Антропология и обретение Смысла Опции

[Ratan]

Это попытка постановки проблемы, навеянная разговором о постмодерне.
В текстах С.Е.Кургиняна постоянно всплывает мысль о самоидентичности и обретении субъектности как условии политического (и не только политического) действия. Этот процесс предстает также как обретение Смысла. Здесь написание «смысла» с большой бу-квы имеет в виду подчеркнуть, что речь идет о смыслах стратегических, генеральных (ме-тафизических) и т.п., т.е. о смыслах, определяющих жизненный путь исторического субъ-екта, если речь идет об обществе, или жизненную стратегию личности, если речь идет о человеке. Эта мысль представлена в текстах в прямой и косвенной форме. Я воспользу-юсь цитатой, в которой она выражена прямо: «Между тем, подлинная власть не носит ве-щественного характера. Миром правит невещественное. Так это происходит везде. И нам не удастся отгородиться от этого. Не будет здесь царства своего Смысла – здесь будет царство чужого Смысла. Или царство Антисмысла. Последнее даже более вероятно… Ближайшие 25 лет распадутся на три периода. Первый – осознание роли Смыслов. Второй – выработка Смыслов. Третий – переход от смыслообновления и смыслоконсолидации к переменам…» http://www.kurginyan.ru/publ.shtml?cmd=art...=10&id=1940
Если актуальный политический анализ выводит на «метафизические» вопросы обретения смысла, то есть резон обсудить, как это совершается в человеческой истории.
Общий тезис заключается в том, что всякая культура имеет свое представление о человеке и смысле его существования, и в этом плане можно говорить об антропологическом на-полнении культурных смыслов и об антропологии как сфере знаний и представлений (пе-реживаний). В этом контексте под антропологией понимается не только набор теоретиче-ских представлений о человеке, но, как уже отмечено, некий интегральный образно-понятийный концепт, образующий по сути фундамент культуры. Это представление о че-ловеке (эта антропология) оживает в искусстве во всех его формах и вообще во всем, что касается человеческих переживаний и поступков человека и социальных групп в опреде-ленной культуре. Указанное соотношение прослеживается во всех культурах и на всех этапах ее развития. Например, эволюция культуры античного греческого полиса предстает как движение от мифа к Логосу, т.е. к концепции человека, соотнесенного с реальность через мышление и познание. Осмысленное и рациональное действие становится в ней культурным образцом уже на ранней стадии становления (рационализация мифа). Рацио-нальным ядром формирующейся культуры становится философия, в которой проблема человека внятно сформулирована в философии Сократа, сократических школ и в после-дующем ее развитии. Учение Конфуция обращено к человеку, к этике его поведения и со-держит в себе образ благородного мужа, задающий модель поведения человека элиты. Христианство создало образ солидарного человека (все люди братья), ставшего этическим основанием христианских общин, и принципы поведения человека христианской веры (нет больше той любви, как если кто отдаст жизнь свою за другие своея) благодаря кон-цепции единого бога, сотворившего мир и человека. И т.п. Создание образа человека все-гда включает в себя представление об его взаимоотношении с внешним миром (космосом, природой, Небом и пр.) и принципы таких взаимоотношений неотделимы от самой антро-пологической модели. Европейское Просвещение сконструировало антропологию, в кото-рой человек есть свободный индивид с его естественными правами, появление которой решающим образом предопределено европейской реформацией. Наконец, постмодерн как культурная программа в определенных отношениях опирается на антропологию эпохи модерна (самодостаточный индивид), но вносит в нее принципиальные качественные из-менения, проводимые под лозунгом борьбы с рационализмом Просвещения за новую ра-циональность.
В таком контексте постановка вопроса о противостоянии постмодерну и об альтернатив-ном историческом проекте как проекте развития, должна в глубоком культурном фунда-мента опираться на антропологию (образ человека), адекватный новому повороту исто-рии. Понятно, что необходимый антропологический образ могут выразить в философии и культуре определенные люди, но родить его может только так или иная культура или не-кий культурный синтез. В повестке дня вопрос: какой должна быть модель человека спо-собная заместить антропологические представления постмодерна?
1.Антропология европейского просвещения базируется на концепции атомарного челове-ка (индивида). Она рождена европейской культурой в результате своеобразной «мутации», происходившей в период Возрождение-Просвещение. Свое рациональное оформление эта антропология получила в философии эпохи Просвещения. Альтернативное мироощуще-ние базируется на образе «солидарного человека», т.е. идее человеческого единения, вы-званного не столько материальной потребностью (глобальный рынок), но самим понима-нием жизни и отношением к жизни. В основе такого отношения к жизни лежит идея че-ловеческого братства, вытекающего из самого факта существования людей. Итак, проти-востояние постмодерну в сфере духа, в сфере метафизики должно опереться на антропо-логигию солидарного человека, выраженную в самосознании общества (философия), а также выраженную всеми иными средствами культуры.
2.Какая культура (какие культуры) были и могут быть местом рождения такой метафизи-ки человека? Вообще-то, все традиционные культуры в той или иной мере альтернативны постмодерну (и европейскому модерну с его идеей нации), но не все культуры смогли адаптировать идею солидарного человека и человечества для уровня индустриального развития. Это смогла сделать русская культура в силу исторических обстоятельств (так Бог замыслил о России, мог бы сказать В.С.Соловьев) и в силу глубокого внутреннего со-лидаристского потенциала, накопленного многовековым развитием. Без какого-либо рус-ского шовинизма следовало бы сознавать, что Россия то историческое культурно-историческое место, где должен был произойти и происходил культурный синтез, способ-ный выплавить адекватную антропологию и соответствующее ей мировоззрение. Оглядка на интеллектуальный опыт запада здесь совершенно необходима, но именно оглядка, обеспечивающая собственное историческое движение.
3.На сегодня опыт русской культуры в этом плане не востребован ни практически, ни ин-теллектуально, что является крупным провалом интеллектуальной работы сегодняшнего дня (точнее, «провалом» можно назвать отсутствие интенсивной интеллектуальной рабо-ты в обсуждаемом здесь направлении). Между тем, солидаристское «всечеловеческое» чувство пронизывает всю историю русской культуры, включая, несомненно, советский период. Материал здесь богатый, я приведу скромный и рядовой пример проявления тако-го чувства всего лишь как иллюстрацию. Всем известная хорошая советская песня «Вечер на рейде», и я спрашиваю иногда своих коллег: могла ли в американском обществе (или в европейском) родиться такая простая и проникновенная словами и музыкой песня о «дружбе большой, о службе морской…»? Может и могла, может и есть что-то подобное, но все равно названный мною советский прецедент корнями уходит в солидаристское чувство русского человека.
4.Где и как должна выстраиваться антропология человеческой солидарности в современ-ных условиях? С одной стороны, она явлена православным религиозным сознанием. Од-нако оно может быть историческим основанием, а не актуальным проектом. Модерн заме-нил веру знанием, наукой. Обратное движение уже невозможно без отступления и архаи-зации (чему, на мой взгляд, способствует сегодня руководство РПЦ). Необходима рацио-нальная (научная по форме) антропологическая концепция, раскрывающая солидаристкую природу человека. Опять-таки, определенные шаги в построении такой модели были сде-ланы в русской дореволюционной (до 1917 года) философии. Практически мы там не встретим идею «свободного индивида» (я не говорю о европейских подражателях вроде Б.Н.Чичерина). От анархиста Бакунина, писавшего о солидарности в животном и челове-ческом мире, до В.С.Соловьева с его «Оправданием Добра», являющимся по сути апофео-зом солидаристской антропологии в русской философии (и потому вызвавшей принципи-альное неприятие со стороны Б.Н.Чичерина). Более того, В.С.Соловьев утверждает идею, что общество (государство) есть собирательный орган делания добра. Такой постановки вопроса мы не найдем в западной философии, она прямо противоположна гоббсовскому естественному состоянию общества как борьбы всех против всех.
5.Рационализация солидаристской антропологии не может опираться только на философ-ские сочинения, она должна включить в себя также опыт «культурной антропологии», эт-нографии, археологии и естественно-научной антропологии. Проще сказать, она должна быть интегральным синтезом научного знания и философского метода. Такая работа прак-тически не начата, и такая работа, по моему убеждению, может быть сделана только в России на ее культурном основании (во всяком случае, она необходима историческому будущему России). Причина здесь в том, что «солидарстская антропология» не может быть чисто теоретической интеллектуальной конструкцией. Она должна опираться на культурный опыт, вырастать из соответствующего культурно-исторического слоя. Всякие рациональные конструкции антропологического плана определенным образом соотнесены с жизнью народа (народов). Например, утверждение Н.Ф.Федорова, что «добро есть про-дление жизни живущим и возвращение ее умершим» в рационально-рассудочной культу-ре запада будет понято совсем иначе, чем в православном мироощущении русского фило-софа. Нужен культурный контекест.
6.Еще раз. Если актуальный политический анализ приводит нас к тому, что мы оказывает-ся перед границей, разделяющей метафизическую реальность (реальность культурно-исторических смыслов) и актуальную действительность, то необходимо перейти эту гра-ницу и открыть дверь в «метафизику». Это необходимо для поиска фундаментальных средств анализа и, что еще более важно, для решения задачи синтеза тех смысловых кон-струкций, на которые должна опереться концепция истории, альтернативная политиче-скому постмодерну.

[Ratan]

[А справедливо ли это инкриминировать П-ну? Кажется, высшие мотивации отбросил еще Гоббс, далеко не п-ст. В его антропологии главная страсть человека - самосохранение. Все остальное (прежде всего "высшие мотивации") - иллюзии.]

Мне кажется важным, что определенные устойчивые мотивации у Гоббса есть. Это важна, наличие структуры. Гоббс протестант и мыслит как протестант. Даже самосохранение в этих рамках приобретает сакральный смысл. Это самосохранение и преодоление предопределенных к спасению. Этим, этой верой протестанты объединены. Гоббс предлагает рациональную конструкцию, позволяющую соединить индивидуальную страсть и стремление к здравию и богатству с государственным устройством.

[Гедонизм и мещанство - не открытие п-ма.]

Да, конечно. Постмодернизм этого не открыл, и прямым текстом он к таким мотивациям не зовет. Это получается опосредованно, поскольку в прямом тексте «возвышает» эти мотивации как вытекающие из природы человека и реализующие его природу и его «свободу». Свобода индивидуального выбора без границ, моральные границы сняты. Ведь и у Ницше сверхчеловек по ту сторону добра и зла (но у Ницще была беспощадная борьба и победа сильного, т.е. некоторый смысл). Это снова о связи и преемственности модерна и постмодерна, взятого как течение культурное и философское.

[Интересная мысль. Наталкивает на такой вопрос в проективном плане: не должен ли каждый член идеального общества содержать в себе все такое общество, то есть быть в состоянии воспроизвести его заново, если придется. То есть, идеальное общество - симфонично, т.е. сохраняющее свое свойство только в целостности, или, грубо говоря, медузообразно, т.е. из каждого его куска может образоваться такая же медуза - общество?..]

Вообще-то способность нести в себе культуру, необходимую для воспроизводства человеческой жизни, демонстрирует литературный образ Робинзона Крузо. Конечно, вся структура общества в отдельном индивиду не содержится, но необходимое культурное начало имеет место быть. У животных сообщество воспроизводится по поведенческой программам, имеющимся у особей. Но у человека и животного есть фундаментальное различие. Генетическая программ передается с необходимостью и активируется также с естественной необходимостью. Человеческий же социальный опыт хранится в культуре и легко утрачивается, если не восстановленные механизмы его трансляции. Робинзон еще многое умел, знал, переживал как человек (переживал культурные смыслы). Если бы вместо пятницы у него оказался пятниц-А, с которой он вступил бы в брак, то его дети оказались бы культурно обделены, вследствие воспитания вне сообщества, разными путями транслирующего культурные смыслы.

[Это был не вопрос, а придирка. Цитату Вы поняли правильно. Только еще одна придирка - как это Соловьев не гегельянец? И какие тут разные онтологические основания?]

Поясняю, как умею. 1.Соловьев весьма самобытная фигура в русской религиозной философии. Настолько самобытная, что он не мог быть приверженцем (адептом) какой-либо философской школы, ни гегельянской, ни другой. Но хорошо знал западную философию и это обстоятельство не могло не оставить след. Но его поиск всеединства совсем не гегелевский. А.Ф. Лосев достаточно авторитетен в знании творчества Соловьева, но ничего не говорит о его гегельянстве. По текстам Соловьева, с которыми сам знаком, я тоже о гегельянстве заключить не могу. Возможно, Вы «повелись» на чью-то интерпретацию. Она возможна в свете следующего.
2.Абсолютный дух Гегеля есть чистый Разум, он «не имеет сердца». Это то «разделяющее» обстоятельство, которое пролегло между европейским (рассудочным) рационализмом и русской философией. Онтологические основания у Гегеля именно этот бесстрастный в чем-то механистический (подобный машине) Разум. У Соловьева онтологическое основание – Бог, которого он называл существом безмерно более могущественным, чем человек, но существом добрым. А возможна ли такая этическая аттестация гегелевского духа? Она невероятна. Бог как абсолют и Абсолют как бог (гегелевский абсолют) далеко не одно и тоже. Наша православная церковь не любила и не любит Соловьева. Одна из причин, утверждение о том, что вера должна быть осмыслена, критически оценена разумом. Не отсюда ли (от православных клириков) веет ветер мнения о соловьевском гегельянстве? Кстати, полное собрание сочинений Соловьева в начале 2000-х остановлено. Кем и почему – нет объяснений. Я мог лишь строить предположения.

[Так понял, главная претензия к П-му - мотивационная. Он лишает человека и общество "огня" (см. "Слабость силы"), причем очень эфективным образом, а не просто предупреждая о возможности обгореть. Начинает он с "познавательного огня", как главной энергии Модерна, последовательно отбрасывая возможности познания (методологический плюрализм и все такое) и доходя аж до простого желания самосохранится, о котором так пекся Гоббс.]

С такой формулировкой я в принципе согласен полностью, если правильно понял Вас. Именно, что постмодерн не предлагает даже самосохраниться. Он предлагает жить целиком в настоящем, даже к биологическому инстинкту жизни не апеллирует, в отличие от Ницше. Если смерть наслаждение (или можно сделать ее таковой), то нужно принять смерть как «продолжение жизни в настоящем».

[Лёвин]

1. О Гоббсе

Раньше Гоббса преимущественно считали атеистом, потом пошло мнение о его глубоком религиозном чувстве, но в любом случае в вопросе о человеческих мотивах он выступает как последовательный материалист. Кажется, протестантизм к этому не имеет никакого отношения. Большинство людей очень боится смерти и готово на очень многое, чтобы ее избежать. Это факт, эмпирически подтверждаемый, который и был положен в основу гоббсовской антропологии. Ни о каком спасении речь не шла. Наоборот, как толкует товарищ Хабермас, Гоббс отдавал себе отчет в последствиях такого исходного пункта: отрицание всего высокого и благородного в человеке, мещанство, духовная хладность и т.д. Понимал и принимал, потому что это логически следовало из всей конструкции, которая в свою очередь стояла на твердом эмпирическом основании.

2. О Робинзоне

Да-да. Ссылка на произведение Дефо именно в точку. Если правильно понял, Вы считаете, что общество робинзонов невозможно, то есть человеческое общество не может быть "медузообразным". Но вопрос был в том, насколько такое состояние общества следует принимать за идеал, брать за "регулятивную идею", так скать.

3. О Соловьеве

Возможно, я поспешил зачислить Соловьева в гегельянцы, скорее всего под влиянием зыбкой и вводящей в заблуждение ассоциации с Кожевым, который начинал именно как спец по этому русскому философу. Я таковым, к сожалению, не являюсь.

Кстати, полное собрание сочинений Соловьева в начале 2000-х остановлено. Кем и почему – нет объяснений. Я мог лишь строить предположения.

Может, "просто" денёг нету...

4. И снова о постмодернизме

Разговор о п-ме получается несколько плоским. Его бы оживить какими-нибудь реальными примерами, но мне пока что-то не приходит в голову, на основе чего можно было бы забацать приемлемый case-study. Может, у кого-нибудь есть примеры того, как проклятый п-низм делает свое грязное дело, только желательно, чтобы пример был не глобальный (завал Союза там), а поменьше и поудобоваримее, главное - не амбивалентен, то есть чтобы в него можно было ткнуть пальцем и сказать: "Вот он! Проклятый постмодерн в действии!"... Предложение, возможно, наивное, но мне в этом видится смысл.

[Ratan]

1. О Гоббсе

Раньше Гоббса преимущественно считали атеистом, потом пошло мнение о его глубоком религиозном чувстве, но в любом случае в вопросе о человеческих мотивах он выступает как последовательный материалист. Кажется, протестантизм к этому не имеет никакого отношения.

:

Протестантизм отношение к этому имеет, поскольку он по своей догматике тоже есть материализм. Приобретение и процветание – идеал, данным протестантам богом. Бог у них что-то вроде верховного прокурора по метафизической части. Определил избранных и отверженных, избранным повелел осуществлять свою волю. Отчета об этих делах по сути и не нужно, поскольку они очевидны. Но человека лишить переживаний невозможно, без них он не сможет определиться с мотивациями и целями. Так что и Гоббсу приходится размышлять об этой «материи». Но Гоббс для нас промежуточная фигура. Я хотел бы возвратиться к основной идее темы. Именно, роли антропологических представлений в структуре индивидуального и общественного сознания.
Идея заключается в том, что антропологический образ предстает как некий фундамент, на котором выстраивается «метафизическая структура», в нашем случае - структура высших (стратегических) мотиваций. Представление о человеке в этой антропологии неотделимо от представления о смысле жизни. Конечная цель человеческого существования в чем? Здесь ведь нельзя указать на какую-то одну конкретную цель, и этим исчерпать вопрос. Нужна какая-то общая формула, под которую можно было бы подвести конкретные цели, возникающие в той или иной культуре. И есть в этом вопросе простое решение. Человек (и общество) есть форма жизни. Жизнь в любых ее проявлениях есть самоорганизующаяся система, главная функция которой – собственное воспроизводство. Она должна тиражировать себя и заполнять собой «все пространство». Решая эту задачу, она сталкивается с другими жизнями и разнообразными внешними условиями, способствующими или не способствующими решению основной задачи, создается биогеоценоз, биосфера в конечном счете. Но человек и человечество в этой структуру есть культурные сообщества, мотивации поведения и действия которого формируются в символической сфере, т.е. в сфере смыслов. Тогда, исходя из сказаного выше, нужно будет признать, что отношение к жизни есть центральный нерв, главная точка («ахиллесова пята» и т.п.) в жизни человеческого сообщества. Это отношение к жизни проявляется на всех уровнях культуры и на всех уровнях поведения человека. И прежде всего в том антропологическом образе, который принят той или иной культурой.
С этого должно начинаться понимание «философии Добра» Н.Ф. Федорова и В.С. Соловьева (еще раньше – понимание эпоса того или иного народа). А. Гулыга верно отметил, что «Оправдание Добра» появилось у Соловьева под воздействием философии общего дела Н.Федорова. Продление жизни предстает в таком случае как «делание Добра», в то время как Зло во всех его проявлениях есть разрушение жизни. Высшая форма Зла – отнятие жизни. Добро как противоположность зла предстает как продление жизни живущих и возвращение ее умершим.
Так поставленная Н.Федоровым задача выглядит утопией. Но для нас важен не сам рецепт с его «автотрофностью» как свойством преображенного человека. Нам важна этическая установка: жизнь есть делание добра. И тогда Соловьев обращается к формам общественной жизни как средствам ее продления, как к формам «делания Добра». Таков ход мысли в русской философии, представленный названными мыслителями. Понятно, что в таком философствовании будет присутствовать в явной форме или имплицитно концепция человека, зародыш антропологического образа культуры или первый лик новорожденного. На такие представления, на мой взгляд, и должны опираться попытки поиска альтернативы разрушительному воздействию на жизнь, отнятию жизни, иными словами. Тогда можно ставить вопрос о постмодерне: он способствует продлению жизни в той или иной ее культурной форме, или он способствует отнятию жизни у всех ее культурных форм? И разговор может принять более конкретный и в чем-то более фундаментальный характер.
1.Тогда можно будет дать и оценку модерна (европейского), точнее, оценить, с какой культурной формой жизни он связан, утверждению какой формы жизни он способствовал. Я бы здесь отметил, что С.Е.Кургинян однозначно связывает понятия «модерн» и «развитие». Но тогда затушевывается культурная специфика модерна, именно то обстоятельство, что в культурологическом анализе с «модерном» связано не просто вхождение в индустриальную стадию, но вхождение в нее по европейскому образцу. Модерн советский или китайский – это уже другие модерны. Но когда Межуев сетует, что Россия в модерне не жила, он ведь плачется именно о европейском модерне. Но культурная (антропологическая, отношение к жизни) составляющая европейского модерна может объяснить исторические границы выполнимости этого проекта и объяснить, почему начался этот плавный культурологический переход к постмодерну, поддержанный фактической власть, которая и в тени в принципе вполне различима (Кургинян сам рисует ее контуры). Ведь альтернатива постмодерну невозможна без критики модерна, без «отказа» от модерна (в какой-то части безусловного отказа) в ценностном плане (не в плане материальных достижений). Но постмодернистская критика модерна имеет в виду совсем другое, именно, доведение негативной «антропологической компоненты» модерна до ее логического конца. А ведь можно поступить иначе.
2.По поводу возможной интерпретации Н.Федорова на западе. Вообще-то для среднего западного человека это в лучшем случае прикольная мистика, либо абракадабра. Так воспримет (или воспринимает) его и наш нынешний «постмодернистский» человек. Для нас ведь важна этическая установка, а не автотрофность, на которую как на прикол клюнули и некоторые наши «русские космисты». А для западного человека та или иная идея должны быть представлена прежде всего инструментально. Об этом собственно Вы и сказали, ссылаясь на Хоркхаймера. Но инструментализм эффективен в контексте определенной культурной среды, и идея добра в западной среде принимает свой смысл (по преимуществу как филантропия). При «метафизическом обсуждении» важны истины сами по себе. Но всмотреться в глубину своих истин запад вообще-то не готов. Он гонит от себя эту мысль, он, возможно, боится этого внутреннего взгляда. Вдруг окажется, что эпоха модерна в смысловом плане «исторический провал» и нужно возвращаться в цивилизацию (а жертвы Реформации нужно реабилитировать там и сям и произносить слова покаяния перед теми же индейцами Северной Америки и африканцами)? Это, конечно, нужно понимать как юмор, хотя и с намеком. Но факт в том, что постмодерн как раз уводит от внутреннего взгляда, он как бы соединяет прошлое и настоящее (чему готовы поверить те, кто не утратил в веру в запад), он навевает им «сон золотой».
3.Об издании Соловьева.. Я не думаю, что дело в деньгах. Тираж окупится, его раберут просто в силу авторитета русского философа. Интеллектуал будет считать необходимым. чтобы ППС Соловьева стояло на полке.