Литвиненко В.А.

Предыстория Второй мировой войны
в зеркале миропроектной конкуренции

(В.А.Литвиненко - кандидат философских наук, научный сотрудник Института военной истории МО РФ)

"...1 сентября в 4 ч 45 мин немецко-фашистская авиация нанесла удары по городам, аэродромам, узлам коммуникаций, колоннам войск, экономическим и административным центрам Польши."[1]. Так началась Вторая Мировая война. Так это описано во всех энциклопедиях, учебниках истории, сотнях томов исторических исследований. Именно так всё и было. Казалось бы, какие могут быть вопросы? Есть жертва, есть агрессор, отягощённый маниакальной страстью к мировому господству. Есть основной мотив, основанный на идее реванша за прошлое поражение. Всё вроде бы понятно. Всё многократно описано и проанализировано во многих сотнях, если не тысячах томов. И всё же вопросы есть. Например, – почему именно Польша? Почему из всех возможных сценариев развития событий руководством фашистской Германии был избран наименее логичный и наиболее авантюрный план, который, тем не менее, превосходно сработал? Почему Польша из вероятного союзника в предполагаемой войне против СССР стала первой жертвой нового глобального конфликта? Причины, по всей вероятности, должны быть весьма значимыми.

Каждое историческое событие имеет не только свою предысторию, но и логику, опирающуюся на вполне определённую систему смыслов. Но, ведя речь о смыслах применительно к началу Второй мировой войны, приходится признать, что они лежат отнюдь не на поверхности. Наоборот, нападение Германии на Польшу противоречило здравому смыслу в привычном понимании этого термина. Гораздо проще и логичнее было объединить усилия в борьбе против общего врага, каковым СССР виделся и Германии, и Польше. Многие в Польше до сих пор сожалеют, что этого не случилось[2]. Нелогичность и кажущаяся бессмысленность любого события, имеющего, тем не менее, очевидный успех, заставляет задуматься о том, что существовал и другой уровень (или уровни) смыслов, в контексте которого (которых), данное событие являлось вполне логичным или вообще безальтернативным. Попытаемся понять, была ли у А.Гитлера альтернатива военному решению польского вопроса?

Разумеется, речь не только о германо-польских отношениях. Вернее, не столько о них, сколько о положении Германии в Европе, начиная с момента прихода нацистов к власти. Был ли А. Гитлер игроком, который умело и жёстко проводил свою политику, или он был фигурой, которая послушно перемещалась по клеточкам игрового пространства, исполняя волю настоящего игрока? Без этого невозможно понять, что же именно произошло 1 сентября 1939 г. Итак, был ли А. Гитлер игроком?

Для начала разберёмся, что такое Игрок. Игрок – это правящая элита великой державы. Она выдвигает своего представителя (или нанимает фигуру, удобную ей), который (которая) и выступает на политической арене от её имени. Причём, есть принципиальная разница в том, кто именно выступает. Если выступает вождь, выдвинутый элитой из своих рядов, провал проекта будет фатальным для всего правящего класса, частью которого является данная элита. Его представители ответят поголовно и в полной мере. Так правящий класс и элита Российской империи ответили за крушение монархии, в результате свёртывания проекта "Православие, самодержавие, народность", - от Государя Императора и его семьи до последнего подпоручика, погибшего на Перекопе или ушедшего в эмиграцию. Во втором случае за провал ответит тот, кого наняли. Вместе с теми, кого он приведёт с собой. Для германской элиты, а также для различных элитных групп, поддерживающих фашистский проект за пределами Германии, второй вариант был предпочтительнее. Успех был неочевиден, а отвечать они были не намерены ни при каких обстоятельствах. А. Гитлера очевидным образом наняли. И поставили на определённую клеточку игрового пространства. Он был фигурой. К тому же, фигурой наёмной[3]. Следовательно, и элита, пользующаяся услугами наёмной фигуры, не может быть игроком. Не она играет. Она даже не инструмент, а просто часть чужой игры. Инструментом являются те, кого фигура приводит с собой. В нашем случае это НСДАП. Для чего игроку понадобился инструмент? Странный, казалось бы, вопрос. Инструмент необходим для того, чтобы что-то создать или что-то сломать. А лучше и то, и другое.

Но такие фигуры недолговечны. Любая фигура существует только в пределах своей игровой комбинации. К тому же она ограничена рамками своей ролевой функции. В пределе (если это ферзь) игрового пространства. Во многих случаях этого достаточно. Но если перед одним из игроков стоит задача слома не ситуации на игровом пространстве, а самого игрового пространства, а сам он по тем или иным причинам сделать подобное не может, то этого мало. В этом случае фигура рано или поздно должна перейти в качество игрока, дабы иметь возможность играть самостоятельно, в том числе и против тех, кто её создал.

Возможно ли это? Да, возможно. Если фигура освоит игровой ресурс (не самостоятельно, конечно), то вполне.

Вопрос второй. Что такое игровой ресурс? Понятно, что это не деньги, хотя и они тоже. Но это не главное. Главное – это социальная энергия, которую необходимо активизировать, канализировать и направить в необходимом направлении, возглавив процесс, создав при этом свою систему смыслов и ценностей, мифологию, культуру, на базе этого сформировать своё игровое пространство. То есть стать вождём. Ну и, наконец, необходимо это игровое пространство освоить и расставить на нём уже свои фигуры, дабы начать Игру, то есть экспансию на игровое пространство противника. Это вовсе не просто. Но выполнимо.

Что у Германии есть для начала? Активизация германского глобального проекта, основанная на оппозиции Версальской системе, подкрепляется приходом к власти нацистов, во главе с А. Гитлером. Германия перехватывает роль "опорной" страны формирующегося фашистского проекта у итальянского режима Муссолини[4]. Это серьёзно, но недостаточно, по крайней мере, для Германии.

Чего же не хватало? Не хватало нечто такого, что было бы основано на особенностях национального самосознания и менталитете народа. Естественно, речь не идёт о материальной составляющей. Как уже говорилось, деньги и прочее здесь ни причём. Играть может только великая держава. Германия, хоть с Гитлером, хоть без него, таким игроком не была, несмотря на нарастающую экономическую и военную мощь. Играть мог только Рейх! Значит, необходимо было им стать.

Предвижу недоумённое восклицание историков-германоведов: "О чём речь? Германия, Рейх, – какая разница? Это просто игра слов. Самоназвание. Веймарская республика официально тоже называлась Германской империей (Das Deuche Reich)". Да. Именно так. Но кого это волновало, кроме самих немцев, да и то далеко не всех? До 1935 г. Германию иначе как "Веймарская республика" никто не называл даже в самой Германии. Рейх – это больше чем Германия, и не только территориально. А "Веймарская республика" была меньше Германии, и тоже не только территориально.

Попытаемся ответить на ещё один немаловажный вопрос. Зачем понадобился инструмент в виде НСДАП. Для чего из вполне заурядной фигуры необходимо было вырастить полноценного игрока?

Совершим небольшой экскурс в историю.

Первая мировая война стёрла с карты мира четыре крупнейших империи – Российскую, Германскую, Австро-Венгерскую и Османскую. Если при этом Австрия и Турция надолго выбыли из контекста европейской политики, то Россия и Германия никуда не делись. Трансформировались, понесли известные издержки, лишились части своих территорий, но на политической сцене удержались. При этом Россия, успешно разобравшись с внутренними проблемами, преобразовавшись в СССР, достаточно быстро не только вернула себе мощь и влияние Российской империи, но и, явив миру глобальный проект развития, альтернативный Западному, составила серьёзную конкуренцию победителям. Обретение коммунистическим проектом опорной государственности в лице Советской России и реальная возможность распространения этого проекта за её пределы ставили под вопрос англо-саксонское доминирование в мире, фактически закреплённое уставом Лиги наций, официально провозглашённой в 1920 г.

Идея создания Лиги наций в рамках Версальской системы рассматривалась в контексте формирования мирового правительства, подконтрольного англо-саксонской части Западного мира. Коллективный договор о взаимопомощи 1923 г. превращает Лигу наций в глобальный альянс, а Великобританию и Францию, ведущих европейских членов ее Совета, – в арбитров международных споров. Тем самым Франция, всегда стремившаяся к единоличному доминированию на Европейском континенте, вовлекалась в сферу британских, а впоследствии американо-британских интересов в Европе и фактически утрачивала самостоятельное влияние на европейскую политику.

Между тем, попытки формирования наднациональной власти заходят в тупик. Главной причиной этого западные исследователи считают недостижимость вильсонианских критериев международного порядка[5] ввиду их исключительности, а российские – совокупность внутренних и внешних условий[6]. Всё это так. Но есть существенная разница в официальной и фактической оценке ряда причин крушения Версальской системы. И западные, и советские источники указывают на объективные причины: система оказалась неэффективной (далее перечисляются причины и критерии) и поэтому разрушилась.

Посмотрим на проблему с иной точки зрения. Правила, установленные в рамках Версальской системы, включая создание Лиги наций в качестве наднационального органа власти, не позволяли победителям (тем, кто эти правила установил) получить искомый результат. Речь идёт не только об англо-саксонском доминировании на континенте.

Руководство СССР, отказавшись от идеи мировой революции и взяв курс на построение социализма в отдельно взятой стране, фактически вернуло России имперский статус. Сам факт восстановления Российской империи, пусть и в изменённом виде, на альтернативной Западу социально-политической, идеологической и экономической базе, ставил под большой вопрос не только развитие и продвижение, но и само существование Западного проекта в долгосрочной перспективе. Для его спасения, пусть и ценой определённой корректировки, необходимо было вывести на политическую сцену силу, способную противостоять СССР во всех сферах жизнедеятельности: идеологической, культурной, экономической, военной. Это в краткосрочной перспективе. В среднесрочной перспективе эта сила должна была быть способна к прямой военной конфронтации с Советским Союзом с реальными шансами на успех.

Другими словами, нужен был игрок, кровно заинтересованный не только в сломе Версальской системы, коль скоро та всё равно не работала должным образом, но и в переформатировании всего мироустройства на иных, отличных от западных ценностей, основаниях. Но это уже долгосрочная перспектива.

Британия такую роль на себя взять не могла по определению. Не начинать же новую мировую войну только потому, что результаты первой оказались неудовлетворительными. Франция была всем довольна и почивала на лаврах победителя. СССР формально также не противостоял Версальской системе, став членом Лиги наций в 1934 г. Разумеется, нам не могли нравиться меры по созданию "санитарного кордона" из недружественных государств, образованных к тому же на отторгнутых у нас же территориях. Естественно, СССР оказывал сопротивление такой политике, защищал свои национальные интересы, действуя в русле тех правил, которые установили на международной арене другие великие державы – прежде всего Англия и Франция"[7]. К тому же, последовательная позиция СССР на международной арене не оставляла шансов его оппонентам на расшатывание ситуации в этом направлении. Соединённые Штаты Америки в то время ещё не были игроком глобального масштаба и напрямую вмешаться в европейские дела не могли, да и не очень хотели: своих проблем хватало. Оставалась только Германия. Но в качестве Веймарской республики "Das Deuche Reich" никуда не годился. Для преображения данного политического образования в нечто, более осмысленное, требовалась игровая комбинация, не предусмотренная правилами.

Как гласит английская пословица, если правила не позволяют джентльмену выиграть, джентльмен меняет правила. Но поменять правила игры вовсе не так просто, как кажется, даже для того, кто их устанавливал. Нужен инструмент, легитимный именно в рамках правил, уже существующих. Таким инструментом и стала Национал-социалистическая рабочая партия Германии во главе с А. Гитлером. Придя к власти демократическим путём (что особенно важно), нацисты в кратчайшие сроки наводят в стране порядок, решают ряд сложнейших социальных проблем, обеспечивают внушительный экономический рост. Попутно они решают и свои внутренние проблемы: вырезают наиболее ретивых штурмовиков, ставят по стойке "смирно" германский генералитет, реорганизуют армию, создают самый эффективный в истории человечества репрессивный аппарат. В марте 1935 г. Германия в нарушение договоров восстанавливает всеобщую воинскую повинность. К этому времени выражение Das Deuche Reich уже ни у кого не вызывает иронической усмешки. Наоборот, это произносится с величайшим почтением, и не только в самой Германии. Инструмент создан. Фигура занимает исходное положение на шахматной доске. Первый ход – ремилитаризация Рейнской зоны. 7 марта 1936 г. была проведена операция под кодовым названием "Шулунг", в ходе которой германский вермахт занимает Рейнскую демилитаризованную зону, восстанавливая тем самым полный контроль над своей территорией.

Реакция мирового сообщества на фактически начавшийся демонтаж Версальской системы весьма показательна. Совет Лиги наций принял резолюцию, которая ограничивалась признанием факта нарушения Германией статьи 43 Версальского договора и Локарнского соглашения[8]. И всё. А спустя всего пять месяцев после операции "Шулунг", с 1 по 16 августа 1936 г., Берлин становится столицей XI-х летних Олимпийских игр, в которых приняли участие более 4 тыс. спортсменов из 49 стран. То есть, ФАШИСТСКАЯ Германия признаётся частью мирового сообщества.

Второй ход – Испания. 18 ноября 1936 г. Германия и Италия разрывают дипломатические отношения с республиканским правительством Кабальеро и признают главой Испании мятежного генерала Франко. Части германского вермахта в составе 10-тысячного легиона "Кондор" принимают непосредственное участие в военных действиях на стороне мятежников.

Реакция мирового сообщества не менее примечательна. 9 сентября в английском Министерстве иностранных дел начал свою работу Международный комитет по вопросам невмешательства в дела Испании[9]. США объявили о своём нейтралитете. Формально данные действия были призваны не допустить эскалации конфликта. На деле же это означало экономическую и политическую блокаду республиканского правительства.

На фоне войны в Испании почти незаметным был следующий ход. 13 марта 1938 г. Австрия становится частью Германского рейха. Плебисцит, проведённый менее чем через месяц, 10 апреля 1938 г., однозначно подтвердил присоединение Австрии к Германии. То есть приватизация части исторического тела Первого рейха оформляется в соответствии с демократической процедурой. Этим самостоятельный потенциал фигуры исчерпывается. Игровая комбинация сыграна.

В Испании к тому времени установилось шаткое равновесие: в начале апреля 1938 г. проводится реорганизация республиканского правительства. Военное руководство взял на себя премьер-министр X. Негрин. Коммунисты разворачивают широкую кампанию по сплочению всех антифашистских сил. В результате каталонской операции, начавшейся 25 июля, фалангисты и их союзники несут серьёзные потери. Несмотря на то, что при активной поддержке итало-германских войск положение франкистам удалось восстановить, ситуация явно начинает выходить из-под контроля. Итальянцы терпят одно поражение за другим, ресурсы Германии, как в чисто военном плане, так и в финансовом, отнюдь не беспредельны. Необходим новый сильный ход. Таким ходом становится Чехословакия. На этом событии следует остановиться более подробно.

30.9.1938 премьер-министрами Великобритании (И. Чемберлен) и Франции (Э. Даладье) и главами фашистских государств Германии (А.Гитлер) и Италии (Б.Муссолини) подписано так называемое Мюнхенское соглашение о разделе Чехословакии.

Официальная версия событий, произошедших накануне и после 30 сентября 1938 г., прописанная во всех учебниках, энциклопедиях и многочисленных исследованиях, акцентирующая внимание на желании "умиротворить" агрессора, не выдерживает ни малейшей критики. Ну, захотелось Гитлеру повоевать с Чехословакией за Судеты. Пусть бы попробовал. В сентябре 1938 г. Чехословакия имела 34 пехотных дивизии полностью вооружённых, 1400 самолётов. Свыше 1000 танков. 3500 орудий и миномётов.[10] С учётом развитой военной промышленности и системы крепостей в судетских горах – вполне недурно. Показательный "мордобой" вермахту был гарантирован.

Поражение или хотя бы крупная неудача в военном конфликте (и то, и другое более чем вероятно, учитывая отсутствие у вермахта в то время серьёзного военного опыта) могло бы стать фатальным для всего фашистского проекта. Да и сам вермахт был далеко не тем вермахтом, о котором все привыкли говорить. Если добавить к этому неудачи в Испании. Но был ещё и внутренний фактор.

Часть германской элиты и генералитет вовсе не жаждали ввязываться в безнадёжную в военном отношении кампанию, грозившую полным крахом[11]. Едва привстав с колен, вновь подвергнуться унижению – это было страшно. Войска Вицлебена, Гепнера, берлинские полицейские графа Хельдорфа готовы были выступить 29 сентября. Достоин внимания и фактор штурмовиков, которые, воспользовавшись ситуацией, неминуемо стали бы сводить счёты с СС, припомнив последним "ночь длинных ножей". Разумеется, счёт к вермахту у штурмовиков тоже был, но не такой длинный. Шансы на успех у заговора были более чем высоки.

Является ли случайным совпадением тот факт, что Великобритания за сутки до выступления заговорщиков полностью принимает условия А.Гитлера, а на следующий день британский премьер лично прибывает в Мюнхен? Какие уж тут случайности! Он был по-настоящему встревожен ситуацией, которая явно выходила из-под контроля. Ведь чехи всерьёз собрались воевать.

По признанию У. Черчилля, "Покорение Чехословакии лишило союзников чешской армии из 21 регулярной дивизии 15 или 16 уже мобилизованных дивизий второго эшелона, а так же линии чешских горных крепостей, которые в дни Мюнхена требовала развёртывания 30-ти германских дивизий, то есть основных сил мобильной и полностью подготовленной германской армии"[12]. Мобилизация "15 или 16 дивизий второго эшелона" ‑ это, знаете ли, не шутки. Перед каким же выбором нужно было поставить президента страны, чтобы капитуляция при более чем высоких шансах на успешное сопротивление выглядела предпочтительнее?

На самом деле, всё просто. Чехословацкий фактор, в случае его активизации, играл на руку Советскому Союзу и республиканской Испании. Английский и французский посланники, прибыв к президенту в 2 часа ночи (!), объяснили ему, что "если оно (правительство Чехословакии - В.Л.) не примет англо-французского плана, то весь мир признает Чехословакию единственной виновницей неизбежной войны"[13]. Далее посланники добавили: "Если же чехи объединятся с русскими, война может принять характер крестового похода против большевиков. Тогда правительствам Англии и Франции очень трудно будет остаться в стороне"[14].

Стать зачинщиками новой Мировой войны и пособниками Советов? Противопоставить себя мировому сообществу? Вмешались бы Англия и Франция в конфликт – это ещё вопрос. Но то, что в него вмешалась бы Польша, и отнюдь не на стороне Чехословакии – сомнений не вызывает (хотя бы потому, что именно так она и поступила несколько позднее - В.Л.). К этому чехи готовы не были. Заместитель лорда Галифакса, министра иностранных дел в кабинете Н.Чемберлена, О.Харви сказал: "Фактически за Германию ультиматум чехам предъявили мы"[15]. Это логично. Ну, какая Чехословакия, когда отличная позиция в Испании трещит по швам? Игрок вправе распоряжаться своими фигурами, исходя из логики Игры. Ведь Чехословакия тоже была "одного цвета" с Германией. Так какая разница? Главное – ослабить настоящего противника.

А у настоящего противника, то есть у нас, в это время обозначились серьёзные проблемы на Востоке. Только что исчерпан военный конфликт в районе озера Хасан. Однако победа вовсе не разрядила обстановку на этом стратегическом направлении. Было понятно, что Хасан – только разведка боем, и развитие событий не заставит себя ждать долго. Советский Союз был поставлен перед реальной перспективой войны на Дальнем Востоке при более чем непредсказуемой обстановке на Западе. Стало, мягко говоря, не до Испании. И, уж тем более, не до Чехословакии.

В Испании после Мюнхенского сговора ситуация, что называется, пошла "своим чередом". В результате поражения на каталонском направлении республиканские войска 26 января 1939 г. оставили Барселону; 9 февраля английский крейсер "Девоншир" принудил защитников о. Менорка капитулировать; 11 февраля франкисты вышли на франко-испанскую границу; 27 февраля Англия и Франция признали генерала Франко и разорвали дипломатические отношения с республиканским правительством Негрина. Через месяц в Испании установился фашистский режим. Эта часть партии была сыграна. Однако позиция соперника ещё достаточно сильна, а положение проходной фигуры весьма уязвимо. Для успешного развития партии необходимо было нестандартное решение.

Вернёмся к польскому вопросу.

Многие исследования, освещающие данный период истории, на первый план выводят неустранимые противоречия между Германией и Польшей[16]. Но только на первый взгляд. Это, прежде всего, проблема вольного города Данцига и так называемого польского коридора. Действительно, эта проблема для Германии имела большое значение. Взяв курс на восстановления суверенитета над всеми территориями, отторгнутыми у Германии в результате Версальских соглашений, и начав осуществлять это на практике, нельзя было останавливаться на полдороге. Программный лозунг нацистов "Ein Volk. Ein Reich, Ein Fürer", провозглашённый ими в начале своего пути, требовал идти до конца. Но "до конца" вовсе не означает "очертя голову".

Германия вовсе не была настроена решать польский вопрос однозначно военным путём. По крайней мере, не сразу[17]. Причин тому было много: неопределённость в отношениях с Западом и в первую очередь с Великобританией, непредсказуемое поведение союзников, в частности, Италии с её претензиями в центральной Европе, достаточно жёсткая и последовательная позиция Советского Союза. Но самое главное – неготовность самой Германии к большой войне[18], которая, и это прекрасно понимали в Берлине, более чем вероятна, в случае прямой атаки на Польшу. И всё же Германия решилась на военную акцию.

Зачем было уничтожать потенциального союзника? Ведь Польша была способна и, главное, готова реально воевать с Советским Союзом при условии, что не она (Польша) будет зачинщицей конфликта[19]. Однако поддержать зачинщика всей мощью своих вооружённых сил могла вполне. Не было у польского руководства сомнений и в том, кого именно необходимо поддержать.

В датированном декабрём 1938 г. докладе 2-го (разведывательного) отдела главного штаба Войска Польского подчёркивалось: "Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке. Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе. Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно. Главная цель – ослабление и разгром России"[20]. В том же декабре 1938 г. вновь назначенный посол Польши в Иране Я. Каршо-Седлевский сказал буквально следующее: "...Польские взгляды на политику в восточной Европе ясны: через несколько лет Германия начнёт войну против СССР; Польша добровольно или по принуждению поддержит её. В случае указанного конфликта Польше выгоднее стать на германскую сторону, так как территориальные интересы Польши на Западе и её политические притязания на Востоке, и, прежде всего на Украине, могут быть обеспечены только путём германо-польских соглашений"[21]. Довольно любопытный пассаж: на Западе всего лишь "территориальные интересы". А вот на Востоке – "политические притязания"! Это уже серьёзно. Данные выдержки говорят о стратегическом прицеле на будущее, несмотря на "временные трудности" в германо-польских отношениях. Такой стратегический прицел в принципе невозможен без серьёзных сигналов со стороны предполагаемого партнёра, то есть Германии.

Да, А. Гитлер обещал президенту Данцигского сената, что через два года Польский вопрос будет решён, и тогда Данциг получит свои права[22]. Достаточно двусмысленное высказывание, в котором явно чувствуется угроза. Но это вовсе не означало, что руководство Германии утратило чувство реальности. Польский вопрос можно было решить по-разному, в том числе сделав Польшу своим союзником.

Даже накануне войны Германией была предпринята попытка мирного урегулирования данцигской проблемы.

5 января 1939 г. по инициативе Германии министр иностранных дел Польши Ю. Бек прибыл в Берхстсгаден, где ему был оказан самый торжественный приём. Беседа с А.Гитлером проходила в исключительно дружественном тоне. Наиболее подробно Гитлер остановился на необходимости "урегулирования колониального вопроса", подчёркивая при этом и перенаселённость Польши, а, следовательно, и её стремление к колониям[23]. Гитлер не дал в беседе никакого объяснения по Данцигскому вопросу, делая вид, что эти вопросы, если потребуется, могут быть разрешены дружественным образом в самое короткое время[24].

Однако проблема, жизненно важная для Германии, не решалась. Дело дошло даже до взаимных угроз применения военной силы[25]. Польша почти открыто начала готовиться к войне.

Согласно донесениям советской разведки # 14524сс от 4 апреля 1939 г. и # 14539сс от 9 апреля 1939 г., численность польской армии доведена до 1100 тыс. чел., то есть переведена на штаты военного времени. Осуществлён призыв трёх возрастов: 1912, 1913, 1914 гг. рождения. Из остальных возрастов призваны только специалисты. Создано три оперативные группы по 5-6 дивизий каждая; штабы опергрупп расположены в Белостоке, Торне, Катовицах. Произведены кадровые перестановки в ВВС. Командующий ВВС генерал Райский и ряд штабных офицеров уволены из армии. Сформировано 9 авиаполков (формирование 10-го предполагается) по 250 самолётов в каждом. Произведена мобилизация промышленности. Заводы работают круглосуточно. Авиационная промышленность ежесуточно выпускает 7-8 самолётов[26].

В начале августа в Данциге по вине Польши возник таможенный конфликт. Сенат Данцига потребовал удаления польских таможенных властей, в город прибыл немецкий генерал, принявший командование местным гарнизоном. Польша и Германия вновь обменялись весьма воинственными нотами[27]. На этом фоне Германия начинает зондировать почву для переговоров с Советским Союзом.

В начале июля 1939 г. высшее руководство СССР получает довольно любопытный документ. Это высказывания германского военно-воздушного атташе в Польше полковника А. Герстенберга, сделанные в частной беседе. Суть высказываний в следующем: "Советский Союз должен быть завоёван. Но сегодня Советский Союз нельзя получить, подсунув ему обглоданную кость. Сегодня он требует жирный кусок – честное, сильное сотрудничество, которое ему требуется. Мы в воздушном министерстве, включая и маршала Геринга, думаем, что имеется три объекта компенсации, которые мы можем и должны предложить Советскому Союзу:

1. Часть Польши, и именно хорошую часть. Это государство и без того скоро перестанет существовать, откуда возникнет необходимость, чтобы мы пришли с Советским Союзом к единому решению относительно новых границ. При этом мы не должны быть мелочными.

2. Персидские порты. Эти гавани значительно улучшили бы советские позиции в Азии, особенно позицию Москвы по отношению к Англии и Японии. Мы должны были бы помочь овладеть им этими портами.

3. Мы должны были бы предать Японию. Это горько, но правильно. Мы должны были бы покончить с нашей восточно-азиатской политикой, которая приносила нам только гнев, и должны были бы вместе с русскими защищать китайцев против японцев. Этим мы решительно разгрузили бы русскую позицию на Дальнем Востоке"[28].

Очевидно, что подобная откровенность была санкционирована высшим руководством рейха. Так же очевидно, что полковник Герстенберг ни в малейшей степени не сомневался, что всё сказанное, с точностью до запятой, в самое ближайшее время будет лежать на столе у Сталина. И не ошибся, нужно заметить.

Через несколько дней, 3 июля, на адрес посольства СССР в Берлине пришло анонимное письмо, в котором фактически содержались пункты будущего договора, причём составлено письмо было в исключительно корректной форме[29]. Было над чем задуматься. На Дальнем Востоке вновь проблемы, притом серьёзные. Мы располагали информацией, что Япония вполне готова решиться на полномасштабную войну[30]. А тут ещё польский демарш, совершенно не нужный ни Германии, ни СССР[31]. Германия, судя по всему, настроена весьма решительно. Её предложения – более чем недвусмысленны. Англия и Франция ведут странную и непонятную игру, умышленно заводя переговоры в тупик. А на Халхин-Голе идут бои.

22 июля советско-германские переговоры, начатые ещё в начале 1938 г., возобновились. В это же время начинаются неофициальные и строго конфиденциальные переговоры Берлина с Лондоном. 24 июля 1939 г. сотрудник ведомства по осуществлению четырёхлетнего плана Германии К. Вольтат с ведома германского посла в Лондоне имел ряд бесед с высокопоставленными британскими политиками – сэром Горасом Вильсоном, сэром Джозефом Боллом и г. Хадсоном. Общее направление бесед – англо-германское сближение на почве общих интересов. Позволю себе привести некоторые выдержки из высказываний сэра Гораса, фигурирующие в донесении К. Вольтата в Берлин: ".Он (сэр Горас) верит, что фюрер стремится избежать возникновения войны из-за вопроса о Данциге. Когда великогерманская политика начинает приближаться к выполнению своих последних требований в том, что касается её территориальных претензий, то фюрер в связи с этим мог бы вместе с Англией найти такое решение, которое позволило бы ему войти в историю в качестве одного из величайших государственных деятелей и которое привело бы к повороту в мировом общественном мнении. Сэр Горас сказал, что если я интересуюсь конкретной формулировкой позиции английского правительства, то он может обещать, что уже сегодня или завтра мне будет изложено ответственное заявление премьер-министра... Не следует допускать, продолжил сэр Горас, чтобы о переговорах узнали те лица, которые в принципе враждебно относятся к установлению взаимопонимания. В данном случае речь может идти не о политическом манёвре, а об осуществлении одной из самых крупных политических комбинаций, о которых вообще только можно подумать."[32].

В данном случае мы можем предположить, что речь идёт о "джентльменском соглашении"[33] между представителями Британии и Рейха. Трудно предположить, что это была просто беседа частных лиц. В случае с полковником А. Герстенбергом и К. Вольтатом мы имеем дело с людьми Г. Геринга, не последнего человека в иерархии фашистской Германии. Ни одно слово, сказанное ими, а также другими фигурантами переговоров (тоже не последними людьми в иерархии Британской империи) не могло быть произнесено, не будучи санкционировано высшим руководством высоких договаривающихся сторон.

Тем временем, советско-германские переговоры шли своим чередом. 19 августа 1939 г. было подписано торгово-кредитное соглашение. 23 августа 1939 г. заключён советско-германский договор о ненападении (включая секретный протокол к нему), вошедший в историю как "пакт Молотова-Риббентропа". 28 сентября, после взятия германскими войсками Варшавы, подписан "Договор о дружбе и границе" (тоже сопровождавшийся секретными протоколами). Попытаемся оценить плюсы и минусы, которые получали в результате данных соглашений СССР и Германия.

СССР получил столь желанное избавление от, казалось бы, неминуемой войны на два фронта. Япония натурально обиделась на Германию. Японскую сторону возмутил даже не сам факт подписания советско-германского пакта о ненападении, а то, что это было сделано без всякого уведомления со стороны союзника. Даже германский посол в Японии был не в курсе[34]. В результате комбинация, разыгрываемая на Халхин Голле представителями "сухопутной фракции" в японском правительстве, дальнейшего развития не получила.

На Западе руками Германии устранялся давний, опасный и непредсказуемый противник – Польша. Правда, при этом мы получали общую границу с самой фашистской Германией. Но здесь были гарантии, обусловленные договором, который сама Германия была намерена соблюдать в точности, по крайней мере, некоторое время. Сталин рассчитывал минимум на три года. Кроме того, граница отодвигалась далеко на Запад, мы возвращали себе обширные территории, отторгнутые в начале 20-х гг. Население данных территорий в подавляющем большинстве с восторгом восприняло вхождение в состав СССР. Даже самые непримиримые противники Советской власти считали такой шаг наименьшим из зол. Получается – сплошная выгода. Но ведь так не бывает. Такой "подарок" со стороны Германии должен был чем-то компенсироваться, и притом существенно. Возникает вопрос – чем? Посмотрим, что Советский Союз получил кроме очевидных выгод.

В результате приобретений мы получаем территорию, которую крайне сложно в обозримо приемлемые сроки освоить в оперативном отношении. Присоединение Прибалтики и Бессарабии к СССР в 1940 г. делало эту задачу неразрешимой в принципе. Кроме того, в результате "обмена сферами интересов" согласно договору "О дружбе и границе", мы получили печально известный белостокский выступ, которому предстояло сыграть свою роль в дальнейшем. Немаловажным фактом является то, что в результате изменения геополитической ситуации возникла насущная необходимость разработки и введение в действие нового мобплана, а это дело не одного года кропотливой работы.

На фоне видимого потепления отношений между Германией и СССР довольно любопытно выглядят официальные выступления некоторых видных нацистских функционеров. 24 января 1939 г., излагая вопросы союзнической политики Германии перед большой группой генералов и адмиралов вермахта, И. фон Риббентроп особо подчеркнул: "Между национал-социализмом и большевизмом никогда не могло и не может быть никакого компромисса. Для Германии существует только одна политика, а именно та, что направлена против России"[35]. Спустя две недели рейхслейтер А. Розенберг, выступая перед зарубежными дипломатами и корреспондентами, сказал, что устранение из европейской жизни мирового большевизма как разрушительной силы, национал-социалистическое движение рассматривает как огромную предварительную работу для достижения мира в Европе[36]. К этому стоит добавить, что А. Гитлер запретил функционерам НСДАП и государственным чиновникам делать какие-либо политические заявления, не согласованные лично с ним.

Если советско-германские договорённости не были компромиссом, пусть и временным, и не являлись даже тактическим манёвром со стороны Германии, то это могло означать только ловушку. Понимал ли И.В.Сталин, что это ловушка, мастерски организованная его оппонентом в Большой Игре? Скорее всего, да. Был ли у него шанс избежать этой ловушки? Скорее всего, нет. Действия Сталина в этой ситуации были безупречны, логичны, но совершенно безальтернативны. Приходится признать, что эта часть партии была проиграна нами вчистую, хотя и с наименьшими, казалось бы, потерями.

На этом фоне довольно любопытно выглядят соображения германского генералитета по поводу будущего противостояния с СССР. Данные соображения в конечном итоге легли в основу плана "Барбаросса". "В плане, разработанном штабом оперативного руководства ОКВ, рассматривалось три возможных варианта действий Красной Армии:

Первый – нанесение упреждающего удара по развертывающимся немецким войскам.

Второй – отражение наступления немецких войск в приграничных районах при одновременном удержании позиций на флангах, у Балтийского и Черного морей.

И третий – это отход в глубину обороны с тем, чтобы ослабить наступающие немецкие войска, растянуть их коммуникации, и затем нанести ответный удар.

По мнению разработчиков плана, первый вариант отпадал из-за неспособности командования и войск Красной Армии нанести мощный удар по Восточной Пруссии и Северной Польше.

Наиболее вероятным рассматривался вариант отражения наступления немецких войск главными силами в приграничных районах, так как Красная Армия не пожелает оставлять без боя ценные сырьевые и промышленные районы. Такой вариант действий главных сил противника считался наиболее благоприятным"[37]. Третий вариант, то есть отход на линию старых укрепрайонов и использование новых территорий в качестве стратегического предполья, для Германии был равнозначен катастрофе. В этом случае весь план "Барбаросса" можно было отправить в корзину. Следовательно, такой вариант должен был быть исключён в принципе, что, собственно говоря, и было сделано.

Что же получала Германия?

Германия получала войну с Польшей. И объявление войны великими державами – Англией и Францией. Совокупные вооружённые силы этих стран втрое превосходили германский вермахт по всем параметрам. Казалось бы – полное безумие. Не мог Гитлер начать войну с Польшей, не будучи полностью уверенным в том, что Англия и Франция не предпримут никаких активных действий против Германии. В этом смысле договор с СССР ничего не менял. Западные границы рейха оставались незащищёнными. Значит, такая уверенность была? Разумеется, была. Это прямо следует из беседы германского журналиста Р.Гернштадта с военно-воздушным атташе Германии в Польше полковником А. Герстенбергом. В частности А. Герстенберг сказал: "5 и 6 августа я был в Берлине. В настоящее время решение принято. Ещё в этом году у нас будет война с Польшей. Из совершенно надёжного источника я знаю, что Гитлер принял решение в этом смысле. После визита Вольтата в Лондон Гитлер убеждён, что в случае конфликта Англия останется нейтральной"[38]. Возвращаясь к уже упоминавшейся встрече К. Вольтата с высокопоставленными британскими политиками, следует добавить, что все контакты проходили по инициативе английской стороны. Кроме того, небезынтересны комментарии самого К. Вольтата к предложениям сэра Гораса Вильсона. В своём примечании к данным предложениям он, в частности, указывает: "...англичане, видимо, хотят создать новую платформу для рассмотрения вопросов, возникающих между Германией и Польшей. После установления взаимопонимания на широкой основе между Германией и Англией для последней вопрос о Данциге играл бы уже второстепенную роль"[39]. Правда, все вышеозначенные договорённости предполагались в контексте неприменения военной силы как инструмента разрешения политических споров, о чём говорят 1-й и 2-й пункты предложений сэра Гораса[40]. Вот только фраза г. Хадсона о том, что он предпочёл бы обсуждать всё это в тихой и спокойной обстановке, а не на какой-нибудь мирной конференции, расставляет все точки над "i". Переведя вышесказанное с дипломатического языка на нормальный, видим буквально следующее: 1) "Широкая основа" вовсе не предполагает союза. Разногласия "по частностям" вполне допустимы и они будут; 2) Принимайте наши условия и делайте с Польшей, что хотите.

Учитывая состояние Войска Польского, его организацию и вооружение, состояние промышленности, мобилизационные ресурсы, состояние дорог, наличие подвижного состава и т.д., можно утверждать, что шансы на успех у Германии были примерно 50 на 50. Не начинают войну с такими шансами! Кто угодно, только не немцы. Значит, были уверенны на все 100%. При этом вступление войск Красной армии на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии ничего не меняло в общем рисунке этой игровой комбинации. Польских войск на границе с СССР почти не было, а те, что были, не оказывали никакого сопротивления, хотя сегодня поляки и утверждают обратное. Кроме того, участие СССР никак не влияло на состояние незащищённых западных границ Германии. Великие державы не объявили войну СССР наряду с Германией. То есть, агрессорами нас не считали. Следовательно, в случае развязывания военных действий на Западе, нас бы это не коснулось никоим образом. Польша при этом была бы спасена, но без Западной Украины и Западной Белоруссии. В результате слабая Польша отделяет усилившийся СССР от ослабленной Германии. Кому это было нужно? Никому. Поэтому на Западной границе Германии всё было спокойно.

Итак, победа одержана. Трофеи – так себе, половину территории пришлось отдать русским (нам, то есть). Плюс к этому – проблемы с враждебно настроенным населением. Плюс, как уже было сказано, война с великими державами. Что же в позитиве? Оказывается, не так уж и мало.

Во-первых, германская армия получила столь необходимый ей боевой опыт. Солдаты, не знавшие побед, ощутили её вкус. Генералы, наконец-то, избавились от комплекса неполноценности, приобретённого в результате предыдущего поражения в мировой войне. На практике, в условиях реального боя были опробованы новые приёмы и способы вооружённой борьбы, подтверждены выводы и теоретические выкладки военной науки. Дальнейшее развитие получила теория глубокого боя, разработанная в СССР и фактически взятая на вооружение германским вермахтом. Но самое главное, стабилизировалось внутриполитическое положение нацистской партии, которое до этого момента было отнюдь не бесспорным. Средства пропаганды получили наглядные основания для раскрутки мифа о непобедимости германской армии. Можно сказать, что только после разгрома Польши Германия стала именно той Германией, которой хотела казаться своим партнёрам и противникам.

Во-вторых, был открыт путь к овладению всей территорией собственного игрового пространства – Европа. Главную его часть составляла Франция. Но это был идеальный компонент, так как в разгроме Франции был, в первую очередь, сакральный смысл[41]. Материальным компонентом была вся Европа – собственно тело Третьего рейха в исторических границах Империи Карла Великого.

Если империя Габсбургов в трактовке, предложенной А.Гитлером в своём небезызвестном меморандуме[42], была Первым рейхом, то империя Карла Великого, никак не упомянутая, становится Сверхрейхом. Именно тем Рейхом, который только и мог претендовать на роль тысячелетнего. Только овладев символическим центром этой империи, то есть Лотарингией, можно было стать Третьим Рейхом и перейти в качество Игрока. Следовательно, участь Франции (а заодно и всей Европы), как и ранее участь Чехословакии и Польши, была предрешена заранее. Не об этой ли комбинации говорил сэр Горас? Вполне возможно. Ход в Игре. Гениальный ход, нужно заметить.

В-третьих – исключительно благоприятные условия для нападения на СССР. Не сразу, разумеется. Нужно было некоторое время, чтобы мы "увязли" в новых территориях. Довели мобилизационное планирование до стадии, когда старый мобилизационный план уже физически невозможно задействовать, а нового ещё нет.

Необходимо было решить и свои проблемы в Западной Европе: приватизировать её промышленный потенциал, наладить взаимодействие экономических компонентов, озаботиться защитой коммуникаций, подавить немногочисленные, но от этого не менее неприятные очаги сопротивления. Ну и, наконец, привести германский вермахт в наивысшую степень боевой готовности с учётом новых возможностей. Времени у Гитлера было немного. Год-полтора, от силы. Но в условиях объединённой Европы, задача представлялась вполне разрешимой.

Фигура, сколь угодно сильная, игроку противостоять не может по определению. Для самого факта противостояния необходимо совершенно иное качество. Любой, даже начинающий шахматист, знает: чтобы создать проходную пешку, необходимо чем-то пожертвовать. Для того, чтобы провести её до восьмой горизонтали, нужно пожертвовать многим. Что необходимо предпринять для того, чтобы из пешки (ну, пусть фигуры) создать Игрока? Правильно. Нужно пожертвовать очень многим. В предельной ситуации – всем, кроме самой возможности победить. Так опытный шахматист жертвует все пешки и почти все фигуры, ставя противнику мат, используя только связку коней и невозможность противника эффективно маневрировать на игровом пространстве из-за обилия собственных фигур.

Следовательно, жертвы значения не имели. Никакого. Важен только результат. Полное устранение СССР с геополитического игрового пространства, уничтожение России как исторической данности.

В предложенной игровой комбинации Польша как нельзя лучше подходила на роль первой жертвы. Во-первых, устраняя Польшу, Германия получала общую с СССР границу. Во-вторых, через ту же Польшу открывался доступ к освоению основного игрового ресурса: идеального – Франция, и материального – вся Европа. И, наконец, в-третьих. Не имея реальных шансов на успешное противостояние с СССР, с одной стороны, и постоянно ссорясь с соседями, с другой, Польша просто мешала. И ей пожертвовали, как жертвуют пешкой, мешающей эффективно действовать своей же фигуре. Следующей жертвой, по вышеозначенным причинам, была Франция.

Является ли война на Западе случайным следствием польской авантюры Гитлера? Вовсе нет. Польская кампания не была авантюрой. Это был пролог перехода фигуры в разряд игроков.

Довольно показательны в данном случае усилия английской и французской дипломатии. Можно сказать, что они действовали "методом от противного". Если чехам предлагали гарантии только под капитуляцию, то здесь всё было наоборот. Всячески уговаривая Гитлера сесть с Польшей за стол переговоров, английское и французское правительства одновременно с этим поощряли непомерные амбиции Польши подтверждением своих гарантий и заверениями в готовности исполнить союзнический долг.

Помимо громких заявлений в прессе и публичных выступлениях политиков 25 августа 1939 г., то есть в день намеченного вторжения, был заключён англо-польский договор о взаимопомощи, включая секретный протокол[43]. Гитлер вынужден был срочно отыграть ситуацию назад. С большим трудом пришедшую в движение военную машину Германии удалось остановить.

28 августа, накануне войны, английский посол Гендерсон вручил Гитлеру меморандум правительства Его Величества. В нём говорилось: "Правительство Великобритании горячо желает полного и прочного соглашения с Германией. Англия готова приступить к обсуждению условий этого соглашения, лишь бы мирно был разрешён германо-польский спор. Жизненные интересы Польши должны быть ограждены соглашением, обеспеченным международными гарантиями. Такое мирное решение спора открывает путь ко всеобщему миру. Если же оно не будет достигнуто, возникнет война между Германией и Англией, которая охватит весь мир. Это значит, разразится катастрофа, небывалая в истории"[44]. 29 августа Гитлер передал письменный ответ на английский меморандум. Германское правительство соглашалось на прямые переговоры с Польшей. Требования прежние: Данциг, польский коридор, Верхняя Силезия. В тот же день было получено сообщение из Польши: мобилизация.

А чего им было опасаться? Храбрости полякам не занимать. Сражаться они умели. Имея не самую слабую армию в Европе, гарантии Англии и Франции, подкреплённые договором, незащищённый (то есть совсем незащищённый) немецкий тыл на Западе, можно было спокойно смотреть в будущее. Вот только будущего у той Польши больше не было. Не предусмотрена была эта Польша ни одним из конкурирующих глобальных проектов: ни западным, ни советским, ни фашистским.

"Конкуренция глобальных проектов является важнейшим фактором, определяющим развитие всемирно-исторического процесса. Данная конкуренция осуществляется в трёх основных сферах: экономической, идеологической и/или религиозной, и демографической"[45]. Совместное противодействие фашистскому проекту вовсе не отменяло всей остроты противостояния Советского и Западного проектов. Именно это противостояние было главным. И именно на фоне этого противостояния развёртывались и происходили основные события второй половины ХХ в.

Значит, война была не просто нужна, а необходима? Разве британская элита не понимала, что играет с огнём, что рискует очень многим? Не понимала, что фашистский проект может развернуться по-настоящему? Понимала, безусловно. Но какая же игра без риска? Война – это игровое пространство, в рамках которого старые правила уже не работают. Вернее, не работают уже никакие правила, кроме тех, что прописаны в боевых уставах. Да и то, не очень. Для того чтобы изменить правила игры, нужно обрушить тот порядок вещей, который возник в результате действия этих правил. Война для этих целей – наилучший способ. А новые правила всегда можно продиктовать позднее. Если победишь. Так на то и Игра!