"Вести", 24 января 2002

Ultima Thule

Дов Конторер

Приглашение в ад

Адресуя израильскому читателю очерк о евразийстве, а точнее — о российском политическом движении "Евразия", трудно найти отправную точку, которая сразу же объяснит, почему этот очерк должен быть написан и прочитан израильтянином. Поглощенный своими заботами ровно настолько, чтобы оставить России ее проблемы, читатель "Вестей" может поскупиться на интерес к тому, что даже большинством россиян рассматривается сейчас как забава неприкаянных интеллектуалов.

Ответ на этот вопрос состоит из трех частей. Во-первых, евразийское движение, действующее в условиях социального кризиса и постимперского идейного вакуума, способно с неожиданной быстротой преодолеть расстояние от маргинальной доктрины до государственной идеологии. Во-вторых, евреи, еврейство и даже Израиль занимают заметное место в современной теории евразийства. В-третьих, это движение формирует свою доктрину в определенном идейном контексте, имеющем важное для нас прошлое, бурное настоящее и вероятное будущее.

Книжные лавки на Новом Арбате торгуют даже в морозные зимние вечера, когда в сгустившемся сумраке нужно светить фонарем на обложки выложенных под целлофаном изданий, а руки мгновенно немеют на холодном ветру. Недолгая прогулка вдоль этих рядов позволит заметить обилие развалов, с которых торгуют концептуально подобранной литературой: Адольф Гитлер ("Моя борьба"), Альфред Розенберг ("Миф XX века"), что-нибудь о "легендах СС", полдюжины книг, в названиях которых присутствует слово "арийские", и тут же — Коран, "Хадисы пророка", "Исламское возрождение". Отмеченное сочетание является очень частым и, полагаю, отнюдь не случайным. Именно в этом соседстве продаются обычно труды Александра Дугина и других идеологов евразийства.

В продолжение статьи я рассчитываю доказать, что такое соседство не является прихотью малограмотных книготорговцев. Оно выражает идейную близость движения "Евразия" нацистскому нарративу и современной идеологии исламизма. Более того: сама по себе евразийская доктрина формируется как эксперимент исламско-тевтонского синтеза, отводящий евреям единственное законное место — в газовой камере. Здесь я оставляю открытым вопрос о том, осознают ли логику данного синтеза еврейские пропагандисты "Евразии", нужные Дугину в основном для того, чтобы на ключевом и все еще уязвимом этапе становления доктрины послужить доказательством ее легитимности.

Некоторое время назад повод для написания очерка о "Евразии" был подан мне одним из читателей, приславшим свое письмо в "Почтовый ящик Ultima Thule". Увы, я не был тогда готов к серьезному разговору на данную тему. Мой ответ выражал негативное отношение к евразийству как актуальному политическому направлению и даже необходимую долю презрения к еврейским союзникам Дугина, но не был в достаточной мере резок. Теперь, потратив изрядные силы на изучение вязкой и оскорбительной для зрелого интеллекта евразийской литературы, я намерен восполнить упущенное.

С написанием этой статьи я окончательно определяю свое место среди тех, кого дугинские комиссары презрительно называют защитниками "Системы", понимаемой как "мир, из которого изгнаны стихии, из которого удалена История, Воля, Творческое спонтанное усилие человека и нации,.. в котором нет больше места для Великого" ("Элементы", #1, 1992). По логике евразийцев, это неизбежно характеризует меня как бессовестного наймита "денежной диктатуры буржуазно-капиталистического, либерального строя" (там же).

Легкость, с которой эти господа шельмуют своих оппонентов, не заставит меня отказаться от задуманного, поскольку за обличаемой ими "Системой" я вижу культуру и цивилизацию, в создании которых историческое еврейство сыграло решающую роль. В этой "Системе" мы, евреи, чувствуем себя иногда оплеванными изгоями, но когда на нее покушаются силы, черпающие свое вдохновение в идейном наследии Третьего рейха, в интеллектуальной юдофобии Гумилева и в мечтах Тириара о евро-советской империи от Дублина до Владивостока, нам не стоит выдумывать для себя "свободу маневра".

У тех, кто декларирует свою принадлежность к израильскому национально-религиозному лагерю, немало претензий к Западу и к местной элите, состоящей по преимуществу из дезориентированной, изверившейся в себе и в своем призвании постсионистской интеллигенции. Управляемая этой элитой страна загнала себя в роковую ловушку, и нам не забыть, какими нелепыми панегириками сопровождали израильские СМИ это "Шествие глупости" (по названию известного произведения Барбары Тухман) в 90-е годы. Но от предпосланного нам одиночества не спастись в объятиях евразийцев, даже если теперь некоторые из них предпочитают антиатлантизм антисемитизму, формируя из "пассионарных" израильских маргиналов еврейский легион СС.

Утро магов

Движение "Евразия" провело свой официальный учредительный съезд совсем недавно, но его современная история берет начало еще в 60-е годы, когда в советской элите появились закрытые группы, искавшие в наследии Третьего рейха дееспособную альтернативу деградирующей идеологии коммунизма. С развалом СССР этот поиск был легализован и к нему подключились многие из тех, кто прежде довольствовался советским официозом. Детальное описание этого процесса было дано в совместном докладе Юрия Бялого и Эдуарда Крюкова на состоявшемся недавно в Москве семинаре "Мир после 11 сентября: место в нем Израиля и России".

В русло номенклатурного поиска работающей альтернативы коммунизму вливались — еще в застойные годы — некоторые потоки диссидентского мышления, один из которых связан с именами писателя Юрия Мамлеева и поэта Евгения Головина. Начав с интереса к традиционным культурам и оккультизму, члены мамлеевской группы обратились со временем к нацистской мистике; на этой волне Головин создает (уже после эмиграции Мамлеева в 1974 году) свою организацию "Черный орден СС" и получает в кругу единомышленников прозвище "рейхсфюрер". Созвучной данному направлению оказалась идеология европейских "новых правых", и Головин становится активным пропагандистом трудов Рене Генона, Юлиуса Эволы, Мигеля Серрано, Клаудио Мутти.

Духовный рост новоявленного "рейхсфюрера" сопровождался интегративным поэтическим осмыслением советско-нацистского опыта. Перу Евгения Головина принадлежат нижеследующие вирши, которые можно было бы счесть преходящей забавой, если бы в нынешних публикациях его учеников-евразийцев поэтизация СС не стала устойчивой темой:

O, back in USSR!
О, назад в СССР,
Где сверкает роса
На когтях у пантер,
Где творят чудеса,
Подают нам пример.
О, назад в СС,
О, назад в СС,
О, назад в СС, СС-СССР!

Уже в 70-е годы в сформировавшийся вокруг Головина интеллектуальный круг вошли Александр Дугин и Гейдар Джемаль, один из виднейших идеологов исламизма в современной России. Со временем исламская компонента становится все более заметной в идеологии евразийства, поскольку Дугин, заигрывающий попеременно с православным истеблишментом, с русскими староверами и даже с "еврейскими традиционалистами", в целом разделяет следующую идею Джемаля:

"Ислам — это последний военно-политический ресурс человечества в борьбе против американизма и навязываемого им "нового мирового порядка"; это — единственное реальное религиозно-политическое освободительное мировоззрение, которое можно противопоставить процессам глобализации".

В своей статье "Чингис-хан и монголосфера" Дугин адаптирует тезисы Джемаля к российской истории, предлагая наследникам Дмитрия Донского следующую формулу: "Чингис-хан принес русским свободу от ярма Запада и передал им основы государственного аппарата для управления Евразией. Тимур воспроизвел изначальный чингисхановский импульс в мусульманском контексте. Москва. усвоила понимание евразийского материка как единого пространства, подлежащего универсальной унификации на особых сакральных принципах, сопряженных с этикой Великого Турана. И вся история России, начиная с Московского Царства, демонстрирует нам разнообразные версии Руси Монгольской, чингисхановской. Мы, русские, дети Чингис-хана, наравне с татарами, тюрками, монголами. Россия = Орда. Изумительная формула".

В этой статье я не хочу выносить суждения о том, в какой мере подобная формула исторически обоснована. Родилась она не из воздуха; объективные предпосылки у нее, несомненно, имеются, и для того, чтобы их понять, достаточно ознакомиться с некоторыми концепциями восточноевропейской (в первую очередь — польской и украинской) историографии: с тем, как они трактуют собственную национальную судьбу и ее отличие от российской. Во всяком случае, формула "Россия = Орда" может быть столь же убедительной как "монголо-татарское иго" и объявление Великого княжества Московского естественным правопреемником Киевской Руси. Но еще раз подчеркиваю: я не намерен включаться в этот "извечный спор славян между собой" (А.С.Пушкин), полагая более важным сосредоточиться на оценочном, то есть уже политическом представлении возможных в данной связи моделей.

Именно в этом контексте мне кажется важным отметить, что формула "Россия = Орда", делаясь "изумительной", как правило, предполагает определенный ряд выводов: сознательное отталкивание от Запада; отчужденное восприятие самой русской культуры, которая даже в антиевропейских своих проявлениях остается европейской по преимуществу; кардинальную ревизию российской истории — как минимум, с ПетраI. За этим обычно следует установление положительных ориентиров: возвращение в дониконианское православие и еще дальше — в дохристианский "сакральный контекст" и "примордиальную традицию".

Все это присутствует у Дугина, и в продолжение данной статьи читателю придется постоянно учитывать историософский фон евразийства, равно как и вытекающие из него ценностные установки. Упреждая намеченный ход своего повествования, отмечу, что они имеют самое непосредственное отношение к евреям. Но пока ограничимся тем, что в силу указанной логики своего исторического анализа евразийцы выступают сегодня против проведения мемориальных торжеств в честь битвы на Куликовом поле и поддерживают требование исламистов о строительстве в Казани памятника защитникам города от Ивана Грозного.

При такой интерпретации российской истории естественным оказывается союз Александра Дугина с радикальными чеченскими лидерами, которые видят блистательную перспективу евразийского будущего в уничтожении городов и повсеместной архаизации быта. К их числу относится Хож-Ахмет Нухаев, бывший глава дудаевской разведки, а ныне — председатель межтайповой ассоциации "Нохчи латта ислам", благодаривший российскую армию за разрушение Грозного: легче будет дорога к полному искоренению городской культуры и к воцарению благословенного варварства. Таким видится ему путь к духовному процветанию народов в "Евразийском общем доме, остове царства Божьего на земле".

Одним из парадоксов современной российской действительности следует считать тот факт, что объявленный в розыск Нухаев беспрепятственно посетил недавно Москву и принял участие в проходившей там конференции "Угроза ислама или угроза исламу?". Это мероприятие евразийцев вовсе не было полуподпольным: оно состоялось в режимной гостинице "Президент", едва не удостоившись личного участия председателя Государственной Думы.

Вообще, место дугинского моделирования в хитросплетении противоречиво толкуемых интересов России вызывает массу вопросов, но для нас, конечно, важнее, израильский и еврейский аспекты этого замысловатого сюжета. Вернемся к организационной истории движения "Евразия" и проследим за ней по докладу Бялого и Крюкова:

В 1989 году Александр Дугин создает на базе "Черного ордена СС" историко-философский центр ЭОН, целью которого объявляется "формирование истинно духовной и интеллектуальной элиты", а чуть позже возникает ассоциация "Арктогея" и одноименное издательство. В 1990—1992 годах отец Дугина, сотрудник Главного разведывательного управления Генштаба, обеспечивает сыну допуск в секретные архивы спецслужб. Дугин изучает архив Ahnenerbe — института "Наследие предков", действовавшего в структуре СС. В частности, этот институт известен своими разработками в области расовой доктрины национал-социализма и "антропологическими исследованиями", включавшими эксперименты на людях в концлагерях фашистской Германии. В дальнейшем Дугин широко использует эти материалы в цикле телевизионных передач о нацистской эзотерике, в своих статьях и книгах.

С начала 90-х годов группа Дугина через издательство "Арктогея" начинает выпуск эзотерических альманахов "Милый ангел" и "Гиперборея", а также концептуального журнала "Элементы. Евразийское обозрение". Этот журнал разворачивает последовательную пропаганду элитарного неофашизма с его культом Ваффен-СС. Прямой интерес к нацизму был отчетливо обозначен уже в первом номере журнала. Дугин и его соавторы восхищаются Муссолини, Франко, Кодряну, уделяя, однако, особенное внимание культовым фигурам Третьего рейха. Все это подается под соусом развития идеологии Третьего Пути и консервативной революции.

Легализации российских неонацистов предшествовало знакомство Дугина и его соратников с европейскими "новыми правыми". Развитие контактов с "философами и геополитиками евразийской ориентации" — Аленом де Бенуа, Робертом Стойкерсом, Клаудио Мутти, Жаном Тириаром, плюс название журнала (прямая калька с европейских "Элеман") — дало Дугину основания говорить о создании некого "евразийского интернационала".

Гитлер на тысячу лет

Оторвемся теперь от цитируемого доклада, чтобы познакомить читателя с конкретными образцами эсэсовского витийства, столь частого на страницах евразийских изданий. Как было отмечено выше, эта тема заявлена уже в первом номере "Элементов", где ее представляют сразу несколько материалов. В развернутой редакционной публикации (рубрика "Идеология") дается более чем сочувственный обзор европейских течений, представляющих максиму консервативной революции: германский нацизм, итальянский и испанский фашизм, румынская "Железная гвардия", русское евразийство первой половины XX века (Николай Трубецкой, Петр Савицкий и другие).

"Элементы" критикуют нацизм за многочисленные отступления от "консервативно-революционной ортодоксии". В чем они состоят? В том, например, что "Гитлер сохранил крупный капитал, хотя и ограничил его возможности, исключив влияние капитала международного". В антирусском настрое Гитлера, который, правда, "не был столь однозначен, как это иногда пытаются представить". Но, несмотря на частные недостатки подобного рода, "национал-социализм воспринял и реализовал импульс именно консервативно-революционной идеологии", а поражение Германии во Второй мировой войне стало, к явному сожалению авторов, сокрушительным поражением этой доктрины. Далее стоит привести прямую цитату:

"В рамках национал-социалистического режима существовал интеллектуальный оазис, в котором концепции Консервативной Революции продолжали развиваться и исследоваться без каких-либо искажений, неизбежных в других, более массовых проявлениях режима. Мы имеем в виду организацию Ваффен-СС в ее интеллектуально-научном, а не военно-политическом аспекте. Ваффен-СС и, особенно, научный сектор этой организации "Аненэрбе" ("Наследие предков") разрабатывали ортодоксальные консервативно-революционные проекты. В частности, вместо узконационального германизма внешней пропаганды, СС стояло за единую Европу, разделенную на этнические регионы с неофеодальными центрами, и при этом этническим немцам никакой особой роли не отводилось. Сама эта организация была международной, и в нее входили представители даже "небелых" народов — азиатские и ближневосточные мусульмане, тибетцы, тюрки, арабы и т.д.".

Главной претензией "Элементов" к генералу Франко является то, что он "не позволил войскам Оси выйти на Гибралтар, чтобы контролировать ситуацию в Средиземном море". В повествовании о русских евразийцах с равным сочувствием говорится об обеих ветвях этого движения: "национал-большевиках, увидивших в сталинизме определенный поворот к народно-имперской стихии, и национал-социалистах, солидарных с немцами в надежде осуществить на русских землях после предполагаемого поражения советской России вариант русского национал-социализма". С особым пиететом отмечается румынский вклад в идеологию и практику Третьего Пути (данное определение используется как синоним "консервативной революции"). Оказывается, "Железная гвардия" и ее руководитель Корнелиу Зеля Кодряну в наиболее полном виде воплотили "чистый архетип Третьего Пути", чему немало послужило "мистическое православие гвардистов".

В том же номере "Элементов" — статья нацистского идеолога Карла Хаусхофера, перепечатанная из германской газеты 1943 года, и "Тезисы Жана Тириара", сводящиеся к тому, что СССР — наследник Третьего рейха (в безусловно положительном смысле). У Тириара все те же претензии к Гитлеру: он проиграл войну, согласившись на испанский нейтралитет и лишившись возможности блокировать Средиземное море; в будущей мировой войне Тириар заклинает Советский Союз не повторить эту ошибку, то есть сразу же захватить Гибралтар и район Суэцкого канала, "отрезав явных (Югославия, Израиль) и потенциальных (Турция) сторонников США". Как легко догадаться, тезисы Тириара были сформулированы еще до развала СССР, в 80-е годы; их автор остро переживал разочарование советской молодежи в господствующей идеологии, утверждая при этом, что "не война, а мир изнуряет СССР".

Методичная апологетика национал-социализма красной нитью проходит через многие публикации евразийцев. Так, в шестом номере "Элементов" читатель находит рецензию на книгу Ганса Вернера Нойлена "Европа и Третий рейх" (в переводе из бельгийского журнала Vouloir, выпускаемого любимцем Дугина Аленом де Бенуа). Из этой рецензии он узнает, что "европейская идеология" со значительным успехом разрабатывалась главным командованием СС и ключевыми структурами этой организации (амтсгруппы C и D). Генрих Гиммлер и другие эсэсовские вожди (Олендорф, Хильдербрандт, Бергер) представлены лидерами интеллектуальной оппозиции наиболее косным, догматическим проявлениям нацистского режима. О них и не скажешь иначе, как о европейцах высокого полета, вплотную приблизившихся к дугинскому пониманию Евразии.

Пространная (на трех полосах) публикация сопровождается портретом Гиммлера и сентиментальным снимком, изображающим вихрастых молодцов с эсэсовскими эмблемами на белоснежных майках. Они вяжут снопы: ведь в СС понимали, что "участие в сельскохозяйственных работах укрепляет живую связь с родной землей".

Перелистнув страницу, читатель находит, что и следующая полоса (рубрика "Сумерки героев") посвящена неувядающему наследию гитлеризма. Там опубликован некролог Леону Дегреллю, скончавшему в Испании вождю бельгийских нацистов. Был он "отважным воином, ревностным христианином, ярким деятелем международного ордена СС". Если это не убеждает нас в несравненных достоинствах покойного, то нам следует знать, что Гитлер сказал однажды: "Если бы у меня был сын, я хотел бы, чтобы он был похож на Леона Дегрелля". Теперь вопросов не остается.

За полгода до смерти Дегрелля с ним посчастливилось побеседовать представителю "Элементов". Вы изменили сегодня, в изгнании, свои убеждения? "Нисколько. Гитлер был величайшим человеком европейской истории. Он боролся за идеал, за идею. Он развивался. Начав с узко национального, сугубо германского лидера, он постепенно учился мыслить европейскими категориями, и так — вплоть до общепланетарного масштаба. Однажды я набрался смелости и спросил Гитлера: "Мой фюрер! Кто же вы на самом деле? Откройте мне вашу тайну". Гитлер улыбнулся и ответил: "Я — грек". Он имел в виду "древний грек", то есть человек, обладающий классической системой ценностей, преданный красоте, естественности, законам духа и гармонии. Мы сражались за нечто Великое. И вы знаете, духовно мы не проиграли. Это была война идеалистов и романтиков против двух типов материализма — капиталистического и марксистского. Они могут отнять у нас нашу жизнь, но нашей веры они не отнимут. Поэтому я и написал книгу с таким названием: "Гитлер на тысячу лет".

Возвращение мифа-убийцы

Как уже отмечалось, своим идейным истоком Дугин считает теорию евразийства, разработанную в 20-е годы русскими эмигрантами Николаем Трубецким и Петром Савицким. Эта теория создавалась как фундаментальная альтернатива мировоззренческой базе развития России, предложенной коммунистами. Уже на раннем этапе она включала в себя ревизию российской истории, имеющую своей ключевой позицией признание Золотой Орды главным формирующим началом российской государственности. Здесь нам снова поможет совместный доклад Бялого и Крюкова:

По Савицкому, именно благодаря монгольскому завоеванию Московская Русь была втянута в общий ход евразийских событий, а затем стала наследницей Чингис-хана и Тимура, взяв на себя общеевразийскую объединительную роль, которую ранее выполняли кочевники. По выражению Трубецкого, произошло "перенесение ханской ставки в Москву", в результате чего "скифский, гуннский и монгольский периоды общеевразийской истории были продолжены периодом русским". В трактовке основателей евразийства Россия сложилась из "арийско-славянской культуры, тюркского кочевничества и православной традиции", и благодаря монголо-татарскому влиянию "обрела геополитическую самостоятельность, сохранив духовную независимость от агрессивного романо-германского мира". Таким образом, русско-тюркский и православно-мусульманский союз противопоставляется католической и протестантской Европе.

В рамках сотрудничества с европейскими идеологами Третьего Пути группой Дугина была произведена адаптация евразийства к современным политическим условиям. В результате этой адаптации оказалось, что Европа уже не является олицетворением мирового зла. Злом стали "атлантисты", "страны моря" — США и Великобритания. А евразийской России с активным участием фундаменталистского ислама предложено выступить в роли "освободительницы Европы от американской оккупации".

В действительности ислам для Дугина так же вторичен, как и православие: в обеих религиях его привлекают "инициация", неискорененная до конца языческая традиция, ее гностические рецидивы, поддающийся любым спекуляциям эзотеризм. Об этом красноречиво свидетельствуют практически все публикации "Гипербореи" и "Милого ангела". На страницах издаваемого в газетном формате "Евразийского обозрения" Дугин аттестует свое политическое движение как "Церковь последних времен", и, если угодно, она действительно является таковой: вышедшая, подобно нацизму, из глубин оккультного подполья, она сулит человечеству новое "Утро магов", и сотрудничать с ней могут только те представители культурообразующих религиозных конфессий, которые или безграмотны до слепоты, или в действительности являются такими же неоязычниками, как и сам Дугин.

Характерный пример подобного мировоззрения представляет собой опубликованная в "Элементах" статья Станислава Варханова о песенном творчестве некоего Дмитрия Ревякина. В ней, среди прочего, говорится: "В сфере религиозных тяготений Ревякин — христиано-язычник. Меня, православного, этот симбиоз не отвращает". Что же до редакционной программы "Милого ангела", то она целиком построена на "реставрации Интегральной Традиции. всех сакральных цивилизаций". Подлинным гуру этого издания является Рене Генон (1886—1951), грезивший о "нордическом источнике всех традиций" и воплотивший свои искания в полный разрыв с европейской культурой, за которым последовало обращение в ислам.

В его личной судьбе исламско-тевтонский синтез обрел законченное выражение, и "Милый ангел" предлагает Генона читателям как равно приемлемую для православных и мусульман фигуру, указующую на общего врага: сатанинский Запад. Знаком этой совместной борьбы всех взыскующих "примордиальной традиции" против гуманизма и иудео-христианской цивилизации становится свастика, иллюстрирующая на страницах "Милого ангела" статьи Генона (в обоих своих разворотах, левом и правом).

Другим интеллектуальным героем евразийцев является итальянский "профессор-муджахид" Клаудио Мутти. Подобно Генону, он порвал с европейской культурой, обратившись в ислам, и на протяжении многих лет издавал журнал с красноречивым названием "Джихад". Исламский выбор особенно близок и понятен самому Дугину, поскольку в современных условиях он означает наиболее полный и последовательный разрыв с либеральным Западом. Это не мешает главному идеологу евразийцев пичкать читателей "Милого ангела" своими рассуждениями о "метафизическом факторе в язычестве" и одновременно — "эзотерическим истолкованием православного символа веры". Самого Дугина проще всего "истолковать" как законченный продукт постмодернистского вырождения, в котором доведены до логически закономерного абсурда все исходные предпосылки этой культурной новации.

Я не знаю, нужны ли еще аргументы, вскрывающие во всей этой мешанине единственную реальную сущность: нацистский бунт против того, что Гитлер с вескими на то основаниями называл иудео-христианской цивилизацией. Бунт против свободы, личности, нравственности. Против Истории, как таковой. Но если есть еще нужда в доказательствах, то пусть таковым послужит стихотворение, опубликованное журналом "Гиперборея" в 1992 году и написанное, по утверждению российских журналистов, самим Дугиным:

Мы отстояли наш Берлин
От козней Интернационала,
В анналы будущих былин
Войдет мистерия металла.
Несокрушим оплот вождя,
Как ни стараются плебеи.
Мы ждем небесного дождя
С высот своей Гипербореи.
Мы ждем падения Луны
На обреченную планету,
И продолжения войны
Льда и Огня, Зимы и Лета.
Наш Черный Орден сохранен
И обрушенью неподвластен,
Он ночь за ночью, день за днем
Шлифует зубы в волчьей пасти.
Знамена вверх! Идут полки
На Куру, жертвенное поле,
И новый вождь нам жест руки
Простер вперед как символ воли!
Среди обломков и руин
Того, что звали вы культурой,
Стоит мистический Берлин —
Суть алхимической тинктуры.

Магия плюс танковые дивизии

Но мы сказали — нацизм, сказали — "Утро магов", и, следуя авторам одноименной книги об эзотерике гитлеризма, воспользуемся еще одной из предложенных ими формулировок. Ж. Бержье и Л. Повель дали следующее определению нацизму: "Магия — плюс танковые дивизии". Именно к такому слиянию стремятся сегодняшние евразийцы в России, формирующие свою идеологию как в первую очередь политическую доктрину. Это возвращает нас к докладу Бялого и Крюкова, в котором подробно рассматриваются политические аспекты деятельности "Евразии":

С конца 80-х — начала 90-х годов группа Дугина ищет выход на зарождавшиеся в России радикальные движения как правой, так и левой ориентации. Осенью 1988 года Дугин стал членом Центрального совета Национал-патриотического фронта "Память". В тот период он читал членам фронта, одним из которых был будущий лидер Русского национального единства А.Баркашов, цикл лекций по "белой веданте": комплексу религиозно-оккультных взглядов, реставрирующих нордическую мистику СС. Впоследствии основатели откровенно нацистского РНЕ во многом строили свою идеологию на том материале, с которым их познакомил Дугин.

В мае 1993 года Дугин от имени "Движения новых правых" участвовал в основании Национал-большевистского фронта Эдуарда Лимонова. Туда же вошел праворадикальный Фронт национал-революционного действия во главе с Лазаренко. К началу 1994 года НБФ распался, но связка Лимонов-Дугин сохранилась. Дугин стал главным идеологом НБП, стараясь превратить национал-большевиков в "новую оппозицию" в России.

Здесь полезно добавить, что именно в этот период Дугиным была написана программная работа "Цели и задачи нашей революции", в которой прямо говорилось, что таковая носит "антииудейский и антииудеохристианский характер". Слово "иудеохристианский" может ввести в заблуждение: Дугин имеет в виду не столько миссионерские секты типа "Jews for Jesus", сколько гитлеровское употребление данного термина, подразумевающее европейскую культуру, как таковую, поскольку она восприняла через христианство еврейские представления о нравственности, грехе и личной ответственности человека перед Богом.

Свою собственную конфессиональную принадлежность к православию Дугин определяет в упомянутой работе таким образом, что ее, наверное, не признал бы действительной ни один настоящий христианин: "Если мы искуплены Христом, то на нас принципиально нет греха, и надо смело идти к свету обожения, а не подсчитывать скрупулезно свои несовершенства. Сколько можно ныть и сокрушаться. Пусть этим занимаются иудеи". Иными словами, "православие" Дугина есть тотальная индульгенция, освобождающая от всякой религиозной ответственности. Вряд ли этого не способны понять потянувшиеся к евразийству попы; скорее они представляют такое православие, для которого в христианстве нет ничего существенного, кроме почвеннической риторики и обрядопочитания.

И еще. К тому же периоду милования с Лимоновым относится дружба Дугина с известным рок-музыкантом Сергеем Курехиным ("Популярная механика"), нашедшим привлекательность в идейном моделировании национал-большевизма и принявшим участие в некоторых публичных акциях этого движения. Для Дугина партнерство с Курехиным было закономерным: он часто выступает в роли популяризатора художественного авангарда, резонно полагая, что таковой может нести любую идейную нагрузку, а фашистскую — с особым успехом. Сделав эти необходимые замечания, вернемся теперь к цитируемому докладу:

В июле 1994 года было объявлено о создании Народного национал-социального движения, куда вместе с Национал-большевистской партией Лимонова и Дугина должны были войти "Трудовая Россия" и РНЕ. Этому предшествовали активные консультации Дугина и Баркашова весной 1994 года. Но тогда проект не осуществился, и союз с баркашовцами распался.

Одной из причин отказа Баркашова от сотрудничества с НБП называли его негативное отношение к "нетрадиционной сексуальной ориентации" Лимонова. В то же время Дугин, воспитанник Головина, относился к подобным пристрастиям с полной терпимостью и пониманием. Его первой женой была Евгения Дебрянская, ставшая впоследствии лидером Ассоциации сексуальных меньшинств, соосновательницей российского отделения Транснациональной Радикальной партии и Демократического союза.

Теоретическим органом НБП являлись журнал "Элементы" и (с декабря 1994 года) газета "Лимонка", в которой также велась широкая пропаганда фашизма и его лидеров, терроризма, исламского фундаментализма. В своей статье "Порог свободы" Дугин сформулировал суть "новой Революционной Теории или Всеобщей Теории Восстания" как "скрещивание крайне правых и крайне левых". В этом, по его мнению, "смысл национал-большевизма, Консервативной Революции, Третьего Пути", тогда как "главным врагом является либерализм".

Лидеры НБП не только теоретизировали, ссылаясь на Гитлера, который "сидя в тюрьме после пивного путча, писал о необходимости завоевания парламентского большинства". В 1995 году два первых лица в НБП выдвигались кандидатами в Думу: Лимонов — в Москве, Дугин — в Санкт-Петербурге. Оба были зарегистрированы, но на выборах не прошли.

Союз Дугина с Лимоновым продолжался до весны 1998 года, когда было официально объявлено о разрыве всяческих контактов между ними. После раскола Дугин вместе с поддержавшими его членами НБП выпускает газету "Вторжение. Территория национал-большевизма" (сначала она выходит как вкладыш в "Завтра", а затем как самостоятельное издание под названием "Евразийское вторжение"). Объясняя причину раскола, Дугин писал: "Облагородить их (лимоновцев), видимо, невозможно. Не путайте исторически случайных молодых людей. и алмазное ядро нашей доктрины. Там — сомнительная попытка привлечь к себе внимание тупых и праздных толп. Отныне территория национал-большевизма только здесь".

Дистанцировавшись в 1998 году от Эдуарда Лимонова, Дугин установил тесный контакт с гораздо более серьезной и массовой левой оппозицией. Здесь надо отметить, что он еще в 1991 году вошел в редколлегию оппозиционной газеты "День" (после закрытия — газета "Завтра"), став одним из ее авторов. А в феврале 1999 года спикер Госдумы Геннадий Селезнев назвал Александра Дугина своим советником и высказался за включение его геополитической доктрины в обязательную программу российских школ. Заметим, что, по словам самого Дугина, по его учебникам уже изучают геополитику "во многих дипломатических и военных институтах страны".

Возглавляя Центр геополитических экспертиз, действующий в рамках Консультативного совета по проблемам национальной безопасности при председателе Госдумы, Дугин участвовал в написании политической программы селезневского движения "Россия". Испробовав и закрепив в случае с КПРФ принцип политической "прививки" неофашизма, он нашел его чрезвычайно выигрышным; из многочисленных публикаций последнего периода следует, что Дугин подходит с тех же позиций к проблеме строительства отношений с российской государственной властью и православной церковью.

Дух и душа

Как уже отмечалось, в евразийских моделях исламу отводится особая роль. Зачастую о нем прямо говорят как о наднациональной идеологии, способной объединить евразийское пространство с помощью своего "потенциала экспансии". И если такова позиция идеологов евразийства, сохраняющих номинальную принадлежность к православию или исповедующих почвенническое язычество, то тем более привлекательным становится движение Дугина в глазах мусульманских фундаменталистов.

Говоря о необходимости союза России с исламом, они вкладывают в это понятие агрессивный антизападнический смысл, — отмечают Бялый и Крюков. — И союз с исламом предлагается России именно для того, чтобы поднять и направить ее на жесткое противостояние с Западом. Без учета этого обстоятельства нельзя оценить те заявки на "развитие общего евразийского стиля религиозного традиционализма", которые провозглашает Дугин.

Но что представляет собой идея православно-мусульманского союза в настоящее время, когда отмечается мощный рост исламского фактора в мире и идет форсированное внедрение радикального ислама в Европу? Когда в самой России появился крупный очаг этноконфессионального конфликта — Чечня?

Война в Чечне показала химеричность идеи "Евразии с русским ядром" и, как считают многие российские и западные исследователи, почти уничтожила возможность государственного строительства на чисто националистических основаниях. И теперь вместо этого дискредитированного проекта России фактически предлагается роль наблюдателя за строительством на ее территории "исламской Евразии" при активном участии европейских "новых правых".

Далее Бялый и Крюков анализируют перспективы данного проекта. Евразийцы предлагают каждому из регионов России возвращение к собственным "сакральным традициям", которые если и существуют, то как традиции разные. Неизбежный конфликт между ними снимет интегрирующее влияние нынешних религиозных конфессий, в том числе — православия, и неизбежно взорвет единство России. Таким образом, евразийцами сознательно предполагается превращение российской территории в "транзитное пространство" между Западом и Востоком. Эта идея явно корреспондирует с "Европой ста флагов" у де Бенуа, с империей неофеодальных анклавов у Тириара и с неонацистской "тотальной примордиальной традицией".

Будучи явно несостоятельной как целостный политический проект, она способна, однако, развалить российскую государственность до уровня автономных районов и городских кварталов. Опыт возвращения к "примордиальной традиции" отдельного региона уже был однажды продемонстрирован на примере Чечни, где в середине 90-х годов произошел мгновенный переход к набегово-абреческому типу существования, крупномасштабному рабовладению и строительству национальной экономики на таких основаниях, как рэкет, торговля людьми, изготовление фальшивых денег, производство и экспорт наркотиков, контрабанда оружия. Все это сопровождалось беспрецедентным по жестокости террором в отношении местного населения и примыкающих к Чечне регионов.

Но попробуем вообразить себе картину повсеместного возвращения народов России к их "примордиальным традициям" в условиях неизбежного при этом государственного распада. Что за силы утвердятся на огромном "транзитном пространстве", в которое превратится тогда российская территория? Здесь нам снова придется вернуться к докладу Бялого и Крюкова:

Неоевразийцы постоянно подчеркивают, что мир, получив гуманизм и прогресс, утратил Дух. При этом правая германоцентричная Европа утверждает, что Дух должен быть нордическим, тевтонским, а исламисты видят его исламским. Они неустанно заявляют, что в нынешнюю эпоху Дух мира — это ислам, тогда как России многие из них охотно отводят роль Души мира.

Однако в соответствующей философской традиции Дух — это волевое, властное, мужское начало, которое всегда подчиняет Душу. И тогда из указанных построений получается, что возвращение в традицию у "новых правых" — это чингизидская Евразия, в которой тевтоно-исламский дух будет властвовать на просторах Души — России.

Еврейский легион СС

Но какое отношение к этой вязкой метафизике, к нацистской мистике, к пошлейшей зауми евразийцев могут иметь евреи? — спросит удивленный читатель. Ведь у нас-то нет и не может быть "примордиальной традиции", отличной от той, что заключена в иудаизме. Ведь наше Первоначальное (Primordialis) — это и есть завет со Всевышним, выводящим нас из Египта, даровавшим нам Тору и обещавшим нам эту землю на вечные времена.

Возвращение народов к "примордиальному" есть отказ от всего, что мы, евреи, принесли в этот мир от подножья горы Синай, где нам было явлено, что Бог одинаково неподвластен магии, заговору и цепкой мысли философа; что Он укоренил в Своей Личности фундаментальное основание личности человеческой, без которого даже греки уперлись в тупик напрасного бунта против бессмысленной необходимости, вертящей между колен дурацкое веретено Ананке. И нам ли не знать, что этот отказ народов от еврейских даров оборачивается для нас пламенем Освенцима?

Как бы ни становилось нам плохо в лоне иудео-христианской цивилизации, именно она — в здешнем, земном контексте — обеспечивает нам право на существование и саму возможность такового. Бунт против нее, впервые и до конца осуществленный гиперборейцами Гитлера, имел своим закономерным итогом физическое истребление еврейства. Верно, что нацисты наследовали христианскую юдофобию и умели заигрывать с церковью, но их бунт был направлен против христианства почти в той же мере, как против иудаизма; это был бунт "примордиальной традиции" против еврейского Духа.

Христианство существует как отличное от еврейского прочтение библейского текста. Того же самого текста! Нет других двух религий, которые так же тесно связаны между собой, и именно поэтому христианство сразу же оказалось перед искушением ненависти к еврейству. Перед соблазном тотального отрицания.

Но, многократно соблазняясь ненавистью, оно до тотального отрицания не доходило. Это был прямой и легкий маршрут: объявить еврейского Бога злокозненным демиургом, а Иисуса — его противоположностью; устранить из учения церкви "Ветхий Завет"; построить свою духовную общность на "гиперборейских началах". Христианские гностики, сохранявшие живую связь с "примордиальной традицией", подошли к такому выводу уже во II веке н.э. Но когда ставший их вождем Маркион явился к мужу апостольскому Поликарпу со своей интересной теорией, тот, едва ознакомившись с ней, отвечал: "Изыди от меня, Сатана!".

Теория так не понравилась Поликарпу, что Маркиону сразу вернули 200.000 сестерций, привезенных им в дар римской общине. И сколь бы яростной ни становилась потом церковная проповедь презрения к евреям, скольких бы она ни стоила жертв нашему народу, именно этот ответ — "Изыди от меня, Сатана!" — определял позицию христианства по отношению к тотальному отрицанию иудаизма.

Гиперборейцам же хватило нескольких лет, чтобы превратить в прах и пепел все еврейское население Европы, оказавшееся у них во власти. И, наверное, международный орден СС был действительно флагманом европейской интеграции, средоточием интеллектуалов, духовным сообществом нордических мистиков, тибетских монахов и ближневосточных мусульман. Нам-то от этого — что? Кто для нас эти люди, сулившее светлое будущее всему человечеству — без евреев?

Лишь законченный идиот может считать еврейский геноцид случайным, сопутствующим эпизодом нацистского гиперборейства, а не логической сердцевиной его доктрины. Но такие идиоты нашлись, и сегодня они "прорываются в евразийство", подыгрывают Дугину, публикуются в его испещренных свастиками журналах. В своей ненависти к либерализму они не гнушаются никакими союзниками, полагая, наверное, что разгулявшийся на просторах Души-России тевтоно-исламский Дух построит им Великий Израиль — от Нила до Евфрата.

Авигдор Эскин, снискавший себе у израильских правых устойчивую репутацию провокатора, выступает в "Евразийском обозрении" с гротескной аналитикой ("Полярный Израиль: прорыв в Евразийство"). Под стать приютившему его изданию он и изъясняется теперь на какой-то благостной фене, вещая про еврейских "святителей", прописавших нам непримиримую борьбу с "либеральной олигархией мондиализма". На тех же страницах шейх-уль-ислам Талгат Таджуддин и Хож-Ахмет Нухаев гнут свое — вместе с игуменами православной и старообрядческой церкви.

Другим участником этой игры является бывший еврейский активист из Ленинграда, а ныне — житель Хеврона Авраам Шмулевич. С Эскиным они работают на пару: превозносят друг друга в евразийских изданиях, и так создается впечатление внушительной рати, вставшей в Израиле под дугинские знамена. Иначе как "известным израильским историком и раввином" Эскин Шмулевича не величает, но это еще — цветочки. Стоит заглянуть на сайт евразийцев в Интернете, чтобы узнать о похождениях "тайного брацлавского раввина" в Хевроне, где он "выбивает арафатовцев" из Абу-Снены, после чего "премьер Израиля Шарон был вынужден пообещать взять захваченную территорию под контроль армии".

У израильского читателя этот анекдот вызовет усмешку, но Россия далека от нашей экзотики, и там фотография Шмулевича с "узи" через плечо и с морским биноклем производит желанное впечатление. К тому же автор цитируемой статьи Валерий Строев намекает читателям на то, что Шмулевич является супершпионом израильских и российских спецслужб, а может быть — тссс!!! — личным агентом Владимира Путина. Но это — намеком, а черным по белому: дока в паранормальных исследованиях, "раввин-партизан", глава Службы Безопасности Всемирного Совета Брацлавских Хасидов (все — с прописной буквы и без малейшего юмора).

О созданном Шмулевичем движении "Беад Арцейну!" ("За Родину!") другой сочувствующий автор Ю.Нерсесов сообщает на страницах "Нового Петербурга", что оно "по данным экспертов, скоро сможет отобрать немало голосов у других русских партий Либермана и Щаранского". В "Евразийском обозрении" опубликована фотография, снятая в ходе манифестации "Беад Арцейну!" возле посольства Латвии в Тель-Авиве. На ней рядом со Шмулевичем виден 1 (один) манифестант, но были, наверное, и другие: движение-то массовое. К тому же оно, по Строеву, пользуется в Израиле "негласной поддержкой многих сил в военно-промышленном комплексе, армейской верхушке и спецслужбах, недовольных засильем США".

В отличие от Эскина, Шмулевич не кажется мне бессовестным человеком. Здесь сказывается и наше давнее знакомство — с тех самых пор, когда он впервые появился в еврейских кругах как Никита Демин; и тот факт, что живет он в Хевроне, где даже без приписываемого ему куража любого еврея подстерегают значительные опасности. Я могу лишь гадать, что побудило его превратить себя в этакое посмешище. Возможно, трагизм невостребованности, с которым столкнулись в Израиле многие из активистов еврейского движения в бывшем СССР, оказался для него более серьезным испытанием, чем противостояние советскому режиму в 80-е годы.

Без труда представляю себе, что он станет говорить обо мне, прочитав эти строки. Не могу сказать, что меня это радует. Но бесовские игры Шмулевича с гиперборейцами зашли так далеко, что уже не являются его частным делом.

Три с половиной года назад я опубликовал серию статей по истории армяно-турецкого конфликта, в одной из которых ("Окна", 25.06.1998) писал: "Да и так ли это удивительно, что некоторая часть армян встала под гитлеровские знамена? Не так ли было и с другими народами? Евреям нацизм не оставлял никакого выбора, но все равно нашлась в Палестине горстка патриотов во главе с Авраамом Штерном, которая, не осознавая еще истинного характера гитлеризма, была готова ради обеспечения будущего своего народа встать на сторону Германии во Второй мировой войне. Эта затея быстро сошла с повестки дня, поскольку у евреев не было вообще никакой почвы для сотрудничества с нацистами. А была бы, так поди знай, чем бы все это закончилось...".

Дополняя сказанное тогда, отмечу, что по счастью Гитлер не предоставил нам возможности создать свой, еврейский легион СС. По счастью — так как в конечном счете этот легион, будь он создан, ждала бы общая еврейская участь в Освенциме. Такова непреложная логика "возвращения к примордиальной традиции". Теперь эпигоны Гитлера предлагают нам подобную опцию, и, увы, на нее находится спрос. Но логика фундаментальных культурно-исторических процессов от этого не меняется.

Зачем им это?

Почему сегодняшние евразийцы раскрывают еврейским пассионариям свои обьятья? Прежде всего потому, что в силу общеизвестных причин еврейское участие легализует, "облагораживает" любую доктрину. Мы часто наблюдаем это в Израиле, где самые чудовищные инициативы ООП и арабского мира легко обретают легитимность через поддержку еврейских ультралевых. И если Дугину необходимо завоевать репутацию солидного общественного деятеля, то самый быстрый путь к этому проходит по линии Шмулевич — раввин Берл Лазар — Лев Левиев — израильское правительство. Такая линия еще не выстроена, но ее пытаются строить.

Второй вероятный ответ на поставленный выше вопрос связан с очевидной в последние годы кризисностью в отношениях между Израилем и США. Один из евразийских сайтов оперативно откликнулся на недавний выпад Цви Хенделя в адрес Дана Керцера. Назвать американского посла "жидком" — это им по вкусу.

Дугину и иже с ним хотелось бы выбить Израиль из американской орбиты (или, как выражается Эскин, из "цепей либерально-демократического интернационала"). Делать им с Израилем, как я однажды писал, абсолютно нечего, но нагадить американцам приятно. А потом еще заявить, что такова уж подлая еврейская натура: сколько ни кормили американцы Израиль, все равно евреи их предали.

И когда в евразийских салонах появляются наши пассионарии, убеждающие дугинцев в том, что "по сравнению с раввином Кахане Баршаков и Машаков — просто гнилые либералы" (цитирую по Ю.Нерсесову), то почему бы к ним не прислушаться? Почему бы не разыграть еврейскую партию в контры с "атлантистами"? Исламский фактор в евразийстве настолько прочен, настолько фундаментален, что никакой адюльтер с сионистами его не разрушит. А когда дело дойдет до конкретных решений, "Евразия" (или Евразия) развернется всей своей массой в пользу ислама. Что же до израильских "евразийцев", то ими тогда подотрутся (увы, я это уже писал) и — прямиком в помойную корзину.

В этом — суть евразийской позиции по отношению к Израилю, но, будучи человеком идейным, Дугин нуждается в теоретическом обосновании своего партнерства с Эскиным и Шмулевичем. Тех, кто еще не устал, я могу ознакомить с его экзерсисами на данную тему.

В своих работах Дугин обнаруживает зауряднейшее невежество в еврейских вопросах. Так, в "Целях и задачах нашей революции", где он рассуждает о феномене "отчуждения", выстраивается следующая логическая конструкция: "Именно в качестве доктрины отчуждения иудаизм был назван позднее христианами "Синагогой Сатаны". Христианская доктрина в отношении иудаизма была радикальной и тотальной Революцией, так как, опровергая ветхозаветные отчужденные отношения человека-твари с Богом-Творцом, она устанавливала радикально новые, мистические и благодатные сыновьи отношения детей-христиан с Богом-Отцом. Этот абсолютно революционный характер христианства ярко запечатлен в главной христианской молитве "Отче наш", так как подобное обращение к Богу как Отцу в иудаизме, основанном на отчуждении, просто немыслимо".

Для того, чтобы не спороть подобную чепуху, было бы достаточно заглянуть в наиболее известные библейские тексты, где во множестве говорится "Сыновья вы Господу, Богу вашему", "Сын Мой, первенец Мой Израиль" и т.п. Или, спросив у сведущего человека о происхождении "Отче наш", узнать, что эта молитва представляет собой компиляцию двух еврейских молитвенных текстов: "Кадиша" и "Авину Малкену" ("Отец наш, Царь наш!"). Но замышляя революцию антииудейскую, Дугин в справках подобного рода нужды не испытывал.

В евразийских публикациях того периода будущее Ближнего Востока рассматривалось таким образом, что вместо Израиля там появлялась "освобожденная Палестина". Позже, уже в конце 90-х годов, приняв под свое крыло израильских пассионариев, Дугин разработал новую доктрину, согласно которой в еврействе имеются два начала: хорошее ("евразийское") и плохое ("атлантистское"). К первому относятся саббатианцы, франкисты, хасиды, каббалисты, революционеры, народники, то есть мистико-социалистическая среда или "еврейское восточничество". Ко второму — рационалисты, Маймонид, буржуа, противники хасидизма, деятели Хаскалы, то есть "еврейское западничество". Эта схема приводится в книге Дугина "Основы геополитики" (2000 год).

В отношении последних ("западников") Дугин по-прежнему в выражениях не стесняется. Так, он цитирует текст, из которого следует, что собравшиеся креститься франкисты "разоблачили" в 1759 году "человеконенавистнические обычаи своих противников-раббанитов". Никакой попытки отмежеваться от франкистских клевет, включавших обвинения в ритуальном употреблении крови, Дугин не предпринимает. Но к "еврейским восточникам" он бывает теперь лоялен.

В сегодняшних условиях "восточникам" непременно следует быть маргиналами, и Дугин с успехом находит таковых, зачастую — прямо противоположной ориентации. Так, в девятом номере "Элементов" публикуется интервью с раввином Беком, представляющим "Наторей Карта" и, естественно, кроющим сионизм на чем свет стоит. И тут же — еще одно интервью: с американским раввином Меиром Шиллером, отстаивающим универсально правые позиции в близком "Элементам" звучании. Оба текста изобилуют явными глупостями в примечаниях, но все-таки могут быть прочитаны.

В том же номере "Элементов" дается рецензия на "Хасидские предания" Мартина Бубера, выпущенные в Москве издательством "Республика". Ее автор находит в обсуждаемой книге подтверждение дугинской концепции о фундаментальной двойственности еврейства.

Целостной картины из последних евразийских публикаций не возникает. В программной работе "Наш путь: стратегические перспективы развития России в XXI веке", изданной Дугиным на средства концерна "Русское золото" в 2001 году, вопрос о евреях и иудаизме обойден молчанием, хотя там, казалось бы, излагаются суждения обо всех евразийских конфессиях. Похоже, однако, что какие-то элементы "еврейского восточничества" включены в положительный актив евразийства, где они покоятся теперь рядом с нацистскими идеями и символикой Третьего рейха. Рядом — но ни в коем случае не вместо. Постмодернизм в действии.

В сравнении с настоящими жидоглотами, которых от этакой неразборчивости мутит до рвоты, Дугин, конечно, киска. Играет в Гиммлера, но всех без разбору под пулемет не гонит. Можно даже предположить, что он лепит евреям из каббалы "примордиальную традицию". Для нас это — почти как обзавестись арийским паспортом в лихую годину. Но кто-то такой паспорт брезгливо отклонит, а кто-то скажет, что лучше бы не будить лиха. Автор этих строк узнает себя — в обоих.