Ultima Thule

Дов Конторер

Опасения сторон

Как уже отмечалось на этих страницах неделю назад, результаты промежуточных выборов в Конгресс США и связанные с ними политические перспективы живо обсуждались участниками проходившей в Тель-Авиве конференции "Израиль, Россия и иранская ядерная программа". Эксперт Института контртеррористической политики д-р Эли Кармон говорил о том, что США совершили огромную ошибку, отказавшись от своего первоначального плана превратить Ирак в протекторат - и отдав предпочтение концепции создания "открытого общества" в неимеющей демократических традиций и "разогретой" военным вмешательством стране. Это решение Белого дома стало, по мнению Эли Кармона, ключевой предпосылкой провала американской политики в Ираке, закономерным результатом которого стала сегодняшняя ситуация, включая наметившуюся перспективу установления иранского контроля над югом Ирака, где сосредоточено шиитское население этой страны - и порядка 5 процентов мировых запасов нефти.

В этом плане точка зрения д-ра Кармона была созвучна позиции Сергея Кургиняна, возглавлявшего на конференции в Тель-Авиве группу российских экспертов. Комментируя "странный итог американских действий, осуществленных в течение последних пяти лет на мировом радикально-исламском поле", Кургинян говорил о том, что политику США было бы проще понять, если бы на место неугодного им Саддама Хусейна американцы поставили другого диктатора – столь же твердого в управлении страной, но лояльного Вашингтону. Однако вместо этого Соединенные Штаты, отказавшись от первоначальных планов партнерства со "сдавшей" Саддама суннитской элитой, провели открытые выборы в разбудораженном государстве с шиитским большинством населения.

"В российских кругах по-разному трактуют эти действия, - сказал Кургинян. - Часть влиятельных сил считает, что американцы не противились тенденциям исламизации, а потакали им, ориентируясь на свои стратегические интересы. Эту гипотезу достаточно трудно опровергнуть... Что именно понимают американцы под демократией в странах исламского мира? Почему они считают, что их военное вмешательство совместимо с выборным плюрализмом, который невозможно до конца держать под контролем?.. Итог иракской кампании так или иначе сводится к тому, что либо американцы хотели проиграть, либо они нечаянно проиграли. Но в любом случае – они проиграли. И констатация этого факта не прибавляет русским симпатий к Америке".

Говоря о возможных последствиях победы демократов на состоявшихся выборах в Конгресс США, д-р Александр Нагорный упомянул о пугающей Кремль перспективе активизации антироссийской политики Белого дома на Украине, в Закавказье и Средней Азии. Применительно к ближневосточному блоку проблем он отметил весьма ограниченную состоятельность тезиса о том, что республиканцы и демократы поменялись теперь своими ролями в традиционном вопросе об изоляционизме в американской политике.

"Дело не в том, что демократы сменили сегодня республиканцев в качестве выразителей изоляционистской тенденции, - заметил Нагорный. – Ситуация вовсе не возвращается к тому состоянию, в котором она была многие десятилетия назад, когда термин "изоляционизм" действительно выражал настроение некоторой части американских элит. В сегодняшних условиях политика демократов на Ближнем Востоке будет не менее активной, чем политика администрации Буша. Но это будет активность иного рода. Вместо силового фактора ее ключевым инструментом станет дипломатия. Соединенные Штаты будут искать возможности договориться с Ираном и арабскими странами, делая в этой игре соответствующие ставки".

Израильские аналитики также не скрывали своей озабоченности в виду вероятных политических шагов Вашингтона. Здесь, в сравнительно узком кругу участников профессиональной дискуссии, никому из них не было нужды уподобляться премьер-министру Ольмерту, заявившему недавно в Лос-Анджелесе, на Генеральной Ассамблее еврейских организаций США, о практически полном совпадении израильских и американских позиций по всем ближневосточным вопросам. Это заявление побудило обозревателя "Нью-Йорк таймс" Дэвида Сангера упомянуть о зародившихся у американцев "сомнениях в способности Ольмерта адекватно оценивать политическую и военную ситуацию на Ближнем Востоке". Среди говорящих о подобных "сомнениях" журналистом были названы "высокопоставленные лица в Белом доме".

Данный вывод вряд ли является обоснованным. Дело, скорее всего, не в том, что Ольмерт не видит опасностей, связанных с дальнейшим расширением зазора между позициями Израиля и США – зазора, который существовал всегда и сам по себе не является результатом недавнего триумфа Демократической партии. Но Ольмерт, похоже, считает себя совершенно бессильным перед этой тенденцией. Он не видит возможности противодействовать ей и пытается приспособиться к новым веяниям в Вашингтоне посредством наигранно благодушных заявлений. Даже с учетом сложившейся модели "ограниченного суверенитета" в отношениях Израиля с США это поведение израильского премьера выглядело на прошлой неделе весьма нелепо.

Так было, например, когда Ольмерт заявил о "стабильности", которую принесла на Ближний Восток американская операция в Ираке. Стабильность? Даже и сам Буш не рискнул бы сегодня выступить со столь лестной оценкой своих трудов.

Возможность парадоксального хода

Перспектива американского бегства из Ирака, при одновременном задабривании Сирии и Ирана (в соответствии с рекомендациями комиссии Бейкера, Гейтса и Гамильтона), сопряжена для Израиля с очевидными рисками – как политического, так и военного характера. Даже сам факт "потери лица" американцами является в этих условиях ударом по израильским интересам. Кроме того, существует легко предсказуемая формула задабривания Сирии, Ирана и исламского мира вообще, к практическим составляющим которой Израиль не может быть равнодушен.

Наконец, существует конкретная ситуация, которую американцы оставят после себя в Ираке. Будет ли это, к примеру, дальнейшее укрепление шиитского пояса, протянувшегося от Ирана, через шиитские районы на юге Ирака и управляемую алавитами Сирию, к Ливану, где "Хизбалла" бросает сейчас новый вызов правительству Фуада Синьоры?

Учитывая прочные политические связи России с Ираном и, напротив, ее весьма сложные отношения с Саудовской Аравией, было бы можно предположить, что Кремль не испытывает опасений в связи с наметившейся перспективой шиитской экспансии в районе Персидского залива. Но некоторые из представленных на конференции оценок свидетельствовал об обратном. Так, российский военный аналитик Антон Суриков говорил о том, что самым разумным шагом американцев стала бы в сложившейся ситуации, то есть в свете изъявляемого Вашингтоном намерения покинуть Ирак, попытка "замкнуть" шиитскую экспансию в регионе на противодействие активной и боеспособной части иракских суннитов.

По оценке Сурикова, "Аль-Каида", действующая сейчас в Ираке против шиитского населения и правительства Нури аль-Малики, не является силой, способной самостоятельно и в течение достаточно долгого времени оказывать эффективное сопротивление осуществляемой Ираном экспансии. Для того, чтобы взаимное "замыкание" разрушительных сил в Ираке было долгим и прочным, американцы должны совершить парадоксальный политический шаг: восстановить и вооружить остатки силовых структур Саддама Хусейна в т.н. "суннитском треугольнике", где те смогут опереться на значительную поддержку местного населения. Очевидная парадоксальность данного шага состоит в том, что он подразумевает для США целесообразность военно-политических действий, направленных против ими же созданного шиитского правительства в Багдаде. Но аргументы российского аналитика были таковы, что многие из участников конференции с интересом отнеслись к его тезису:

"Южный Ирак – это шииты и нефть. Ирану важен контроль над этим регионом, причем без угрозы со стороны суннитского треугольника. В этом случае он становится подлинным гегемоном в районе Персидского залива и подавляет волю к сопротивлению у саудитов и других арабских режимов, озабоченных в настоящее время шиитской экспансией. Кроме того, закрепив свой контроль над шиитскими районами Ирака, Тегеран получит дополнительные возможности влияния в Афганистане, откуда западные союзники тоже, скорее всего, уйдут в ближайшие годы. При этом непосредственными проводниками иранского влияния в Афганистане окажутся хазарейцы-шииты и нуристанцы".

Противовесом данной тенденции может стать перманентный конфликт между шиитами и суннитами в Ираке. По мнению российского аналитика, активная фаза этого конфликта может оказаться столь же долгой, как и ирано-иракская война в 80-е годы. "Шиитов в Ираке большинство, они сегодня весьма пассионарны, их боевые группировки негласно поддерживаются правительством аль-Малики, но воевать они не умеют, - подчеркнул Суриков. - С другой стороны, сунниты, служившие в силовых структурах Саддама, обладают всеми необходимыми навыками для того, чтобы оказать эффективное сопротивление своим врагам. Но они не вступят в активную конфронтацию с иракскими шиитами и со стоящим за их спиной Тегераном, если им не будет оказана прямая поддержка. С учетом нового политического графика в Вашингтоне можно сказать, что на организацию этой поддержки у американцев остается совсем мало времени – порядка шести месяцев".

Если это время будет упущено, мы, скорее всего, явимся свидетелями весьма жалких сцен при выводе американских войск из Ирака, полагает Антон Суриков. "Это зрелище будет сродни эвакуации сотрудников посольства США из Сайгона, - заметил российский аналитик. - Но главное, конечно, не в этом. Действительно важным является то, что без создания в суннитском треугольнике прочной базы противодействия Тегерану шиитская экспансия обретет дополнительную силу и станет мощнейшим фактором дестабилизации в регионе. При этом с утратой суннитских позиций в Ираке ни саудиты, ни нефтяные княжества Залива, ни даже Египет не смогут ей эффективно противостоять".

Искусство обольщения

Для Израиля вопрос об игре на поле шиитско-суннитских противоречий всегда носит сложный характер. Естественно предположить, что если бы Тегеран недвусмысленно выступал сегодня как персидская национальная сила, движимая имперскими (и антиарабскими, по сути) амбициями, вопрос о партнерстве с "умеренными суннитскими режимами" для Израиля не стоял бы. В пользу такого предположения говорит опыт "периферийной стратегии", успешно проводившейся Израилем в 60-е и 70-е годы, когда еврейское государство искало и находило союзников за пределами враждебного ему арабского кольца – в том же Иране, в Эфиопии, в Курдистане.

Но в сегодняшней ситуации, когда шиизм претендует на лидерство в исламском мире, подкрепляя свои претензии разжиганием джихадистской истерии, для Израиля должны быть равно приемлемы любые ходы в отношении Ирана и его интересов (лишь бы эти шаги были грамотными и эффективными).

"Докричаться" до тех слоев иранской элиты, которые недовольны идеологическим и политическим курсом Ахмадинежада, Израилю не удается. Справедливости ради нужно заметить, что и попыток таких Израиль всерьез не предпринимает. Отчасти – из-за собственной косности, отчасти – из-за того, что реализация действительно амбициозных проектов подобного рода мыслима лишь на базе очень конкретного взаимопонимания с Соединенными Штатами. Такого взаимопонимания, при котором США исключили бы для себя возможность договориться с Ираном за счет Израиля.

В этом случае израильским университетам, СМИ и политикам следовало бы прежде всего "расчленить" монолитный образ врага, противопоставив нынешнему хомейнистскому руководству Ирана культурное и политическое наследие Персии. Например, в Тель-Авивском университете могла бы состояться международная конференция на тему "Вклад Фирдоуси в мировую культуру". На ее заключительном заседании вдруг появился бы премьер-министр Израиля, который неожиданно для всех рассказал бы о том, какое впечатление на него произвели в юности стихи великого персидского поэта.

В ответ на это последовало бы очередное заявление Ахмадинежада о том, в какой именно части Заполярья нужно разместить еврейское государство. Израиль ответил бы новой международной конференцией по истории персидской миниатюры, и ее гостем оказался бы директор Мосада, давний почитатель этой великолепной традиции. Ахмадинежад призывает немецких историков вспомнить о том, что в Треблинке на самом деле был санаторий? Израиль отвечает научным симпозиумом в университете Бар-Илан на тему влияния древнего персидского быта на мудрецов Талмуда. Среди гостей симпозиума телекамеры улавливают министра обороны.

Именно так может быть послан сигнал оппозиционным кругам иранской элиты. Сигнал о том, что Израиль хочет договариваться с другим, нехомейнистским Ираном, понимая, что в условиях современного мира, с его уже рухнувшим де-факто режимом нераспространения, и в виду объективных факторов, вызывающих стратегическую озабоченность иранцев, он понимает, что из проблемы "атомная бомба в руках хомейнистов" проще изъять хомейнистов, чем атомную бомбу.

Никакая радиопропаганда, не имея на руках таких козырей, не может быть эффективной настолько, чтобы побудить реально существующие оппозиционные силы в Иране – силы националистической, но не исламистской ориентации – вступить в конфронтацию с радикальным шиитским режимом. И в то же время при наличии соответствующего сигнала, обозначающего возможность возникновения общей базы интересов у Израиля и у "другого Ирана", с этими силами могут быть установлены отношения специального рода. Причем, если речь идет о достаточно серьезных отношениях, то установлены они могут быть только при наличии такого сигнала.

Когда президент ЭТЦ Сергей Кургинян упомянул на конференции в Тель-Авиве о перспективах, связанных с тактикой подобного рода, директор Института контртеррористической политики Боаз Ганор ответил ему, что эта идея "не может противоречить интересам Израиля, но она безусловно затрагивает интересы Междисциплинарного центра в Герцлии", поскольку тот не был упомянут российским гостем как самая подходящая площадка для проведения научных симпозиумов по поэзии Фирдоуси, персидской миниатюре и пр. Кургинян сразу же исправил свою ошибку. Но дело, конечно, не только в том, чтобы Израиль проводил регулярные мероприятия, связанные с положительным концептуальным месседжем в отношении персидского национализма.

В отсутствие оптимальной стратегии

Этот месседж был бы воспринят при условии такого поведения со стороны США, которое заставило бы соответствующие круги в Иране понять, что путь к установлению нормальных отношений с Вашингтоном невозможен для них в обход израильского сигнала. Но если Соединенные Штаты определяют степень жесткости (или, напротив, смягчения) своей политики в отношении Ирана как функцию только своих интересов, понимаемых ими под воздействием таких внутриполитических факторов, как поражение республиканцев на выборах в Конгресс, то разыграть иранскую партию в одиночку Израиль, скорее всего, не в силах. Это не значит, что наша разведка не добивается положительных результатов в Иране. Ее успехи там время от времени становятся достоянием гласности – как теперь, например, с передачей американцам полученных Израилем данных о производстве в Иране взрывателя для атомной бомбы. Но все эти успехи относятся к категории выведанных секретов, а не создания стратегических магистралей для диалога с оппозиционной иранской элитой.

Во всяком случае, уловимых признаков такого диалога нет. И судя по возросшим, но все еще совершенно мизерным - в сравнении с реальной важностью проблемы - американским ассигнованиям на подрывные политические проекты в Иране, администрация США тоже не ставит перед собой амбициозных задач по отстранению хомейнистов от власти. Истратив уже более 300 миллиардов долларов на военную операцию в Ираке, американцы не могут не понимать, какие суммы сэкономит им успешная антиисламистская стратегия в Иране. И если они тратят на связанные с этим цели сущие копейки, то это означает только одно: по каким-то причинам серьезная игра на иранском националистическом поле кажется им нецелесообразной.

Данное обстоятельство существенным образом ограничивает соответствующие возможности Израиля, сохраняя для Ахмадинежада опцию сближения с уставшим от ближневосточных проблем Вашингтоном - за счет уступок последнего в защите израильских интересов. И эта опция остается достаточно убедительной в глазах тех иранских кругов, которые испытывают реальную обеспокоенность в связи с политикой Ахмадинежада (и недовольных хомейнистским режимом вообще). Способные проявить себя при иных обстоятельствах, эти круги сохраняют сегодня пассивность, полагая, что Ахмадинежад, при всей своей одержимости, до сих пор оперирует умеренными, подконтрольными рисками.

Таким образом, в отсутствие концептуальной стратегии "докрикивания" до имеющих определенные позиции в обществе и во власти иранских националистов, для Израиля становятся чуть ли не естественными попытки сближения с напуганными иранской угрозой "умеренными суннитскими режимами". Об этом свидетельствуют, в частности, сообщения о состоявшейся в октябре встрече Ольмерта с высокопоставленным лицом, представлявшим саудовский королевский дом (некоторые источники утверждали тогда, что с израильским премьером встретился сам король Абдалла бен Абдель-Азиз).

Любые проекты сотрудничества с силами подобного рода носят для Израиля куда более парадоксальный и менее перспективный характер, чем выстраивание концептуально-политических связей с иранскими националистами. Но поскольку именно эта тенденция доминирует сейчас в практической политике Израиля, высказанные Антоном Суриковым соображения относительно возможности "замкнуть" шиитскую экспансию в Ираке на сопротивление остаточных силовых структур Саддама Хусейна в суннитском треугольнике могли показаться интересными присутствовавшим на конференции представителям израильского аналитического сообщества.

Расширение проблемного поля

Свой анализ иранского фактора в контексте израильско-российских отношений Сергей Кургинян начал с заявления о том, что если бы глава достаточно крупного государства многократно и даже навязчиво говорил о своем намерении уничтожить Россию, и если бы это государство форсированно изготовляло технические средства, позволяющие осуществить этот замысел, он, Кургинян, назвал бы такое государство смертельным врагом России и считал бы допустимым для своей страны использовать любые эффективные средства в целях устранения данной угрозы. "Как я могу предложить другому государству какую-либо другую оценку в аналогичной ситуации? Это было бы недостойно, а в чем-то даже бессовестно", - сказал президент ЭТЦ.

Однако вопрос о том, в какой мере израильский военный удар по иранским объектам может считаться эффективным средством решения проблемы, Кургинян в своем докладе не затрагивал. Другие российские эксперты выражали по этому поводу весьма скептическую оценку, но Кургинян дал понять, что израильским коллегам, полагающим военный удар по Ирану возможным и в достаточной мере безопасным для Израиля, следует убеждать свое правительство, а не российских гостей конференции.

Основной тезис представленного Кургиняном доклада состоял в том, что для реального понимания происходящего в сфере израильско-российско-иранских отношений и, особенно, для изыскания в сложившейся ситуации возможности конструктивных шагов необходимо расширить эту модель. "Зауженное поле, на котором расположены только три актора, очень удобно для протокольных дискуссий, но совершенно бесперспективно во всем, что касается понимания реальности, - заявил российский аналитик. - Расширяя модель, мы включаем в нее других акторов, помимо непосредственно составляющих наш "треугольник". Это, во-первых, совокупный западный мир, поделенный на США и Европу. И, во-вторых, Китай".

Далее Кургинян отметил: "Все вменяемые политики и эксперты России понимают, что Израиль объективно прочнейшим образом связан с США. Что разрывать эту связь может только авантюрист и безумец. Что эта связь является краеугольным камнем израильской стратегической безопасности. А если речь идет обо мне и моих коллегах, то мы не только разделяем такую оценку, но и считаем, что любые другие отношения Израиля и США потиворечат российским интересам".

По словам докладчика, постсоветские элиты в России, страстно желавшие стать "Западом", сделав свою страну прочнейшим союзником США или частью Европы, были жестоко обмануты в своих надеждах. Вопреки данным некогда обещаниям бывшего госсекретаря США Джеймса Бейкера, военная инфраструктура НАТО расширяется на восток. Европа так и не стала безблоковой зоной. Внимание российского общества все чаще фиксируется на том, с расширением НАТО постоянно сокращается подлетное время крылатых ракет к Москве, причем особенно остро в данном контексте обсуждается вопрос Украины.

"Но это не главное, - сказал Кургинян. - Особо болезненным для России является факт ее непринятия в НАТО, хотя соответствующие идеи выдвигались некоторыми европейскими лидерами - и были отвергнуты. В понимании русских американцы сами коварно рвут с ними отношения и вынуждают европейцев сделать то же самое... Эта разочарованность объективным образом укрепляет антизападную российско-иранскую связку. Но поверьте, что и это в сегодняшней ситуации глубоко вторично. Гораздо серьезнее то, что отмеченная мною элитная разочарованность подталкивает Россию к Китаю".

По мнению докладчика, эта тенденция пока еще представляет собой сложную композицию двух политических процессов. Один из них есть "попытка напугать американцев русским суицидом в китайских объятиях", а другой – сближение как таковое. Но время работает в пользу перехода этого гибрида в однокомпонентную структуру. В реальную и весьма опасную, по оценке докладчика, структуру "гиперсближения".

Китайский фактор

Отметив, что "с позиций воспоминаний об утраченных возможностях СССР" русские могут лишь позавидовать сегодняшней стратегии Китая, президент ЭТЦ заявил, что он, тем не менее, находит эту стратегию недвусмысленно угрожающей национальным интересам России. Далее в докладе Кургиняна был представлен анализ китайской стратегии по шести основным направлениям, связанным в каждом случае с установлением контроля над дополнительной частью мировых энергоресурсов, необходимых Пекину для сохранения нынешних темпов развития – столь высоких, что они делают КНР в недалекой уже перспективе мировой державой номер один.

Первое направление - Средняя Азия, где Китай активно скупает нефтегазовые активы, строит нефтепроводы (например, от Каспия в Синцзян) и фактически доминирует в Шанхайской организации сотрудничества, пытаясь превратить ее в клуб, подобный мини-ОПЕК. На этом фоне Китай стремительно наращивает свои позиции в Киргизии и все активнее движется в Казахстан и Узбекистан. Кургинян сослался на мнение экспертов, считающих вполне возможным совместные действия Ирана и КНР в Туркменистане - с тем, чтобы взять под контроль и эту территорию, особенно богатую газом.

Второе направление – Россия, где Китай сегодня весьма активен не только на сопредельных ему территориях Сибири и Дальнего Востока, но также и в далекой от его границ Удмуртии. "Эта активность касается в первую очередь нефти и газа, но она также распространяется на военные технологии и все остальное", - подчеркнул Кургинян.

Третье направление – Африка, где Китай становится одним из главных инвесторов и новых нефтяных игроков. КНР фактически с нуля создает инфраструктуру нефтедобычи и другую промышленную инфраструктуру в Судане, вкладывает значительные средства в новые проекты в Нигерии, "конкретно присматривается" к шельфовым месторождениям Анголы, становится одним из ведущих торговых партнеров ЮАР. Кроме того, Кургинян обратил внимание собравшихся на тот факт, что Китай разворачивает в Африке мощные гуманитарные программы, инвестируя в них миллиарды долларов, и уже получает от этих капиталовложений политические дивиденды.

Четвертое направление - Юго-Восточная Азия, где у Китая есть как нефтяные (Индонезия, Малайзия), так и "гораздо более объемные интересы". Чрезвычайно активные китайские диаспоры в большинстве стран ЮВА становятся все более осознанными и эффективными проводниками интересов Пекина, отметил докладчик. Китай уже вошел в организацию АСЕАН в качестве одного из главных партнеров и поддержал инициативу создания азиатской расчетной валюты по аналогии с евро. Торговые отношения Китая со странами ЮВА растут гораздо быстрее, чем с Европой и США, и он уже всерьез начинает оспаривать у Японии статус регионального экономического лидера.

Пятое направление - Латинская Америка, где у Китая уже имеется целый ряд стратегических партнеров. Это, в первую очередь, Венесуэла (там Пекином получены возможности реализации нефтяных и военно-технических проектов) и Боливия (газ). В том же ряду Кургинян упомянул Панаму, где крупнейший китайский предприниматель Ли Кашин уже является фактическим хозяином построенного американцами канала, а также Бразилию и даже Мексику, входящую в непосредственную сферу интересов США.

И наконец, шестое направление китайской стратегии - Иран. "Помимо прямого подтягивания этой страны к своим нефтяным (и иным) терминалам, китайцы, как нам кажется, делают еще три ставки, - сказал президент ЭТЦ. – Это, во-первых, ставка на совместное с Ираном овладение ресурсами Средней Азии и даже Каспия. Во-вторых, ставка на совместное с Ираном овладение нефтересурсами Ирака, расположенными главным образом в населенных шиитами районах. Наконец, третья ставка носит резервный характер. В случае нежелательного для Китая развития событий предполагается в качестве резервной возможности использование Ирана против стран Залива - с тем, чтобы сократить или обнулить их нефтяные возможности. Разумеется, китайцы предпочтут этого не делать и не будут делать вплоть до особой, крайней, необходимости. Но не прорабатывать этот сценарий действий (в том числе в Ормузском проливе) они не могут".

Подсчитав с цифрами на руках, чем обернется для Китая успех на указанных стратегических направлениях, Кургинян заявил: "По самым скромным подсчетам, это составляет в совокупности около трети мировых запасов энергоресурсов. Еще одна треть приходится на прочие страны Персидского залива. И на весь остальной мир - тоже треть. Даже если китайцы не будут гоняться за этой последней третью, а подарят ее в качестве утешительного приза кому угодно, но сумеют существенно подавить оставшийся Персидский залив и взять под контроль то, что здесь описано, ими будет осуществлен грандиозный геополитический проект. По сравнению с таким проектом строительство железной дороги Берлин-Багдад, ставшее в свое время одной из главных причин начала Первой мировой войны, есть детская забава".

Далее докладчик, ссылаясь на заявления представителей госдепартамента США, Пентагона и американского Совета по внешней политике, привел следующие данные: годовой товарооборот Ирана с Китаем уже превысил $3,5 млрд (для сравнения: товарооборот Ирана с Россией - менее $1,5 млрд); с 1995 по 2000 год объем поставок китайского оружия и военной техники в Иран составил около $5 млрд и с тех он только увеличился; в апреле 2002 года Пекин возобновил партнерство с Китаем в ядерной области; еще более заметное место занимает в китайско-иранском сотрудничестве ракетная компонента. В официальном отчете Пентагона именно КНР именуется "главным поставщиком атомных технологий Ирану". Председатель американского Совета по внешней политике Илан Берман прямо говорит о том, что Китай "способствовал приобретению Ираном оружия массового поражения, в частности – военных ядерных технологий". Не технологий двойного назначения, в поставке которых Ирану обвиняют Россию, а именно военных ядерных технологий.

Год назад Иран объявил о создании совместно с Китаем спутника, запуск которого ожидается в ближайшее время. Ключевое участие Китая в создании тегеранского метро связано, в частности, с отправкой в Иран специалистов и оборудования, способных производить подземные работы, как минимум, двойного назначения.

Но, несмотря на все эти факты, докладчик отметил, что он не считает политику Китая деструктивно-милитаристской. Основная мотивация Пекина состоит, по мнению Кургиняна, в том, чтобы гарантировать себе энергоресурсы, при наличии которых КНР достаточно скоро и естественным образом, в силу рекордных темпов своего экономического роста, станет ведущей мировой державой. Иными словами, Китай не проявляет сейчас какой-либо агрессивности, но при этом решительно показывает, что не позволит лишить себя главного приза, на который он может рассчитывать благодаря сверхэксплуатации своего населения. Эта стратегия осуществляется китайцами через создание "гибкого внешнего пояса геополитической защиты" (см. рисунок).

"В какую бы точку этого гибкого пояса ни утыкалась конкурирующая сверхдержава, Пекину важно, чтобы она туда утыкалась и не проникала в китайское ядро, - отметил Сергей Кургинян. - Китайцы никогда не будут чрезмерно солидаризироваться со своим внешним поясом. Они, наоборот, будут всячески дистанцироваться от него в острых ситуациях. Они также до последнего будут стремиться мирным путем выиграть по тем игровым правилам, которые им задали, и которые они приняли. Но проигрывать они не собираются".

"Ограниченной транспортабельности"

В числе практических следствий данной стратегии Пекина докладчик отметил то обстоятельство, что по кругу внешней защиты Китая оружие и военные технологии "перетекают" почти беспрепятственно. В частности, это было рассмотрено им на примере треугольника Иран–Пакистан–КНДР. "Все, что есть у Северной Кореи, быстро окажется в Пакистане и Иране, - заявил Кургинян. - Все, что есть в Пакистане, окажется в Северной Корее и Иране. И все, что есть в Иране, окажется в Пакистане и Северной Корее".

Именно в этой связи российскими аналитиками были представлены – без ссылок на конкретные источники - следующие данные. Сам Кургинян сообщил о том, что у Северной Кореи есть уже сейчас "не только ракета, пусть и не лучшая, с дальностью действия порядка 7 тысяч км, но также и ядерная боеголовка к этой ракете". Он подчеркнул, что речь идет именно о боеголовке, а "не о каком-то заряде с проблематичной военно-технической эффективностью".

Антон Суриков говорил о том, что у Ирана, видимо, уже имеются "два ядерных устройства ограниченной транспортабельности, произведенных из обогащенного урана неиранского производства". Господин Суриков согласился с оценкой генерал-майора запаса Ицхака Бен-Исраэля, согласно которой в течение 5-7 лет Иран сможет развернуть собственную ракетно-ядерную группировку. Он также выразил согласие с тезисом о том, что все имеющиеся у Китая технологии, включая поставляемые Израилем системы, становятся доступными для Ирана.

При этом российский военный аналитик, во-первых, выразил сомнение в возможности эффективного израильского удара по иранским объектам, во-вторых, указал на то, что его результатом неизбежно явится мировая волна протестов, в рамках которой Израиль будет представлен агрессором и виновником новой вспышки исламского террора, и, в-третьих, высказался о "реальных намерениях" Ахмадинежада, которые весьма далеки, по его словам, от планов уничтожения Израиля. Ссылаясь на мнение своих "знакомых", постоянно бывающих в Тегеране и лично знающих иранского лидера, Суриков охарактеризовал Ахмадинежада как "рационалиста, цинично использующего антиизраильскую риторику для мобилизации внутренней и внешней поддержки, включая относительную лояльность суннитского мира".

С такой же оценкой выступил на конференции д-р Александр Нагорный. Вице-президент ЭТЦ Юрий Бялый говорил о том, что попытка уничтожения иранских объектов без применения противобункерных ядерных зарядов, способных пробивать 70-метровые перекрытия из армированного бетона, будет вовсе бесперспективной. При этом в воздухе, естественно, повис вопрос о наличии у Израиля таких зарядов – и о возможности получения от США санкции на их применение. Но этот вопрос, разумеется, не обсуждался участниками конференции в открытом режиме.

Следует отметить, что эксперты ЭТЦ не впервые сообщают израильским коллегам о наличии у Ирана "ядерных устройств ограниченной транспортабельности", но именно сейчас, судя по репликам бывшего директора Мосада Шабтая Шавита и по реакции зала в целом, эта информация была по-настоящему воспринята израильской стороной. Факт состоит также и в том, что эта информация, уже публиковавшаяся "Вестями" в апреле текущего года, впервые появилась теперь на страницах ивритской печати (см. статью главного редактора "Макор Ришон" Амнона Лорда в последнем номере этой газеты).

И в заключение – главный практический тезис, представленный на конференции в Тель-Авиве Сергеем Кургиняном: "Россия втягивается сегодня в китайскую орбиту – в том числе и за счет глубоко неадекватных действий западного центра сил, к которому Россия так тяготела... При этом исламистское поле в целом оказывается разменной картой в игре двух сил, Китая и США. От того, как будет вестись эта игра, решающим образом зависит будущее России и Израиля. На это можно и нужно повлиять. Масштабы наблюдаемого процесса не должны парализовать наши усилия по сдвигу тенденций в сторону, отвечающую нашим интересам. А в том, что ключевые интересы у России и Израиля общие, я по-прежнему - и даже более, чем когда-либо – убежден".