Что убивает детей Опции

[Валерий Рокотов]

В Красноярске сегодня похоронили пятилетнюю Полину Малькову, абсолютно чудесного невинного ребенка. Несколько дней назад ее похитили и растерзали. Какое-то дикое горе, перед которым все меркнет. Которое перечеркивает все позитивное, что появилось в нашей жизни после черных лет ельцинизма и гайдаровщины. Все это похоронено сегодня вместе с пятилетней девочкой в могиле, которую своими руками выкопал отец. Полина, я тебя не забуду. Я буду помнить тебя, пока дышу, помнить как своего ребенка, пришедшего, как приходят все дети, из света и отнятого тьмой. И дело не в страхе за жизнь собственного ребенка. Нет больше чужих детей. Все свои. И их надо защитить. Каждый на своем месте может противостоять этой мрази, которая служит тьме. И это уже обязанность - останавливать пошлость и мерзость словом или руками, останавливать тех, кто производит тьму, из которой приходят убийцы.
Нужно менять уголовный закон - максимально ужесточать наказания за преступления против детей и женщин. Вплоть до показательных расстрелов, и абсолютно наплевать на то, что скажет Запад, который уже давно холодно наблюдает, как гибнет Россия, и вконец изолгался. Дети и женщины должны быть максимально защищены, если страна собирается жить.

[Валерий Рокотов]

Третий день кажется, что все изменилось, - произошло что-то необратимое. Все по-прежнему (люди спешат, едут машины, все куда-то движется), но что-то уже не то, не стало чего-то важного, что позволяло жить, врачевало раны. Вчера вечером вдруг ясно понял, в чем дело. Понял, что же исчезло из жизни. Надежда.
На похоронах Полины Мальковой не было священника. От городских властей поставили крест, большой, как отчаяние, как признание бессилия своего и убожества. А священник не появился. И, наверное, правильно, что не пришел. Они же люди совестливые и понимают, что святыми отцами их называют зря, поскольку, что в них святого? Был бы святой, сказал бы - встань, ребенок, иди. А так - служители культа. Кто-то служит в конторе, кто-то в храме.
В Интернете репортаж с похорон в обрамлении порно-анонсов. Справа и слева - анонсы, посередине текст и снимки: гроб, девочка. И как-то остро понимаешь, что это неразделимо: мерзость и горе. Нет мерзости, нет и горя, нет убитых детей. Есть она, и есть большие кресты над маленькими могилами.
Ненависть - слово, которое уже не отражает отношения к мерзости нашей жизни, к гедонизму без берегов. Уже нет эмоций, а есть ровная уверенность хирурга перед операцией, осознание того, что опухоль следует удалить. Ее нужно вырезать, чтобы жить. Но что это за жизнь? В чем ее содержание? Ведь надежда уже не вернется, и это ясно. Почему не вернется? Потому что надежда с чем-то прочно связана - с мечтой о земном рае и человеком. Мечта разбита вдребезги. Земного рая не будет, потому что территория тьмы лишь расползается. Ее питают грех и апатия, и они пребудут вовеки. Человека нет. Есть человеческие подобия. Одни катятся вниз, к зверю, и таких большинство, другие, и таких мало, восходят к человеку. С разной скоростью, с разной степенью убежденности. О первых говорить нечего, с ними все ясно. А вторые выбрали трагический путь, потому что идти к человеку невероятно трудно, а дойти нельзя. Вернее, нельзя уцелеть, достигнув той точки, где ты соединяешься с человеком. В следующую минуту ты должен умереть. Стать человеком значит утратить спасительную оболочку равнодушия. У тебя просто не выдержит сердце - оно разорвется от сострадания чужому горю.
Как жить без надежды тому, кто все-таки идет вверх? Бороться - противостоять мерзости и культивировать человеческое. Что заменит надежду? Боль.

[Tapa]

История с девочкой жуткая. Случай не первый. В том же Красноярске около года назад. В других местах тоже то и дело какое-нибудь зверское убийство. Но все же эта красноярская история несет в себе нечто совершенно новое. То, что девочку утащили средь бела дня на оживленной улице. Она кричала и отбивалась, пыталась вырваться. Вокруг было много людей. НИКТО не среагировал. Не поняли. Просто не заметили. Были заняты.
Сколько-то лет назад попалась книжка американского журналиста - впечатления от России. Там был такой эпизод. На Красной площади милиционер стал кричать на его ребенка, не давая тому залезть на сугроб, требовал, чтоб родители его убрали. Он страшно возмутился: ну, надо же, до чего тоталитаризм доходит! Но, прислушавшись, понял: милиционер беспокоится не за Красную площадь, а за ребенка - что тот наберет снега в ботинки. Американец был потрясен, что такое возможно, и несколько страниц посвятил этой странной черте русских - отношению к чужим детям. Помнится, я тогда подумала: надо же, такая естественная черта, которую мы даже не замечаем, а для них удивительно...
Над русской психикой много лет сознательно и упорно работали. Ее неслабо тренировали. На невосприимчивость. Снять солидарность, сострадание, отзывчивость к другому... - это ведь все русские коды сознания, не позволявшие атомизировать общество.
Репортажи о чеченской войне вперемежку с гедонистической рекламой - это как? Дети, просящие в метро, - это как? Молодой таджик, обреченно сидящий на замусоренной московской улице с маленьким задыхающимся ребенком на руках, - это все как?
Это большой испытательный стенд. Общественное сознание сначала металось и болело, а потом утеряло чувствительность. Индивидуальное - тоже. И вот уже люди не понимают, не слышат, что ребенок кричит им о помощи.
НЕСЕТ МЕНЯ ЛИСА ЗА ТЕМНЫЕ ЛЕСА...

[алекс]

История с девочкой жуткая. Случай не первый. В том же Красноярске около года назад. В других местах тоже то и дело какое-нибудь зверское убийство. Но все же эта красноярская история несет в себе нечто совершенно новое. То, что девочку утащили средь бела дня на оживленной улице. Она кричала и отбивалась, пыталась вырваться. Вокруг было много людей. НИКТО не среагировал. Не поняли. Просто не заметили. Были заняты.
Сколько-то лет назад попалась книжка американского журналиста - впечатления от России. Там был такой эпизод. На Красной площади милиционер стал кричать на его ребенка, не давая тому залезть на сугроб, требовал, чтоб родители его убрали. Он страшно возмутился: ну, надо же, до чего тоталитаризм доходит! Но, прислушавшись, понял: милиционер беспокоится не за Красную площадь, а за ребенка - что тот наберет снега в ботинки. Американец был потрясен, что такое возможно, и несколько страниц посвятил этой странной черте русских - отношению к чужим детям. Помнится, я тогда подумала: надо же, такая естественная черта, которую мы даже не замечаем, а для них удивительно...
Над русской психикой много лет сознательно и упорно работали. Ее неслабо тренировали. На невосприимчивость. Снять солидарность, сострадание, отзывчивость к другому... - это ведь все русские коды сознания, не позволявшие атомизировать общество.
Репортажи о чеченской войне вперемежку с гедонистической рекламой - это как? Дети, просящие в метро, - это как? Молодой таджик, обреченно сидящий на замусоренной московской улице с маленьким задыхающимся ребенком на руках, - это все как?
Это большой испытательный стенд. Общественное сознание сначала металось и болело, а потом утеряло чувствительность. Индивидуальное - тоже. И вот уже люди не понимают, не слышат, что ребенок кричит им о помощи.
НЕСЕТ МЕНЯ ЛИСА ЗА ТЕМНЫЕ ЛЕСА...

Правильно бы назвать тему: что убивает в нас человека?
Ещё лет 15 назад считалось, что на Колыме особые взаимоотношения между людьми. Взять в долг абсолютно постороннему человеку сумму денег "на дорогу" в аэропорту считалось нормой поведения. Сказывались особые условия жизни, какое-то "северное братство". Сейчас сталкиваешься с совершенно дикими случаями - мимо людей попавшими в беду на трассе не останавливаясь проезжают машины, снимают попавших людей на мобильники...