепт писать.
- Тяжелый случай, - констатирует, - но попробуем излечить. Значит так. На первом месте, конечно, соя американская, предназначенная для имитации пищи, и окорочка. Финские арбузы в пищу чаще употребляйте. Пейте больше молдавского вина. Они виноградники пестицидами заливают. Раньше жалели химии, а теперь не щадят.
- Самое дешевое покупать? - спрашиваю.
- Нет, - говорит, - любое подходит. Еще яблоки голландские, зеркальные.
- Это от которых в животе концерты?
- Точно. Потом попробуйте байконурский кумыс. Правда, от него побочный эффект зафиксирован. Можете облысеть.
- Это ничего, - сообщаю. - Все равно мода в этом направлении движется.
- Сгущенка донецкая хороша - у них там коровы уже канцелярскими чернилами доятся. Только от нее зубы выпадают.
- И это нам нипочем, - уверяю. - На мягких продуктах жить буду. Как космонавт.
- Ну, и отечественную продукцию не забывайте: говядину из районов активного животноводства близких к радиоактивным отстойникам, воблу камскую пучеглазую, светящиеся ватрушки со штампиком «Арзамас-16», варенье норильское, богатое серой и углеродом, шоколад тюменский прессованный.
- Это тот, - уточняю, - что распадается в желудке на мазут и какао?
- Он. И смотрите - больше так организм не насилуйте. Еще один раз сорветесь, и помочь не смогу.
- Да, я, доктор, - кричу, - теперь из Москвы больше не выеду никуда!
Месяц точно рецепту следовал. Все, как назначено, принимал. К концу срока глянул в зеркало и повеселел. Великая вещь - медицина! Хвост - дыбом. Заблестел, распушился - приятно посмотреть. Словно у меня павлины в роду. Теперь из городской массы не выделяюсь ничем. Чего и всем желаю.

[Валерий Рокотов]

ЮРИСТ-ПОБЕДИТЕЛЬ


Они встретились, как всегда, чтобы выпить и вспомнить юность. Гоббс тоже выпил и вспомнил, но весь вечер вёл себя странно - всё томился какой-то мыслью, всё дёргался и порывался толкнуть речугу. Но это было как-то некстати. Вечер тихо плыл в тумане хмельной ностальгии. И вот, когда, наконец, заговорили о главном (о том, кто и как, с помощью каких уловок, вырвал победу в судебной схватке) Гоббс яростно хлопнул подтяжками и энергичным рывком возвысился над столом. Более он был не в силах молчать.
- Братья! Коллеги! - провозгласил он, и его подвижный лоснящийся подбородок задрожал, как желе. - Мир изменился. Он изменился необратимо. Горе тому, кто это не осознал. Пришла новая эра. Эпоха юристов. Всё замкнулось на нас. Без нас ничего невозможно. И мы всё решим за переговорным столом, выдвигая и принимая условия. Мы всех опутаем строками договоров, свяжем по рукам и ногам. И всё это дерганье, наконец, прекратится. Всё успокоится. Наступит окончательный, вечный порядок. Утвердится тысячелетнее царство бумаги, диктатура юридической формулировки. И на троне в этом царстве будем восседать мы. Ведь кто, как ни мы, знает законы и способы их применения. Кто, как ни мы, знает, как измотать бунтаря судебным процессом. Как его психологически надорвать, вдаваясь в тонкости документа. Мы с вами не раз наблюдали, как в этом мертвом обсуждении иссякает любая протестная энергия. Как истец, исполненный силы и вдохновения, постепенно сдает все позиции. Как тот, кто хотел тебя задушить, становится мягким и смирным. Как он ждет решения, уже ни на что не надеясь и желая лишь одного - чтобы кто-нибудь ободрил его добрым словом. Это тончайший момент, мгновение истинного наслаждения! И ты, победивший в сражении, за дверью судебного зала бросаешь это утешительное словцо. Ты похлопываешь его по плечу, и он исполняется благодарности. А бывает, и плачет. И пусть плачет, дурак! Вообще, к черту эти слезы и жалобные стенания! Плевать на все эти взывания к каким-то нелепым понятиям. К какой-то справедливости и состраданию. Нет ничего этого. Есть документы и пункты. Кто победил, тот и взял, а проиграл - отойди в сторону. Может, повезет в другой раз. - И вдруг оратор раздался вширь, вырос до потолка, озарился чудесным сиянием и захохотал, указывая на квадрат окна, за которым мелькали скучные тени. - Они ничего не поняли! Ничего! Они дёргались, обманывали себя, думали не о том, и вот результат. Они - ничто, пыль под ногами. И потому они наши законные данники. Плачь же, стенай, толпа дуралеев. Склони голову и пади на колени. Пред тобою твой господин, перед тобой - юрист-победитель! Так за наш ум, коллеги, за наши знания, которые дали нам власть без войны и кровопролития, без шума и пыли! И власть эта пребудет вовеки!
- Аминь!!! - вскричало собрание и шумно соединило бокалы.
Где-то через месяц все они собрались у входа в районный морг и траурной колонной поплыли к погосту. Гоббса хоронили в закрытом гробу, потому что смотреть на него было немыслимо. Он был изуродован весь. Ему нанесли более ста ударов ножом. Убийца явно не мог остановиться, не мог утолить своей ненависти, кромсая и кромсая уже бездыханное тело. На поминки никто из них не пошел, несмотря на то, что обед обещал быть обильным. Мерцающая, бриллиантовая вдова не поскупилась на угощения. Какая-то странная мысль погнала всех их с сырого, туманного кладбища. Какой-то непонятный, нарастающий страх пред тем, что никогда не обуздать пунктами договоров, вдруг заставил их съежиться и торопливо разъехаться дорогами этого снова ставшего неподвластным мира.