Молотков о марксизме и социализме., Книга «Миссия России православие и социализм в XXI веке» Опции

[кудесник]

Ранее, я уже пытался предложить эту книгу, но видимо мне это не удалось заинтересовать.
Но будучи убеждён в огромной ценности этого труда неизвестного большинству автора, я решил выбросить на форум свои тематические выжимки по этой книге.

Да простит меня глубоко уважаемый мной автор за возможные внесённые мною ляпы.
Заинтересованных читателей очень прошу указать мне на них.

Маркс выстраивая единую линию смены экономических формаций, выделяет "азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства". Здесь рабовладельческая стадия предстает в двух разновидностях: античной и азиатской. способ производства, основанный на представлении о государстве как "высшем единстве", которому подчинены абсолютно все члены общества от земледельца до императора, который Маркс определил - как "поголовное рабство",
Существование в архаических обществах древности элементов социализма напрочь перечеркивало саму фундаментальную марксистскую схему о прогрессивной исторической смене социально-экономических формаций: социализм должен был появиться только на поздней стадии капитализма как следующая ступень развития общества, причем исключительно в результате революционной миссии пролетариата.

Марксисты исходят из своих догматических посылок о эксплуататорской сущности всех докоммунистических обществ, поэтому и рассматривают азиатский способ производства как поголовное рабства. Утверждение о том, что субъектом эксплуатации при азиатском способе производства является само государство-класс в лице своих функциональных иерархических структур грубые натяжки.
К господствующему социальному слою доколониального Вьетнама термин "класс" вообще не подходит. Это была иерархия функционеров (император был первым функционером) непрерывно пополнявшаяся через систему экзаменов и конкурсов.
В данном случае государство, как "высшее единство" обеспечивает руководство жизнеобеспечением народа организуя сельские общины, непосредственно контролируя основные средства производства и эксплуатация в данном случае не самое ключевое понятие.
Иначе и трудовую повинность детей в семье (а затем и повинность родителей) мы тоже, кажется, могли бы отнести к эксплуатации (как ортодоксальные правозащитники Запада), но данный род деятельности обусловлен глубокими социально-этическими связями между субъектами социальной общности и это есть её внутренняя жизненная необходимость.
Но в среде сверхлиберальных правозащитников Запада уже и трудовую повинность детей в семье (а затем и повинность родителей) готовы отнести к эксплуатации (как это уже местами и происходит).

Социализм начала XX века в России был не только "высшей стадией развития человечества", а во многом возвращением к патриархальным формам общинности на уровне государства; что само по себе на фоне капиталистической экспансии, отчуждающей человека от общества как целого, было социальным благом. Более того, в условиях крайней государственной разрухи методы мобилизационной экономики становились чуть ли не единственным вариантом восстановления государственности.
Социализм как патриархальная форма государственной самоорганизации общества есть всего лишь фундамент первичной социальной справедливости (все равны перед государством и государство ответственно за всех); сама же социальная гармония, степень ее совершенства, определяется духовно-этическим содержанием государственного бытия - идеологическим, мировоззренческим, культурным и религиозным самосознанием общества.
Не закон экономических формаций определяет развитие человеческой истории, а уровень духовно-нравственного развития общества.
Многочисленные проявления социалистических тенденций в азиатском способе производства (а также в общинном укладе всех древнейших сообществ) говорят о том, что социализм - это не просто условная схема отвлеченного социального рационализма из теории научного коммунизма, но, в первую очередь, - фундаментальная форма самоорганизации человеческого сообщества на уровне государства.

В системе общественной эволюции очевидно просматривается сложная и глубокая дилемма о соотношении свободы и государства. Государство неизбежно предполагает ту или иную степень подчиненности индивидуальной человеческой воли общественно-государственным интересам, независимо от того, принудительная она или добровольно-сознательная. Последовательное отрицание элементов социализма, ограничивающих свободу, приводит к отрицанию государства и как его следствие – к унитарному транснациональному глобализму.
Подчинённость общественным интересам естественна и органична для сознательного члена цивилизованного человеческого сообщества, но она тяготит индивида с паразитическими наклонностями.

Дилемма о соотношении свободы и государственной воли имеет вполне адекватное решение в рамках первохристианской общины, гармонично и непротиворечиво соединяющей индивидуальность человеческой личности в соборном единстве общества.

Но наше современное, извращённое либерализмом сознание «проявляет тенденцию связывать нашу традиционную организацию государства, общества, экономики, духовной жизни с пережитками древневосточных коллективистских форм организации, подсознательно сохранившимися в жизни и событиях многих современных народов».
Но первыми в мире социалистическими государствами были самые первые государства вообще.

[кудесник]

Социализм начала XX века в России был не только «высшей стадией развития человечества», а во многом возвращением к патриархальным формам общинности на уровне государства
Социализм – это фундаментальная форма самоорганизации человеческого сообщества на уровне государства на уровне государства

В России происходит важнейший цивилизационный стык не только духовно-мировоззренческих традиций Запада и Востока, но и двух различных традиций социально-экономической организации общества. Новое разрешение всего этого комплекса духовных, культурно-исторических, социально-экономических и цивилизационных задач становится для России в настоящее время не просто отвлеченной идеологической задачей, но проблемой национально-государственного выживания.
…

Напрашивается вывод - с развитием производственных сил (увеличение избыточного продукта) увеличивается паразитирующая составляющая в системе общественной самоорганизации с последовательным отрицанием элементов социализма ограничивающего свободу индивида, что в конечном итоге прямо приводит к отрицанию государства как формы целостного общественного бытия! Эгоизм организующих элит общества перераспределяет избыточный продукт в свою пользу, возникает эксплуатация рядовых членов сообщества.
Последовательное отрицание элементов социализма расширят свободу элиты и всё более закабаляет рядовых членов сообщества, возникает социальное неравенство.

Чем труднее условия существования нации тем более глубокое вынужденное подчинение индивидуальной человеческой воли общественно-государственным интересам.

Соотношение научного и религиозного социализма.
Религиозно-нравственные начала русского социализма формировались на протяжении всего XIX века в лоне одухотворенной русской культуры на основе сострадания и любви к народу, тяжкое положение которого являлось постоянным укором национальной совести. Однако реализация этих духовно-религиозных народнических чаяний, претерпев рационально-атеистическое преображение в среде революционеров-практиков, обернулось в XX веке научной системой марксизма-ленинизма, утилитарно-материалистической как по форме, так и по существу.
.Булгаков пишет: "В воинствующем атеизме Маркса центральный нерв всей его деятельности. … борьба с религией, истинный, хотя и сокровенный практический мотив трудов. Маркс борется с Богом и своей наукой, и своим социализмом, который становится оружием для освобождения человечества от религии".
Но не социализм борется с религией и христианством, а та его марксистская идеологическая надстройка, которая сама, в своих собственных религиозных истоках является антихристианством. Сам же социализм не противоречит никакой религии и более того, имеет в своей основе религиозную этику межчеловеческих отношений, наиболее ярко выраженную именно в христианстве.
При сопоставлении основных этических идей христианства, и аналогичных принципов советского социализма отчётливо видна их непосредственная корреляция:
Соответствующие неолиберальные принципы капитализма противоположны и социализму, и христианству.
С христианской точки зрения, социализм - это такое общество, в котором в наибольшей степени открыта возможность осуществления христианской любви к ближнему через организованное служение обществу.
Христианский социализм есть в этом смысле общественная форма осуществления заповеди любви к ближнему (каждый служит всем остальным, и все служат каждому). . Общество как бы аккумулирует социальное благо, рождающееся из тепла индивидуальной любви, и накапливая его в определенных социальных формах, наделяет им (как любовью) каждого члена общества - так, что никто не остается в ней обделенным. В этой роли общество приобретает ярко выраженные патерналистские свойства, уподобляясь Богу, "возлюбившему всех", становясь христианским не только по букве, но и по существу.
Христианское преображение общества немыслимо без духовно осмысленных форм организации социальной жизни.

[кудесник]

Глава 3. Земное и небесное в русской революции Россия - поиск цельности.
Изначально (с принятием Православия) русское христианское самосознание оказалось перед задачей воплощения христианской истины как целостного и зрелого духовно-социального идеала в реальной жизни - сделаться самым христианским из человеческих обществ.
В этом состояла (и состоит) особая христианская миссия России в христианской истории.
Святая Русь есть национальная идея России. Суть ее состоит в исполнении идеала христианской святости в реальной истории не только на личном, но и на общественном уровне.
Первичной и простой формой решения этого - вопроса было монашество. И Россия, в XI-XV веках расцвела множеством православных общежительных монастырей.

Однако образ Святой Руси как целостное представление об общественном христианском идеале в реальном историческом потоке распадался на две полярные мировоззренческие позиции: видевших этот образ или в чисто мистическом измерении ("Град Китеж"), или, наоборот, в конкретной исторической реальности. ("Москва - Третий Рим").
Принципиальная эмпирическая (практическая) неразрешимость этого вопроса провоцировала на уклонение в две противоположные крайности: либо полная идеализация христианского откровения как полное отрицание какой-либо предметной деятельности по его осуществлению в реальной жизни, либо наоборот, радикальная деятельность по его прямому и непосредственному осуществлению в конкретной истории.
Это противоречие обозначилось в церковном конфликте XV века между нестяжателями (во главе с Нилом Сорским - заволжцы), и иосифлянами (игумен Иосифа Волоцкого)
Суть конфликта состояла в вопросе о земном - иметь или не иметь монастырям собственные землевладения и соответствующие хозяйственные попечения; т.е., по существу, об отношениях церкви с миром, государством и обществом.
Православие Нила Сорского основано на полном отречении от мира и устремлено к внутреннему преображению человеческой души на путях умного делания (уединения, глубокой молитвы, исихазма).
Православие Иосифа Волоцкого устремлено в мир, к преображению мира Церковью, в необходимости включения в зону церковных интересов и жизни за стенами монастыря , попечение об окружающих крестьянских селах.
"Противоположность между нестяжателями и иосифлянами поистине огромна как в самом направлении духовной жизни, так и в социальных выводах. Одни исходят из любви, другие - из страха (страха Божия), одни являют кротость и всепрощение, другие - строгость к грешнику, на одной стороне почти безвластие, на другой - строгая дисциплина.
Духовная жизнь заволжцев протекает в отрешенном созерцании и умной молитве, - иосифляне любят обрядовое благочестие и уставную молитву. Заволжцы защищают духовную свободу и во имя сострадания дают в своих скитах убежище гонимым еретикам. иосифляне предают их на казнь. Нестяжатели предпочитают собственную бедность милостыне, иосифляне ищут богатства ради социальной организации благотворительности. Заволжцы… питаются духовными соками православного Востока; иосифляне проявляют яркий религиозный национализм. Наконец, первые дорожат независимостью от светской власти, последние работают над укреплением самодержавия и добровольно отдают под его попечение и свои монастыри, и всю русскую Церковь.
Начало духовной свободы и мистической жизни противостоит социальной организации и уставному благочестию.
Победа идей Иосифа Волоцкого (1551г.) оказалась исторически недолговечной и обернулась в XVII веке церковным старообрядческим расколом и последовавшими за ним радикальными реформами Петра I.
Идеальные начала христианской веры и реальность национально-государственного бытия словно разошлись здесь по своим крайним мировоззренческим полюсам: с одной стороны, -самосожжения, отрицание и уход из государственности, где царствует антихрист;
с другой, - радикальное переустройство русской действительности и самой христианской Церкви ради земного могущества государства Российского.
"С раскола - пишет Н.Бердяев, - начинается глубокое раздвоение в русской жизни и русской истории. Раскольники почуяли измену в церкви и государстве, они перестали верить в святость иерархической власти в русском царстве. …. Отсюда напряженное искание царства правды, противоположного этому нынешнему царству. Так было в народе, так будет в русской революционной интеллигенции XIX века, тоже раскольничьей, тоже уверенной, что злые силы овладели церковью и государством …"
При этом сам исторический потенциал Русской идеи (Святой Руси) не исчезал, но искал новые формы исторической реализации. Эту задачу взяла на себя созревшая русская интеллигенция.

Несмотря на огромную дистанцию, образовавшуюся к тому времени между светской культурой и традиционным народным мировоззрением, русская интеллигенция впитала и сохранила в себе все глубинные мессианские черты русского народного характера: обостренное чувство правды и справедливости, благоговение перед высшими идеалами, жажду осуществить эти идеалы в реальной жизни.

Ключевой вопрос русской интеллигенции - "что делать?" - исходящий из нравственных установок христианской совести, неспособной примириться с видом человеческих страданий. преломляется в задачу христианского преображения мира приобретает форму преображения социальности. . Россия традиционно называла себя православной империей, но не секрет, что ее социальное устройство было далеко не христианским.

Православие (в отличие от католичества и протестантизма) в наименьшей степени было обращено к христианизации социума, то есть поиску путей гармонизации социальных отношений на основе христианских заповедей.
. Противоречие между возвышенными идеалами православия и реальной несправедливостью социальной жизни продолжало нарастать, особенно с появлением новых капиталистических форм эксплуатации, грубо разрушавших традиционные нормы социальных связей. … В этих условиях религия с ее консервативным призывом к смирению становилась прямым антиподом и помехой революционной социалистической решимости преобразить социальный мир. Так, в XIX веке небесное и земное в Русской идее окончательно отделилось и противостало друг другу.
Противостояние между социализмом и религией (христианством) носило в данном случае не абсолютный, а относительный характер.
Рубеж XX века ознаменовал излом национальной истории, обнаживший ее глубинные цивилизационные смыслы в их противоречивом идеологическом выражении.
Революция, по существу, есть раскол национального сознания, когда идеологические противоречия национального бытия достигают такой степени поляризации, что происходит разрыв единой ткани . распадается на части, переходящие .к прямой политической конфронтации. Здесь процесс самопознания нации (раскрытие национальной идеи) переходит в контекст исторической трагедии.

[кудесник]

Предпосылки русской революции
…. К началу XIX века вопрос о социализме встал перед всей человеческой историей как объективное следствие гуманистических тенденций европейской культуры. но всерьез по пути социализма пошла именно Россия в силу особой предрасположенности к идеям социализма в своих фундаментальных национальных основаниях (общинность народной жизни, соборность православия и т.д.)…
Развитие социализма первоначально формировалось в России как социокультурное движение русской мысли на фоне острых диссонансов национальной действительности. Вся русская культура от Пушкина до Толстого была социально-ориентированной и нравственно озабоченной несовершенством народного бытия, бесправное положение которого было постоянным укором национальной совести.
Эти диссонансы будили русскую национальную мысль и требовали осмысления и самостоятельного ответа. Одним из таких ответов явилась великая русская литература XIX века… Вторым - русская религиозная философия, пытавшаяся сформулировать понятие о социальном идеале на путях христианского осмысления действительности … И третьим - общественно-политическая мысль, искавшая конкретные подходы к разрешению социального вопроса …который являлся объективной политической, культурной, философской и исторической задачей XIX века .
Социализм становился в этих условиях своего рода символом новых общественных настроений. … Все надеялись, что Россия избежит неправды и зла капитализма, что она сможет перейти к лучшему социальному строю, минуя капиталистический период в экономическом развитии".
В выборе приоритетов социальной модернизации русского национального самосознание разделилось на западников и славянофилов, что впоследствии (в Феврале 1917-го) привело к идеологической и мировоззренческой неопределенности цивилизационного исторического выбора.
Спор происходил между русской идеей, близкой к идеям социализма в своих фундаментальных национальных основаниях (общинность народной жизни, соборность православия и т.д.) и существующей цивилизацией Запада, осуществлявшей перманентную идеологическую экспансию на историческую Русь.
Антибуржуазные идеи в русском обществе изначально связывались с фундаментальной правдой народной жизни, ее общинным духовно-нравственным характером. Лишь неудача народничества как несколько идеализированного социально-политического течения в деле практического преобразования общества (народ сам по себе оказался консервативен) привела к более радикальным формам политической борьбы: марксизму в революционной теории и политическому подполью в революционной практике. Предметность социального вопроса перешла в необратимую революционно-политическую фазу.
Все эти социально-идеологические процессы происходили на фоне напряженного, все усиливающегося противостояния самодержавной государственности и общества (интеллигенции). Ссылки, цензурный гнет, каторга были в XIX в. нормой общественно-политической жизни. Можно видеть причины подобного напряжения в сохранении различных экономических, политических и социальных несовершенств русской жизни. Но причины общественных нестроений XIX в. имеют более глубокую природу. Россия словно предощущала неизбежность кардинального идеологического выбора в условиях активного становления собственного национального самосознания и буржуазно-либеральных тенденций европейской истории, явно не соответствующих друг другу, что и предопределило внутреннюю конфликтность русского самосознания, прямо отразившуюся на характере общественно-политических процессов.

В этом отношении распад только что народившейся русской общественной мысли на западников и славянофилов был лишь поверхностным и вторичным проявлением кризиса. Основной же конфликт пролегал в самом основании русской государственности - в области веры. Именно здесь невидимо распадалось традиционное единство русского общества. И дело не только в немыслимых ранее явлениях русского нигилизма, анархизма, атеизма и материализма, а в историческом кризисе самой православной веры как идеологической основы русской государственности; в ее неспособности осуществлять направляющее (пастырское) влияние на жизнь общества.
Этот кризис - во многом объективное общественно-историческое явление. Начавшийся еще во времена церковного раскола, усиленный европейским Просвещением
Еще со времен церковного реформаторства Петра I православная Церковь как общественный институт находилась в подчиненном, несамостоятельном и, как следствие, исторически не активном состоянии.

Это сопровождалось общим упадком церковной и падением авторитета Церкви в обществе, особенно в среде интеллигенции. При этом общественная проблематика и назревавший социальный кризис оставались как бы вне внимания Церкви.

[кудесник]

Вплоть до начала XX в. Церковь оставалась по существу индифферентной к социальному запросу русского общества и русской истории. На вопрос русской интеллигенции "что делать?", в традиционном церковном сознании стоит ответ - "смиряться" (не делать ничего), ибо этот мир обречен и не подлежит изменению и оправданию. (и до сих пор так)
На этом переходе произошел мировоззренческий срыв Русской идеи, распад ее целостного религиозно-исторического смысла. Здесь актуальное содержание русской истории и история русской Церкви словно отделились друг от друга и пошли каждая своей дорогой: русская государственность - к краху, а русская Церковь - к мученичеству.
Церковь утратила внутреннюю мировоззренческую связь с обществом, и, как следствие, - историческую адекватность своей пастырской миссии.

Православие, в отличие от католичества и, тем более, протестантизма, в своем мистически-религиозном пафосе обращено, в первую очередь, внутрь, в глубину духовного преображения человеческой личности, и это объективно выражается в некой естественной индифферентности к внешним условиям человеческой жизни.
Эта особая специфика русской (восточной) религиозности.
В средневековье Церковь Запада формировала жизнь, которая во всех: государственной, нравственной и гражданской областях покоилась на религиозных основах. Вера в эти основы так прочно вошла в душу европейца, что после разрушения теократического фундамента жизни осталась неприкосновенной…
"В России не произошло секуляризации христианской морали, ее превращения в методику и дисциплину ежедневной жизни. . Русское православие создало ослепительные образы святости и воспитало в народе культ святости и святых. Но очень мало сделало для развития в русском человеке честности и ответственности для религиозного укрепления в нем энергии, необходимой для творчества истории и культуры". (Бердяев .)
В этом роковой идеологический разрыв русской жизни, приведший к государственному краху начала 20того века. Значительная часть русского общества, и, в первую очередь, интеллигенция, потеряла чувство опоры в традиционных христианских ценностях, расшатанных европейским "просвещением" и девальвированных социальной беспомощностью Церкви, и взыскала новой формулировки своих христианских социальных ожиданий. Так появился феномен русского коммунизма, атеистический по форме, но религиозный по своему существу.
В этом стремлении к Грядущему Граду интеллигенция сохранила черты утраченной церковности. Однако будучи оторванной от церковной традиции, эта "религиозность" оказывается искаженной и ложной, часто оборачиваясь своей противоположностью - атеизмом и человекобожием, верой в самодостаточное совершенство человека, в бесконечный прогресс, осуществляемый его силами.
Показательны слова лидера партии Народная Воля Желябова: ". православие отрицаю, хотя сущность учения Иисуса Христа признаю. . верю в истину и справедливость этого учения и торжественно признаю, что вера без дел мертва есть и что всякий истинный христианин должен бороться за правду, за право угнетенных и слабых и, если нужно, то за них пострадать".
"Катехизис революционера" Нечаева (наставление революционера) ".Революционер не должен иметь . ничего своего, даже имени. Все должно быть поглощено .- революцией".

По словам С.Булгакова, трагедия и русской Церкви в том, что к концу 19того века её почти поголовно покинула русская интеллигенция, но это и трагедия русской истории, утратившей четкие ориентиры христианской истины.
Слияние идей материализма и социализма выглядело как откровение, как мессианская материализация Русской идеи, к которому безоглядно устремилась русская революционная воля. Отказавшись от небесного смысла Русской идеи, русский дух целиком обратился к ее земному модусу, попытавшись тут же осуществить общественный социальный идеал в конкретной национальной истории, окунув русский народ в соленое море страданий.
Уход Церкви из актуальной истории в область небесного (где небесное есть "загробное") и погружение общества в область земного (где земное - синоним атеизма) означал полный распад Русской идеи , разрыв ее целостной духовно-исторической сущности. Это и ознаменовало конец земного пути традиционной русской государственности.
Национальная идея - это не отвлеченная мировоззренческая формула, а конкретное задание национальной истории, которое рано или поздно должно быть осуществлено в практике реальной жизни.
С этой точки зрения, жертвенный исторический подвиг русской интеллигенции 19того века, как и подвиг советского народа в 20того веке, имеет безусловное историческое оправдание. Крах традиционной русской истории не был ее аннигиляцией. Даже в своей односторонней (половинчатой!) форме безрелигиозного социализма Россия явила миру великую Советскую цивилизацию 20того века, что является неопровержимым свидетельством необычайной творческой силы Русской идеи, феноменологическим подтверждением ее исторической реальности и ступенью к дальнейшему, качественно новому, расцвету русской цивилизации 21го века.

" Марксистский социализм" явился предательством "социалистического предчувствия новой жизни", увёл Россию по пути национальной трагедии в тупик истории.

Но был ли социализм марксистским.
И что увело в тупик? И что такое - этот тупик.
Я думаю, Молотков сознательно не затрагивал (и недолжен был) тему заговора (проникновение в руководство страны противников социализма) и предательства руководства.

[mila9]

Уважаемый Кудесник! Во-первых, считаю нужным отметить, что поднятая Вами тема поиска причин катастрофы мира, его распада в духовных устремлениях людей необыкновенно важна. Я думаю, что именно здесь, в метафизике, следует искать все причины и корни всех проблем.
Не знаю, сможем ли мы разобраться в столь сложных вопросах. Но давайте хотя бы попоробуем проанализировать и понять, что об этом думают другие.

Мне показалось, что у автора присутствуют некоторые противоречия при попытке понять революцию как следствие духовного раскола общества.
Так автор говорит о том, что начиная с 15 века в России стали формироваться два течения внутри Православия. Эти течения со временем стали двуми крайностями:

либо полная идеализация христианского откровения как полное отрицание какой-либо предметной деятельности по его осуществлению в реальной жизни, либо наоборот, радикальная деятельность по его прямому и непосредственному осуществлению в конкретной истории.

И далее:

Первые дорожат независимостью от светской власти, последние работают над укреплением самодержавия и добровольно отдают под его попечение и свои монастыри, и всю русскую Церковь...
"С раскола - пишет Н.Бердяев, - начинается глубокое раздвоение в русской жизни и русской истории. Раскольники почуяли измену в церкви и государстве, они перестали верить в святость иерархической власти в русском царстве. …. Отсюда напряженное искание царства правды, противоположного этому нынешнему царству. Так было в народе, так будет в русской революционной интеллигенции XIX века, тоже раскольничьей, тоже уверенной, что злые силы овладели церковью и государством …"

То есть мы видим с одной стороны, истинных христиан, которые хранят чистоту веры, а с другой - тех, кто сначала хочет построить своего рода рай на земле, но по истечении времени ими, по словам Бердяева, овладевают "злые силы".
То есть раскол имел место между истинными христианами и теми, христианами, которые больше оберегали интересы государства и заботились прежде всего о мирской жизни и ее благах.

[mila9]

Автор пишет: "При этом сам исторический потенциал Русской идеи (Святой Руси) не исчезал, но искал новые формы исторической реализации. Эту задачу взяла на себя созревшая русская интеллигенция."
То есть далее мы видим, что место истинных христиан, по словам автора (а вернее Бердяева), в указанном выше конфликте заняла русская интеллигеция.

[mila9]

Несмотря на огромную дистанцию, образовавшуюся к тому времени между светской культурой и традиционным народным мировоззрением, русская интеллигенция впитала и сохранила в себе все глубинные мессианские черты русского народного характера: обостренное чувство правды и справедливости, благоговение перед высшими идеалами, жажду осуществить эти идеалы в реальной жизни.

Вам это ничего не напоминает? Ведь ровно этого хотели изначально "социальные" христиане.
Далее автор кратко показывает отличие Православия от прочего христианского мира:

Православие (в отличие от католичества и протестантизма) в наименьшей степени было обращено к христианизации социума, то есть поиску путей гармонизации социальных отношений на основе христианских заповедей.

То есть, (ВНИМАНИЕ!) Православие в своем чистом виде не ставит перед собой задачу построения справедливого общества (в отличие от интеллигенции). Однако, несмотря на это автор, смело ставит интеллигенцию на место истинных православных христиан.
Читаем далее:

Противоречие между возвышенными идеалами православия и реальной несправедливостью социальной жизни продолжало нарастать, особенно с появлением новых капиталистических форм эксплуатации, грубо разрушавших традиционные нормы социальных связей.

Позвольте! Где здесь противоречие? Как мы только что заметили, истинные христиане и не стремятся к построению рая на земле. Их вера вообще никак не осуждает несправедливость социальной жизни. Так в чем тогда было противоречие?
Реальная социальная несправедливость могла противоречить только идее о справедливом обществе. Таким образом, мы видим что от противоречия между истинными христианами и "социальными" христианами (теми, кто хотел построить рай на земле), автор незаметно для себя приходит к противоречию между "социальными" христианами (а потом заменившей их интеллигенцией) и существующей несправедливой жизнью. Выходит, к началу революции истинное Православие было устранено от конфликта.
Однако, автор этого не замечает и пишет следующее:

Так, в XIX веке небесное и земное в Русской идее окончательно отделилось и противостало друг другу.

Однако, как мы убедились выше, небесное уже отошло от этого конфликта.
Итак, повторю вновь, к началу революции имело место противоречие между существующей жизнью и идеями о справедливости. И никакого противостояния между социализмом и религией на самом деле не было.
Таким образом, на мой взгляд, автор, желая найти метафизические (религиозные) истоки революции, на самом деле их не находит.

Однако, из сказанного выше, мы можем заметить, что к моменту революции истинное (чистое) Православие потихонечку стало уходить из жизни. Его становилось все меньше и меньше. И когда его место "заняли" социалистические идеалы построения лучшей жизни, именно тогда и стала созревать революционная ситуация. Таким образом, отсутствие в большинстве людей истинной веры и создало ту атмосферу, при которой и стала возможна революция.
Если подавляющая часть общества является истинно верующими людьми, живущими по заповедям, по нормам христианской морали, то в таком обществе устанавливается незыблемый порядок, а следовательно никакие кризисы и революции невозможны.

Вот к такому выводу меня привел автор.