Сатирикон Опции

[Валерий Рокотов]

2084: ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА


В магазине спрашиваю:
- У вас свежих генетически модифицированных продуктов нет? А то у меня что-то хвост плохо растет.
- Ну-ка, повернитесь, - говорят.
Глянули, головой покачали.
- Да, жидковат. Давно это у вас началось?
А стыдобище! Сквозь землю провалиться готов. Вокруг все люди, как люди: рожи красные, носы лиловые, хвостищи пышные. Один я как придурок. Как не России сын.
- Да знаете, - объясняю, - после того, как в деревню наведался, под Псков. Ел там морковку с огорода, луч репчатый, бабушкин борщ, холодец с картошкой и самогонкой эту дрянь запивал. С молодухами еще на свежем воздухе до зари кувыркался - по сеновалам целый месяц, как окаянный, скакал. В общем, нарушил режим, братцы, расслабился и вот результат - хвост еле дышит уже. Того и гляди, отвалится нахрен. Какой-то стручок из жопы торчит. Стесняюсь спиной повернуться.
Посочувствовали мне добрые люди: да, дескать, беда. К врачу бы тебе, сердешный, не опоздать.
Не люблю я по больницам таскаться, но кинулся, а что делать? В очереди, гляжу, у всех та же беда - хвосты поникшие, куцые, и лицом все бледны. Похоже, как и я, сталкеры, искатели приключений в аномальных местах. При этом кто с фонарем, кто под конвоем. Одного в наручниках на принудительное лечение доставили, чтобы народ не злил. И каждый второй валокордин рассасывает. А как не рассасывать? Самого, пока ехал, тридцать раз освистали.
Не знаю, как очереди дождался. Захожу к доктору, ни жив, ни мертв. Дрожь пробивает, в голове туман. Думаю: а если ампутацию назначат? Не переживу!
Тот (молиться за него буду до конца дней!) только взглянул и сразу рецепт писать.
- Тяжелый случай, - констатирует, - но попробуем излечить. Значит так. На первом месте, конечно, соя американская, предназначенная для имитации пищи, и окорочка. Финские арбузы в пищу чаще употребляйте. Пейте больше молдавского вина. Они виноградники пестицидами заливают. Раньше жалели химии, а теперь не щадят.
- Самое дешевое покупать? - спрашиваю.
- Нет, - говорит, - любое подходит. Еще яблоки голландские, зеркальные.
- Это от которых в животе концерты?
- Точно. Потом попробуйте байконурский кумыс. Правда, от него побочный эффект зафиксирован. Можете облысеть.
- Это ничего, - сообщаю. - Все равно мода в этом направлении движется.
- Сгущенка донецкая хороша - у них там коровы уже канцелярскими чернилами доятся. Только от нее зубы выпадают.
- И это нам нипочем, - уверяю. - На мягких продуктах жить буду. Как космонавт.
- Ну, и отечественную продукцию не забывайте: говядину из районов активного животноводства близких к радиоактивным отстойникам, воблу камскую пучеглазую, светящиеся ватрушки со штампиком «Арзамас-16», варенье норильское, богатое серой и углеродом, шоколад тюменский прессованный.
- Это тот, - уточняю, - что распадается в желудке на мазут и какао?
- Он. И смотрите - больше так организм не насилуйте. Еще один раз сорветесь, и помочь не смогу.
- Да, я, доктор, - кричу, - теперь из Москвы больше не выеду никуда!
Месяц точно рецепту следовал. Все, как назначено, принимал. К концу срока глянул в зеркало и повеселел. Великая вещь - медицина! Хвост - дыбом. Заблестел, распушился - приятно посмотреть. Словно у меня павлины в роду. Теперь из городской массы не выделяюсь ничем. Чего и всем желаю.

[Валерий Рокотов]

ПОhУИСТИКА КАК ТОЧНАЯ НАУКА


Бывает, гуляешь по Интернету, слушаешь Led Zeppelin, и душа пребывает в таком полете, что не хочется никого обижать. Просветляет классика, умягчает, делает каким-то толстовцем. Но попадётся наглая публикация, и душа, вернувшись в хлипкое тело, уже просит другого. Она ведь живая, да еще просветленная божественным хэви-роком. Её ранить несложно совсем. Душа просит к прочитанному тут же письменно отнестись.

В своем интервью папа нового «Крокодила», который здесь интересен не сам, а как явление жизни, наболтал немало фигни. В числе прочего он сообщил, что разочаровался в своей профессии и что уже невозможно создать текст, который кого-то тронет и вдохновит на акт творчества. Журналист ошибся в потенциале русского слова. Он этот текст создал. Это текст его интервью.

«В итоге самопознания, - заметил оратор, имея в виду самопознание человечества, - выяснилось, что ничего приятного в человеке нет, это ленивая, жадная скотина, которой кроме покоя, бабла и удовольствий ничего, по большому счету, не нужно».

Был один сатирик, который произносил вещи очень обидные для человека и человечества. Это Марк Твен. Еще раз: МАРК ТВЕН. За плечами сатирика была длинная и трудная жизнь. И почти всю её освещала мечта. Она была связана с образом его любимой Америки. Молодая, веселая, поднимающаяся исполином держава, которая несет миру свободу и избавление от гнёта ветхих тираний, - вот чем была для Твена его Отчизна. Однако потом, уже пожилым человеком, Твен увидел то, что ему не понравилось. Он увидел, что его страна насаждает свою гегемонию и становится держимордой. Старость Твена неотделима от великого разочарования. Он предъявлял один счет за другим: американцам, евреям, людям вообще, но самый большой счет он предъявил самому себе. Он понял, что не имел право поучать других, потому что подчас вел себя не образцово. Его терзал стыд. Он не знал, зачем жить, и хотел смерти. Извинительны для Твена его высказывания или нет – вопрос открытый и спорный. Но когда что-то схожее произносит современный дядя, беспечальный и далекий от самокопаний, возникает вопрос иной: «А у этих ярких высказываний откуда ноги растут?» Чтобы ответить, следует совершить экскурс в прошлое.

На закате социализма стал распространяться по Руси этот специфический запах. Вдруг ощутимо пахнуло гнильцой. Именно в эту эпоху берет начало поhуистика, одна из точных наук.

Первыми ею заинтересовались юные журналисты. Передовая их часть, вооруженная опытом своих отцов-диссидентов, внезапно учуяла: существует заказ на поhуизм. На все остальное он отменяется, а сюда идут щедрые инвестиции. Заказчиком выступает будущее правящее сословие, которое скоро заменит КПСС.

Это сословие, трусоватое и таящееся в тени, хочет, чтобы власть сама упала ей в руки. Для этого оно делает из общества жующее стадо. Оно общество это (читающее, мыслящее, спорящее) спешно обыдливает. Оно стремится всё перевернуть – раскрепостить низ и возвысить низменное. Заявить, что миром правит бешеный член и ненасытное брюхо. Для этого оно зажигает россыпи звёзд - на эстраде и телевидении, в литературе и журналистике. Причем журналистику это сословие ценит особо, потому что та бьёт по мозгам мощнее других.

Тогда и появился журналист-поhуист (ЖП). Стебущийся, очаровательно наглый, он начал кричать о том, что ему поhуй всё. В те годы это было непривычно для слуха. Поэтому все поражались: как это «всё поhуй»? Неужели, действительно, всё? «Всё, абсолютно!», - сообщал передовой человек. Лично у меня, как провинциала, увлеченного журналистикой, это вызывало искренний интерес. Провинциальное сознание занятно устроено: оно не торопится осуждать. Ему всё любопытно, потому что в глубинке такого нет. Вот сидит некто на профессиональной тусовке и орёт, что положил на все эти ценности, не им придуманные, на слово «должен». А оно, это сознание, удивляется: «Надо же, и такое возможно. Как богата столичная фауна!»

Однако вскоре эта передовая коллективная личность стала пробуждать неприязнь, поскольку весьма агрессивно заявила о себе, как о потребителе. Она всё время повторяла слово «хачу». Вот нет у нас высококлассных автомобилей, а если я хачу?! Вот нет у нас престижного ширпотреба, а если я хачу?! Хачу то, хачу сё. Дайте, дайте, дайте! Тряпок, еды, бытовой техники! В этом содержалось что-то надрывное, истеричное, бабье. Вот вынь да положь. Открой границы для импорта, убери все барьеры, чтобы ЖП, наконец, отоварился, ужрался, упился, насытился, а что будет со страной и ее пикирующей экономикой, где заняты тысячи голодранцев, – до фонаря. Казалось бы, поездишь на русской машине – не сдохнешь. Ну, оторвется колесо; заменишь, когда из больницы выпишут. К тому времени и автопром что-нибудь путное произведет. Но ждать нет мочи: «Хачу-у, бля-а!» Позже этот вопль подхватила и многократно усилила звезда наших очей Ксюша Собчак, наследница по прямой.

То был период невероятного взлета ЖП. Он с наслаждением вкачивал в общество поhуизм и упивался своей потрясающей ролью. Наконец, как поёт LZ, плотина рухнула. Всё смыло: ценности, традиции, смыслы. Вернуться назад стало уже невозможно, а именно это и требовалось. Народившаяся элита щедро отблагодарила ЖП за усердие. Он стал правофланговым и примером для молодежи. Просто стебись и радуйся. Но прошло время, и выяснилась странная вещь. Поhуизм оказался сложнее, чем думалось. На определенном этапе он оборачивался против самих поhуистов. Эта точная наука с математической неизбежностью стала втягивать своих сыновей в какую-то глубокую задницу. Обнаружился ужасный просчет.

Оказалось, что для поhуиста поhуй всё, кроме одного. Никому не должно быть поhуй то, что ему поhуй. Все должны бесконечно этому удивляться. Но вот сменились эпохи, общество впитало идеи новых жрецов, и стало ко всему равнодушно.

Сегодня иной жрец орёт и орёт о своём поhуизме, а это уже мало кого трогает. И в этом драма ЖП. Бывает, жреца этого десантируют из одного руководящего кресла в другое, а он не может, не в состоянии сделать успешным ни одно из своих изданий. Они все загибаются. Поhуизм стал неликвидным товаром. Он поhуй всем. Бабки под это уже зажимают. Уже нужно другое – приносить прибыль. Требуется мыслить в рамках конкуренции гламурных изданий, а здесь специалистов развелось пруд пруди. Вот так запросто оказываешься не нужен тем, перед кем исполнял танец любви. И остается выдумывать причину, по которой ты обосрался. Слово, заявляет журналист, более не способно вызвать ни радость, ни боль, а потому я запрещаю себе возглавлять журналы! Вот запрещаю и всё. Приказываю и выполняю. Прямо триумф воли.

Еще одной неприятностью стало то, что поhуизм, как обнаружилось, губит творческий дар. Исповедуя его, ты этот дар в себе гасишь. Еще пару пятилеток назад иной ЖП писал очень талантливо. А сегодня это воинствующая бездарь, производящая тысячи слов. Уже просто воняющая.
Былой новатор оказался в затруднительном положении. Он продолжает вкачивать в мозги то, что привык (цитата: «…предыдущий век был слишком тяжелый, люди просто устали, они имеют право отдохнуть. Чтобы к ним не приходили и не трясли седыми яйцами, рассуждениями и болью. Они вправе сказать: «Отъебитесь от нас! Дайте нам отдохнуть, съесть свой пончик, посмотреть своё кино и покататься на машине»), но в голосе журналиста зазвучала обида на равнодушное к его миссии общество. Оно не носит на руках, не рукоплещет, не покупает журналы. Это очень досадно.

Что же остается ЖП? Остается вонять без разбора на всё человечество, в надежде вызвать обратную реакцию и широко оскандалиться. А еще – кричать элитариям, убеждать их, что он не шут гороховый, как полагают, а нечто большее. Что он всё глубоко понимает, осознает. И это уже не беспечная трепотня для му-му ясноглазого, которое берёт интервью. Здесь всё очень серьезно. ЖП шлёт загадочное послание. Он намекает на некое знание, которое роднит его с элитариями. Какое это знание он в целях конспирации не сообщает, ограничиваясь намёками. Так сообщим мы. Это знание чисто гностическое. И больше не надо загадок.

Гностика очень сложна. Но тому, кто радостно забивал болт, а теперь ищет место в элите (или у корыта хозяина), многого понимать и не требуется. Нужно затвердить истины: человек – скот, сотворение мира – ошибка, силы добра и зла равновесны, Демиург – гнида, а Абсолюту на все насрать.
Затвердив это, можно вытирать ноги о коврик и стучать в дверь, за которой всё, чего так хотелось. Там несметные бабки, избранное общество и начало загадочного пути. Там то, что только широко закрытыми глазами увидишь. Можно сказать грубо: расчеловечивание. А можно тоньше: полет на крыльях греха. Куда полёт? К еб..ной бабушке. Но они утверждают: в Единое. Так и тянет в этом Едином поменять «д» на «б».

Марк Твен хотел, чтобы человечество взглянуло в зеркало, вздрогнуло и изменилось. Эпатаж был последним средством заставить его сделать это. Что хочет ЖП? Первым делом, он хочет пива и бабу. Здесь всё, как в былые лета. А в перспективе он озабочен одним – собственной задницей, этим предметом великой страсти, густо представленным в творчестве. Именно о ней он кричит, бросая оскорбления человечеству. Изыскивая заднице своей уютное место, он заверяет миллионеров и мистиков, что ещё будет полезен, даже не взирая на то, что слово утратило силу и смысл. Ведь он угадал суть их тоски, уразумел, что ими движет, и постиг величие замысла. Он ясно осознает свою роль и вполне отработает. Эта роль веймаризатора, творца социальной скверны по типу Веймарской республики. Ему известно, что за сила зреет в веймарских катакомбах, а потом, сметая это гнильё, одним рывком берёт власть и устраивает то, что желает. Он свой. В доску. Душой и телом. Heil Hitler!