капитализм и проект модерн, капитализм в прошлом и настоящем Опции

[Ratan]

В Манифесте, принятом на летней школе, дана картина социально-политической реальности, складывающейся сегодня. Понимание современ-ной ситуации требует наряду со всем прочим глубоких теоретических зна-ний, на каком бы уровне они не излагались. В частности, вновь и в встает во-прос о сущности и исторической роли капитализма. Цитата из Манифеста: С.4. «Для того, чтобы получить честный и глубокий ответ на этот вопрос, нужна новая аналитика капитализма, которая существенным образом переосмыслит все, что связано с его прошлым и позволить заглянуть в его будущее».
Полагаю, что будет полезно обсудить наше понимание этих вопросов. Здесь полезны усилия всех заинтересованных лиц на форуме, но хотел бы в осо-бенности пригласить профессиональных обществоведов для разговора по существу.
В качестве первого шага к такой дискуссии предлагаю собственные замеча-ния по поставленному вопросу.
На мой взгляд, интригующая тема для понимания современной ситуации за-ключается в вопросе о соотношении капитализма и проекта «модерн». Как сказано в Манифесте, проект модерн стал средством легитимизации капита-лизма в западном обществе, а отказ от этого проекта делает не лигитимным капитализм как таковой. Обсуждение темы, заявленной в этой ветке, требует разговора о том, что такое капитализм и как рождался проект модерн. Я бы поставил вопрос так: является ли проект модерн продуктом и заслугой капи-тализма, или же проект модерн и капитализм встретились на историческом перекрестке и поддержали друг друга, пока их пути не разошлись, пока внутренняя логика развития капитализма не заставила его отказаться от проекта модерн и обратиться по сути к проекту, который более всего похож на фашизм. Я склоняюсь именно к такому видению вопроса. Но прежде всего о сути капитализма.
По Марксу капитализм возникает с необходимостью как определенная ста-дия в развитии общества. Известно, что развитие общества К.Маркс пред-ставлял в духе исторического материализма как некий естественноисториче-ский процесс развития производительных сил. Капитализм предстает в таком случае (на начало 19 века) как высшая стадия развития производительных сил, на которой общественный характер производства вступает в противоре-чие с частной собственности на средства производства. Разрешить это проти-воречие должно коммунистическое движение, вырастающее столь же есте-ственным и необходимым образом внутри капитализма (он рождает своего могильщика). Устранение частной собственности на средства производства и ликвидации эксплуатации человека человеком должно стать результатом мировой коммунистического (социалистической) революции. Тем самым должно быть преодолено отчуждение человека не только от средств произ-водства, но и от своей человеческой сущности (творчество), возникающее в рамках капитализма.
Марксистская теория одномерна, она исходит из того, что есть развитие про-изводительных сил, рождающее капитализм в условиях частной собственно-сти и товарного производства. Структура общества и его динамика поставле-ны в зависимость от этого простого фактора, что делает теорию простой и понятной. Но эта простота обманчива. Русская общественная мысль, а в Рос-сии многие были увлечены марксизмом, подвергла критике эту одномер-ность, основанием которой оказалась и одномерная модель человека, кото-рым движет исключительно материальный интерес. Во всяком случае, в об-щественный процесс люди и классы вступают именно как носители опреде-ленных материальных интересов. Русская философская мысль не согласилась с таким пониманием истории, противопоставив ей видение истории, основанное на видении нравственных мотиваций в поведении и действиях людей.
Что нового привнес М.Вебер в понимание капитализма? Целый ряд черт, ко-торые можно обсудить. Но важнейшая мысль Вебера в том, что капитализму соответствует некий «дух», некое культурное начало, выражением которого на стадии его становления является трудовая этика протестантизма. Есть мо-тивации нематериального (сакрального) характера, которые способствовали рождению «духа капитализма», и вне этого духа не сформировался бы капи-тализм как некая общественная система. Этот дух и его становление пред-стают также как своеобразная рациональность, формирующаяся именно в западном обществе. В этом плане капитализм предстает как новая рацио-нальность, какой не было (каковая не доминировала) в феодальном общест-ве.
Можно ли соединить подход Маркса и подход Вебера? Конечно, они не складываются арифметически или как некие пазлы. Их сложение может оз-начать соединение культурно-исторического анализа сущности обществен-ных систем с анализом развития хозяйственной деятельности в человеческих обществах. Вне предметно-технического, т.е. хозяйственного, развития нет человеческой истории. Но мотивации, которые бросают людей в историче-ский процесс никак не могут быть сведены к сугубо материальным побужде-ниям.
Анализ современно капитализма должен принять во внимание большую ис-торическую работу Ф.Броделя, который оппонирует и Марксу и Веберу. Во всяком случае, нам сегодня важно ответить на вопрос, что есть проект мо-дерн и как он связан с капитализмом. А ответ на этот вопрос требует вхожде-ния как в сущность капитализма и его историю, так и в процесс развития ев-ропейской цивилизации в которой собственно родился и укоренился капи-талистический проект.

[Dok]

Олег Иванович Пыльцын прислал сообщение в ветку о капитализме. Но не может его опубликовать из-за технических трудностей.
Поэтому я опубликую его текст. Как я понял, у него несколько иное мнение на капитализм, нежели у Ратана. Ратан приглашал обществоведов к дискуссии, поэтому, полагаю, привлечение точки зрения О.И. Пыльцына будет полезно.




Великая французская революция не была революцией капиталистической, она была революцией, основанной на ценностях модерна. Поэтому и происходила под лозунгами французского Просвещения. Французские коммунисты даже называли её социалистической революцией (до падения якобинцев), но это всё-таки перебор. Однако в итоге, в результате нескольких пертурбаций, к власти во Франции пришли военные во главе со своим диктатором – Наполеоном. И Франция из монархии превратилась в империю. Старая аристократия была сметена революцией модерна, но на смену ей пришла новая аристократия. Потому что аристократия всегда представляла собой сословие военных, начиная ещё с Древнего мира (колесничие, потом всадники в городах Древнего мира). Однако новая аристократия не сумела удержаться у власти, она с помощью коалиционной армии остальных государств Европы была оттеснена от власти остатками старой аристократии в результате Реставрации. И лишь с переходом власти к Орлеанской ветви Бурбонов в результате революции 1830г. старая аристократия окончательно сходит с исторической сцены (формально до следующей революции 1848г. правят младшие Бурбоны, но опираются они уже не на аристократию, а на крупный французский капитал). Поэтому капиталистической (т.е. буржуазной в привычном понимании этого термина) можно считать лишь революцию 1830г., а не революцию 18в.

Проект модерн, как всякий социальный проект, должен был опираться на определенные социальные слои средневековой Европы. Ясно, что этим слоем не была крупная буржуазия, ей гуманистические ценности, в общем-то, по барабану. Она действительно заинтересована только в наращивании своего капитала и если гуманистические ценности ей начнут мешать, то она будет против них. Но если они в какой-то степени будут ей помогать (особенно прийти к политической власти), то тогда она будет за них. Так на какой социальный слой Европы опирался проект модерн? Он опирался на городское население крупных городов Европы, среди которого крупные буржуа составляли подавляющее меньшинство. Поэтому они и не являлись выразителем этого проекта, а им являлось большинство населения этих городов – ремесленники, цеховики, потом работники мануфактур. По-итальянски пополаны – «народ» городов. Городское население всегда стремиться к самоуправлению, основные формы такого самоуправления выработались ещё в Древнем мире: Республика (Рим) и Демократия (Афины). В Средневековой Италии аналогом римского устройства выступает аристократическая республика в Венеции, а афинского – пополанская власть во Флоренции. Собственно в этих городах и родился европейский проект модерн в эпоху Ренессанса, при этом в его продвижении намного больше постаралась демократическая Флоренция, чем аристократическая Венеция. Европейская наука, которая составной частью входит в проект модерн, тоже зародилась во Флоренции. Но параллельно с проектом модерн в этих городах формировалась и тот слой, который мы сегодня называем крупной буржуазией. Это крупные торговцы и банкиры. И когда они пришли к власти во Флоренции (дом Медичи), то проект модерн там практически «накрылся». Далее его знамя было поднято французским Просвещением.

А как же революции в Голландии и Англии? – спросите вы. Голландия действительно внесла свою лепту в проект модерн, но там его революция приняла форму борьбы с испанским владычеством. Завоевали независимость относительно небольшие территории, которые по своим масштабам мало отличались от итальянских городов-государств (Флоренция владела почти всей Тосканой, у Венеции тоже были материковые владения). Фактически, это было создание в северной Европе аналога итальянских республик. И к Голландии перешла эстафета Ренессанса, который через английское посредство трансформировался во французское Просвещение. Но великая английская революция не была революцией модерна. Говоря современным политическим языком, эта была борьба двух ветвей власти – исполнительной (король) и законодательной (парламент). Английская аристократия и английский парламент не хотели совсем ликвидировать королевскую власть, они хотели лишь ограничить её полномочия (в свою пользу, разумеется). Однако Стюарты никак не хотели ограничения прерогатив своей неограниченной королевской власти. Поэтому Карла 1 пришлось обезглавить, а Карла 2 – заставить бежать. Договориться с королевской властью о разграничении полномочий удалось лишь с Вильгельмом Оранским. И проект модерн здесь вроде бы, в общем-то, ни при чем. Однако реформирование отношений двух ветвей власти в Англии шло в русле основного политического вектора проекта модерн – в увеличении «самоуправляемости» государства, на подобии самоуправления городов-государств. Это увеличение прерогатив английского парламента шло и в дальнейшем, закончившись фактическим отстранением королевской власти в Англии от власти, которое выражено известной формулой: королева царствует, но не правит.

Во Франции под влиянием идей французского Просвещения Генеральные штаты хотели не просто ограничения королевской власти, они хотели её ликвидации. Людовик, в отличие от Карла 1 английского, даже не боролся за власть, но его не только обезглавили, но и ликвидировали монархию вообще. Однако Республика оказалась втянута в европейские войны, и приход к власти военных в такой ситуации был, фактически, предрешен. Проект модерн закончился во Франции военной диктатурой. Но это политически. А влияние на умы в Европе (в том числе ив России) он оказал огромное. Политически проект модерн окончательно победил в Европе лишь с окончанием Первой мировой войны, когда пали две немецкие империи – Германская и Австро-Венгерская.- последние значительные европейские феодальные монархии. Феодальные – потому что там правило военное сословие, а собственно политически это и составляет суть феодализма – правление военных. Но экономически в этих империях уже правил капитализм. Исторически это оказывается вполне возможно – экономические отношения практически полностью капиталистические, но политическую власть сохраняет военная аристократия (дворянство). И самым ярким примером здесь является Англия. До развала Британской империи там через парламент правила английская аристократия, которая и создавала эту империю. Но после развала империи английская аристократия потеряла контроль над парламентом, исторически её роль оказалась исчерпана, и она была отстранена от власти. Хотя английские аристократы до сих пор сохраняют значительное влияние в обществе. А вот в США после поражения Юга в Гражданской войне капитализм утвердился и экономически, и политически. То есть и политическая власть досталась капиталу. И именно в США капитализм и демонстрирует себя наиболее ярко и, так сказать, в наиболее «чистом» виде до сих пор, потому как в Западной Европе после Второй мировой войны установился определенный баланс сил между «трудом» и «капиталом» - между правыми партиями капиталистической ориентации и левыми партиями социалистической ориентации (в США соцпартии нет). Это уже не капитализм в чистом виде, в его политической системе происходит чередование у власти условно «капиталистов» и «социалистов». Экономически это, конечно, капитализм, но со значительными социальными завоеваниями трудящихся, достигнутыми благодаря соцпартиям. То есть экономическое господство капитализма позволяет, тем не менее, создавать такие устойчивые политические конструкты, в которых власть (хотя бы частично) принадлежит не капиталу, а аристократии (Англия) или соцпартиям (континентальная Европа). Но что в принципе позволило капиталу захватывать политическую власть, отстранив при этом от власти военное сословие? Для ответа на этот вопрос достаточно, на мой взгляд, проанализировать источники дохода.

При феодализме основным источником дохода была земля (не сама по себе, конечно, а вместе с людьми, которые её обрабатывают, от их результатов труда и образуется доход феодала). Поэтому кто владел землей, тот владел и миром. Захват и перераспределение земли могли вести только военные, поэтому при феодализме и утвердилось их политическое господство. Но с развитием торговли с Востоком появляется новый источник дохода – торговый флот, который и создают итальянские республики – Венеция и Генуя. В результате купцы и обладают политической властью в этих республиках, к которым со временем добавляются и банкиры. Флоренция же поднимается благодаря шерстяному производству, которое изначально было организовано цеховым способом. Но в нем работало около 30 тыс. человек – ничего себе ремесленные «цеха», крупнее по количеству работающих многих современных заводов! На верфях Венеции тоже было занято не мало работников – не менее 6 тыс. человек. На смену цеховой организации со временем приходит мануфактура, которая позволяет извлекать доход от производственной деятельности не «среднему классу» - цеховикам, а её владельцу, фактически - производственному капиталисту. Так на базе мануфактурного производства формируется уже четвертый основной источник извлечения дохода эпохи Ренессанса (земля, флот, собственно деньги, мануфактура). А с эпохой Великих географических открытий добавляется и пятый – ограбление колоний. Земля как главный источник извлечения дохода теряет значимость, а с ней теряет значимость в обществе и военное сословие (тем не менее, захват колоний как раз продлил сроки политической власти аристократии в Европе, в этом смысле затормозил приход к власти капиталистов).

Когда источников извлечения дохода становиться много, то в такой системе совсем другую значимость приобретают деньги (феодалам деньги были нужны лишь для покупки вооружения, поэтому значимость денег в средневековой Европе была низка, практически ничтожна по сравнению с землей). Они становятся связующим звеном между всеми источниками извлечения дохода. Недвижимость на флот, например, в лоб не поменяешь, обмен возможен только через посредство денег. И в такой системе постепенно формируется своё «денежное производство»: сначала монет, потом векселей, потом бумажных денег, а потом и акций. Возникают специализированные функции, сначала в виде монетных менял и ростовщиков, затем вексельное обращение (замена металлических денег на бумажное обязательство выплаты), потом уже печатание бумажных денег, которое присваивают себе государственная власть, чем дополнительно (помимо военной силы) обеспечивается её господство. С ростом «денежного производства» растет и значимость владельцев этого производства во всей экономической системе. И в конце концов, именно они и могут занять доминирующее положение в обществе и добиться политической власти. Скажем, промышленному капиталисту это сделать намного сложнее, ведь он занят конкуренцией с другими такими производителями и на власть начинает заглядывать лишь тогда, когда, по сути, хочет добиться монополии на своем рынке. Т.е., власть ему может понадобиться для захвата монопольного положения на рынке, в другом разрезе она ему особенно не зачем (ещё, конечно, для обеспечения безопасности капиталов) Тогда как представители «денежного производства» входят в соглашение с государственной властью для решения вопроса о том, кто будет печатать деньги. И этим самым стимулируется их желание получить власть политическую – получить власть над печатным станком. Так как символом (да и реальным производителем) денежного производства в современном мире являются банки, то политическое господство финансового капитала характеризуется сращиванием интересов крупных банков и государственной власти. Собственно, что и произошло в США. В такой ситуации разрастание денежного производства до невероятных масштабов просто неизбежно, потому что все ограничители для его роста исчезают. И фондовый рынок пухнет до невероятных размеров, оставаясь, практически, ничем не обеспеченным кроме печатного станка. В общем, печатный станок – главное достояние современного финансового капитала Запада. И никому они без боя его не сдадут.

Но этот финансовый капитал и является главным источником нестабильности современного капитализма. Потому что когда рушится финансовый (фактически виртуальный) рынок, то наступает значительное деструкция и в реальной экономике. Так произошло во время Великой Депрессии, так, скорее всего, произойдет и сейчас. Маркс жил в эпоху, когда кризисы капитализма определялись перепроизводством товаров. Мы живем в эпоху, когда кризисы капитализма определяются уже перепроизводством денег и других финансовых инструментов. И они намного более разрушительны для экономики, чем кризисы перепроизводства товаров.

А ответственный за эти кризисы финансовый капитал всегда стремился быть закрытой корпорацией, начиная с Фуггеров или Медичи. Однако своим динамизмом капитализм обязан как раз не финансовому капиталу, а различным инженерным изобретениям и научным открытиям, создававшим в итоге новые отрасли производства. Причем тут банкир и изобретатель фотоаппарата, автомобиля или самолета? Когда изобретения делаются в гараже на коленке, то банкир тут вообще ни причем. И никакому техническому прогрессу он не служит. Однако когда для исследований и изобретений требуются значительные ресурсы, то банкир может сыграть и положительную роль в их финансировании. Однако мы знаем, что и так происходит крайне редко. Банкиры стремятся лишь наращивать свой капитал и к техническому прогрессу, в общем-то, индифферентны. За развитие технологий и изобретения несет ответственность научно-технологическая составляющая проекта модерн, а не капитал, тем более исключительно финансовый.