Сатирикон Опции

[Валерий Рокотов]

2084: ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА


В магазине спрашиваю:
- У вас свежих генетически модифицированных продуктов нет? А то у меня что-то хвост плохо растет.
- Ну-ка, повернитесь, - говорят.
Глянули, головой покачали.
- Да, жидковат. Давно это у вас началось?
А стыдобище! Сквозь землю провалиться готов. Вокруг все люди, как люди: рожи красные, носы лиловые, хвостищи пышные. Один я как придурок. Как не России сын.
- Да знаете, - объясняю, - после того, как в деревню наведался, под Псков. Ел там морковку с огорода, луч репчатый, бабушкин борщ, холодец с картошкой и самогонкой эту дрянь запивал. С молодухами еще на свежем воздухе до зари кувыркался - по сеновалам целый месяц, как окаянный, скакал. В общем, нарушил режим, братцы, расслабился и вот результат - хвост еле дышит уже. Того и гляди, отвалится нахрен. Какой-то стручок из жопы торчит. Стесняюсь спиной повернуться.
Посочувствовали мне добрые люди: да, дескать, беда. К врачу бы тебе, сердешный, не опоздать.
Не люблю я по больницам таскаться, но кинулся, а что делать? В очереди, гляжу, у всех та же беда - хвосты поникшие, куцые, и лицом все бледны. Похоже, как и я, сталкеры, искатели приключений в аномальных местах. При этом кто с фонарем, кто под конвоем. Одного в наручниках на принудительное лечение доставили, чтобы народ не злил. И каждый второй валокордин рассасывает. А как не рассасывать? Самого, пока ехал, тридцать раз освистали.
Не знаю, как очереди дождался. Захожу к доктору, ни жив, ни мертв. Дрожь пробивает, в голове туман. Думаю: а если ампутацию назначат? Не переживу!
Тот (молиться за него буду до конца дней!) только взглянул и сразу рецепт писать.
- Тяжелый случай, - констатирует, - но попробуем излечить. Значит так. На первом месте, конечно, соя американская, предназначенная для имитации пищи, и окорочка. Финские арбузы в пищу чаще употребляйте. Пейте больше молдавского вина. Они виноградники пестицидами заливают. Раньше жалели химии, а теперь не щадят.
- Самое дешевое покупать? - спрашиваю.
- Нет, - говорит, - любое подходит. Еще яблоки голландские, зеркальные.
- Это от которых в животе концерты?
- Точно. Потом попробуйте байконурский кумыс. Правда, от него побочный эффект зафиксирован. Можете облысеть.
- Это ничего, - сообщаю. - Все равно мода в этом направлении движется.
- Сгущенка донецкая хороша - у них там коровы уже канцелярскими чернилами доятся. Только от нее зубы выпадают.
- И это нам нипочем, - уверяю. - На мягких продуктах жить буду. Как космонавт.
- Ну, и отечественную продукцию не забывайте: говядину из районов активного животноводства близких к радиоактивным отстойникам, воблу камскую пучеглазую, светящиеся ватрушки со штампиком «Арзамас-16», варенье норильское, богатое серой и углеродом, шоколад тюменский прессованный.
- Это тот, - уточняю, - что распадается в желудке на мазут и какао?
- Он. И смотрите - больше так организм не насилуйте. Еще один раз сорветесь, и помочь не смогу.
- Да, я, доктор, - кричу, - теперь из Москвы больше не выеду никуда!
Месяц точно рецепту следовал. Все, как назначено, принимал. К концу срока глянул в зеркало и повеселел. Великая вещь - медицина! Хвост - дыбом. Заблестел, распушился - приятно посмотреть. Словно у меня павлины в роду. Теперь из городской массы не выделяюсь ничем. Чего и всем желаю.

[Валерий Рокотов]

СТРАШНАЯ СКАЗКА


Лучшие люди уехали и увезли свою Россию с собой. Они не могли жить так, как их заставляли: соблюдать законы, платить налоги, пьяными не садиться за руль.

В принципе, они готовы были сотрудничать с властью. Когда она сказала: «Надо!», они привычно ответили: «Есть!» Лучшие люди объявили о том, что ничего не имеют против нравственности, и даже подписали «Моральный кодекс русского олигарха». Они взяли на себя обязательства: больше десяти баб в Куршевель не возить, дороже пятнадцати тысяч евро за бутылку не платить и так далее. Было трудно, но они вынесли испытание с честью.

Увы, власть не оценила их подвига. Лучших продолжили строить: заставили тратиться на социальные нужды и армию, вынудили усмирять своих деток. Им вынесли мозг какой-то «национальной идеей». Их опускали и опускали, и вот нервы не выдержали.

Лучшие обиделись и договорились свалить. Они нашли место на земле, где можно свободно дышать и не чувствовать себя чужаком или тягловой лошадью. Это был банановый остров посреди тёплого океана. Туземное правительство за взятку сдало его в аренду на век. Лучшие построили на острове виллы и завезли терпил, которых можно бить, унижать и давить машинами. Без этого жизнь не могла быть по-настоящему сладкой. Они открыли свою ментовку. Не «полицию» какую-то там, а ментярню нормальную, где парни понимают расклад.

Так русские олигархи обрели берег мечты, назвав его «Маленькая Россия». Здесь они вздохнули, наконец, полной грудью.

Следом за элитариями на остров перекочевали деятели современной культуры: команда «Комеди-клаб», «Дискотека Авария» и ещё много всего. Они не могли расстаться с теми, кто привык палить бабки.

Остров оброс заведениями, где заботу о себе ощущала каждая клеточка плоти. Для ######ей здесь построили целое общежитие. А рядом ещё одно, Дом прессы. Отсюда тёлки и журналисты рейсовыми автобусами отправлялись на виллы – чтобы помочь лучшим людям избавиться от избытка жизненной силы и взять у них интервью.

Жизнь на острове пошла сказочная. Ни закона, ни рамок – делай, что вздумается. Вечный карнавал на берегу океана – с утра и до потери сознания.

Всё, что запрещалось на большой земле, здесь нашло выход. Олигархи орали матом, встречая рассвет. Они посылали подальше всё, что им навязали: бога, душу, родину-мать, стыд, совесть, достоинство. Это называлось «утренняя молитва». Когда было грустно, лучшие безмолвно и хмуро трахали тёлок, выстраивая их шеренгами. Когда весело – устраивали забавы. Подлинным удовольствием было разогнаться на новом феррари и выпрыгнуть из авто на краю пропасти, ухватившись за жидкую травку и своими глазами увидев взрыв. Или утопить яхту, чтобы вся тусовка, включая тебя самого, добиралась до берега вплавь, рискуя стать добычей акулы. Островная пресса с восторгом описывала весёлые приключения элитариев, определяя, кто стал героем дня.

А ещё олигархи любили спортивные игры – например, игру в прятки. Верхом на лошадях они гоняли терпил, которые разбегались по всему острову и прятались в самых невероятных местах. Их приятно было найти и отпиzдить.

Чтобы терпилы, часом, не подняли бунт, с большой земли были выписаны известные либералы. Они втюхивали терпилам про Сталина, ГУЛАГ и репрессии, и те понимали, что им, в сущности, живётся не так уж и плохо.

Как упоительны были здешние вечера! Эстеты, приглашенные с большой земли, устраивали чудные декадансы, демонстрируя утончённость всего греховного. Они читали стихи проклятых поэтов и в тонких пантомимах показывали красоту извращения. Звучал гобой. Плясали язычки китайских фонариков. На подносах тихо проплывали средства мистического прорыва: опиум, героин, таблетки «Экстези», клей «Момент». В такие часы элитарии и их богемные гости составляли удивительное единство, где в каждом взгляде и жесте сквозило понимание и желание помочь забыться в сладком экстазе.

По большому счёту, это был, конечно, демарш. Олигархи рассчитывали, что родина опомнится и позовёт их назад. Что она не сможет жить без их миллиардов и всего, к чему они её приучили: сникерсов, таблоидов и массовых зрелищ.

Однако шли месяцы, а родина почему-то опомниться не спешила. Никто их не увещевал, посыпая голову пеплом. Лучших людей упорно не звали домой. Брошенная родина как-то странно напряглась и внутренне сжалась. Словно стиснула зубы. В ней началось что-то странное – какие-то непонятные элите процессы. Там стали исчезать хамство и алчность. Их запретили пропагандировать. Жизнь в новой России оказалась предельно скромна. Она во многом ухудшилась, но исчезновение олигархов и их холуёв люди сочли благом, которое с лихвой перекрывало все неурядицы. В стране сделалось чище. Исчезли уличные растяжки с пошлятиной и рекламные щиты с мерзкими рожами. В отсутствии негодяев продюсеров стали создаваться нормальные фильмы и передачи. Появились целые телеканалы, которые можно смотреть. Стали открываться кассы взаимопомощи, где деньги давали в долг под честное слово. Цены поползли вниз. Никому уже не позволялось торговать, вступая в сговор и набивая карманы сверхприбылью.

Частный бизнес пережил невиданный кризис, но не обрушился и вскоре решительно пошёл на подъём. Помог в этом новый, вызревающий на глазах капитал. Это был удивительный капитал, нематериальный, но именно он строил и организовывал жизнь. Это был капитал человечности.

Олигархи, которым доводилось смотаться в Россию, рассказывали: будто чужая страна. Приходиться держаться в узде: улыбаться и соответствовать. Ни полоснуть матом, ни учудить, ни предложить махинацию. Такое раньше испытывали, когда приезжали на Запад. В общем, душно и гадко до невозможности!

– Что творят! – качали головой лучшие. – Родину, суки, отняли.

И шли пиzдить терпил.

А потом прогремел гром: хозяев «Маленькой России» лишили гражданства, а всех, кто туда зачастил, занесли в чёрные списки, как прокаженных. Им был «временно» (на пятьдесят лет) закрыт въезд в страну.

Олигархи отреагировали на это вполне симметрично. Они сожгли русские паспорта в костре из балалаек и валенок, а в центре острова соорудили огромный монумент в виде члена – чтобы власть могла увидеть его из Кремля.

Родина приняла вызов. Она превратила «Маленькую Россию» в новые Соловки. Раз в квартал у берега бросало якорь казённое судно, которое именовалось «Надежда». Оно доставляло на остров новичков, лишённых гражданства за распил бюджета, взятки или организацию подпольного бизнеса.

К счастью, люди на берег высаживались небедные. Деньги, спрятанные на иностранных счетах, позволяли им гармонично влиться в местное общество.

Поначалу веселье на острове не убывало. Ребята из «Комеди-клаб» ежедневно покоряли творческие вершины, выстёбывая то «Лебединое озеро», то «Ивана Сусанина». Они накачивали всю эту культурную хренотень колоссальной пошлятиной.

Новички подчас выкидывали классные номера. Однажды доставили на остров партию самцов орангутангов, накормили их виагрой и выпустили в деревне терпил. Весь следующий месяц голодранцы стонали, держась за задницы, а либералы читали им лекции, убеждая, что при Сталине было хуже.

«Надежда» упрямо доставляла новые партии ссыльных, и аборигенов это уже не на шутку тревожило. Тесновато становилось на острове.

Приезжие рассказывали вещи ужасные. В России закипала новая жизнь. Власть ковала законы: она запрещала не только грабить народ, но даже ссать на обочинах. Было восстановлено бесплатное высшее образование. Стало модно быть умным и сложным. По всей стране открылись философские клубы. Невероятно вырос патриотизм. Люди почувствовали родину, вспомнили, что государство создают для народа, а не для элитных семей. Новые предприниматели с охотой работали за десять и даже пять процентов рентабельности и с восторгом платили налоги. Про «Маленькую Россию» на большой земле помнили, но называли её теперь «Остров Зверя». Выяснилось, что русские телеканалы иногда засылают сюда репортёров. Они снимают всё, что здесь происходит, и показывают как пример дикости. Получалось, что без элиты страна зажила вполне счастливо. Словно лучшие были не лучшие, а хлам человеческий.

Новости потрясали и погружали в уныние. Иным из олигархов долго не удавалось прийти в себя – как-то пережить унижение. Приходилось неделями пиzдить терпил, чтобы успокоиться.

И на сей раз, возможно, переборщили, потому что произошло нечто неслыханное. Однажды среди ночи терпилы хором запели «Интернационал».

Утром на разведку был отправлен самый опытный либеральный оратор, который тогда и пропал. Последний раз его видели бегущим по пляжу. За ним гналась толпа с палками.

– Расскажи нам про Ленина! – кричали терпилы. – Про сталинские лагеря расскажи!

Пришлось подтянуть ментов, чтобы те восстановили порядок. Но даже после того, как бунт стих, прежняя жизнь не заладилась. Терпилы начали сматывать с острова. Они уплывали на всём, что способно было удержать на воде: наспех сколоченных плотах, надувных матрацах, украденных досках для виндсерфинга, а порой – в винных бочках. Участились захваты водных велосипедов. На всём этом далеко было не уйти. Менты быстро настигали беглецов на своих катерах и возвращали обратно, но те снова бросались в волны, иногда на верную смерть.

Хрен бы с ними, этими голодранцами, но работать на острове кто-то был должен! Мусор производился в огромных количествах, на виллах каждое утро – разруха, и кому-то надо было заниматься уборкой и восстановительными работами. Пришлось ввести правило. Пиzдить терпил, конечно, не перестали, но в ментовке каждый отпиzженный получал компенсацию.

Казалось бы, придумали мудро, но, увы, не сработало. Однажды деревня терпил опустела. Во время очередного визита «Надежды» её обитатели организованно бросились в море и в отчаянном броске добрались до плавучей тюрьмы. Остановить их оказалось нельзя.

Массовый побег огорчил элитариев. На стрелке они постановили привлечь к работе ######ей, но тёлки той же ночью угнали быстроходную яхту и посреди океана обратились к мировому сообществу, умоляя спасти от насильников. Их подобрал Седьмой флот США, с которым ментовской катер решил не связываться.

Постепенно элитарии начали привыкать к бардаку. Было в этом даже что-то эстетское. Невосполнимо оказалось одно. Всё время хотелось кого-нибудь отметелить. Отсутствие привычной возможности порождало депрессию и светлую грусть по тем, кого уже не достать.

Вместо терпил всё чаще доставалось деятелям культуры и журналистики. Бесследно это пройти не могло. У команды «Комеди-клаб» стало пропадать чувство юмора, у «Дискотеки» и прочих – желание выступать, а у журналистов – интервьюировать. Вернуть вдохновение не могли даже щедрые компенсации. Люди творческих профессий уныло бродили по берегу и бросали в волны бутылки с записками, исполненными искренних чувств и поэтических импульсов. Они надеялись, что морские течения отнесут их сочинения к родному берегу, где шелестят березы и живут сердечные граждане, способные жалеть и прощать.

Однажды так и произошло. Вставшая на якорь «Надежда» объявила, что пошлякам дают шанс. Они могут вернуться с условием: год провести в карантине за чтением Чехова, Толстого и Достоевского, а потом написать сочинение на тему «Кем я стану, когда нравственно вырасту».

Капитан ещё не закончил передавать в эфир сообщение, а деятели культуры и журналистики уже были в воде и вскоре карабкались на борт.

– Вовремя смылись, козлы, – прорычали лучшие люди, провожая взглядом долбанную «Надежду».

Их новым увлечением стала магия. Всё другое как-то уже не канало. Выписанные отовсюду шаманы и колдуны широко распахнули двери в неведомое. Они научили элитариев вызывать духов и говорить с мертвецами. Лучшие легко входили в пространство скрытых миров и черпали оттуда невиданные способности. Они научились говорить на языке птиц и животных, вызывать грозы и ураганы, проходить сквозь стены, воспламенять взглядом, летать. Им не удавалось только одно – обращаться в волков. Для этого полагалось исполнить ритуал на крови. Требовались жертвы, а выбрать было особо не из кого. Своих собратьев мочить было нельзя. Это грозило сварой.

Выручили либеральные агитаторы. Они верили в олигархию и не желали с ней расставаться. Они были убеждены, что всё происходящее – эволюция, и диковатая публика неизбежно превратится в вежливых и парфюмных капиталистов. Не надо драматизировать! Дайте ребятам срок – перебесятся.

Свою трогательную уверенность они хранили до последнего часа жизни. Только прячась в болоте или под сырым полом в брошенной деревне терпил и уже слыша упругие шаги хищника, они с ужасом признавали, что оказались в классических дураках. Видимо, существовало нечто похуже Робеспьера и Ленина, похуже революционной гильотины и сталинских лагерей.

И именно оно сейчас приближалось к ним уже не в облике человеческом, а в виде зеленоглазого оборотня, который наслаждался охотой.