Результаты недавнего визита президента Узбекистана Ислама Каримова в Москву практически всеми оцениваются как неожиданные и сенсационные. Один из наиболее последовательных и жестких критиков СНГ (и особенно политической интеграции), уже несколько лет проявлявший высокий градус подозрительной недружественности в отношении России, — "вдруг" сменил тон и заговорил о необходимости создания новой интеграционной "тройки". Такая метаморфоза требует осознания в понятиях более содержательных, чем "взаимные экономические интересы".

Разумеется, без экономических интересов здесь не обошлось. Для Узбекистана, даже при падении взаимного товарооборота за последние 2 года почти на 15%, РФ по прежнему главный торговый партнер. И хотя узбекская экономика, согласно статистике, находится по сравнению с другими постсоветскими республиками в относительно благополучном состоянии, за этим статистическим благополучием стоят весьма острые проблемы. Несмотря на успешное сохранение значительной части советского производственного контура (золото, уран, медь, нефть, газ, хлопок, авиастроение), Узбекистан испытывает весьма острый инвестиционный голод. Хлопок, составляющий 43% экспортного потенциала республики и дающий почти 1,6 млрд долл в год валютных поступлений — культура крайне трудоемкая, наращивание его производства из-за водного дефицита региона практически невозможно.

Один из главных инвестиционных партнеров последних лет — Южная Корея  — распутывает собственные проблемы в результате финансового кризиса, "задравшего" ее внешний долг почти до 200 млрд долл. Контролируемые США финансовые институты — МВФ и МБРР — не торопятся раскошеливаться и "выкручивают руки" требованиями отказа от госрегулирования экономики (которое, на деле, только и позволило сохранить производство) и проведения тотальной приватизации. Япония и особенно Германия, чье экономическое присутствие в республике весьма значительно, демонстрируют готовность инвестировать, однако чаще всего не туда, куда хочет Ташкент.

А одновременно мировой кризис цен на нефть создает угрожающие перспективы упадка региональной торговли ввиду сокращения платежеспособного спроса у коллег по Центральноазиатскому союзу. А одновременно внутриконтинентальное положение республики создает ситуацию, когда соседи, заламывающие непомерные тарифы за транзит, делают львиную долю ее низкотехнологичного экспорта совершенно неконкурентоспособной на мировых рынках. А одновременно становится все понятнее, что надежды на амбициозные транспортные проекты Великого шелкового пути ("ТРАСЕКА"), неразрывно связанные с проблемами разработки нефтегазовых ресурсов региона, в условиях ценового нефтяного кризиса отодвигаются в неопределенное будущее.

В этих условиях Ташкент с его крайне высокими амбициями регионального лидерства (публичное принятие в качестве геополитического образца средневековой империи Тимуридов — вовсе не случайно) начинает чувствовать, что его намерения стать "локомотивом Центральной Азии" с каждым днем все отчетливее ставятся под сомнение. И что единственный бесспорно реализуемый вектор перспективного экономического развития, обусловленный сохранностью предприятий и кооперационных технологических цепочек советских времен — это Россия.

Но все это — не главное. Главное — процесс политической дестабилизации, который связан с нарастанием региональной роли ислама. В республике находятся по крайней мере два крупнейших древних исламских центра — Ферганская долина и Бухара-Самарканд. Проблемы активизации этих центров еще в советское время, равно как и историю их политического влияния в регионе, Каримов знает не понаслышке. Поэтому он с первого момента независимости не только твердо объявил, что республика будет светским государством, ориентирующимся на идеи Кемаля Ататюрка, но и повел борьбу с исламскими партиями. И поэтому же Ташкент не только крайне внимательно отслеживает макрорегиональные исламские процессы, но и пытается на них активно воздействовать. Нет нужды объяснять, что этнические узбеки в Афганистане и Таджикистане являются для Каримова важным инструментом такого воздействия.

Однако исламский разогрев у соседей с юга, активно поддерживаемый спецслужбами Пакистана, Саудовской Аравии и ряда великих держав, начиная с прошлого года стал выходить из под контроля. Наиболее значимыми вехами этого процесса стали "мирный" межтаджикский процесс и связанные с ним ухудшение позиций генерала Рашида Дустума в Северном Афганистане, разгром отрядов полковника Худойбердыева в Таджикистане, а также дальнейшее ослабление роли ходжентского клана, не чуждого Ташкенту, в политической элите Душанбе. А самым явным и вопиющим проявлением такого выхода ислама из под контроля оказалась серия беспрецедентных по жестокости терактов против работников милиции и их семей в Ферганской долине в декабре-январе.

Именно тогда во всем регионе (не только в Узбекистане, но и в Киргизии и Казахстане) впервые громко заговорили о террористическом ваххабизме, наступающем с юга. В Ферганской долине было введено ЧП, проведена крупная арестов, изъяты значительные количества оружия, наркотиков и подрывной исламской литературы. По результатам расследования объявлено, что радикальные исламские террористические группы готовятся в Пакистане (Пешаваре), Афганистане, а также в таджикской Тавильдаре, и засылаются в республику с целью восстановления теократического государства — преемника Кокандского ханства. Сейчас суды в Намангане рассматривают 17 дел против членов таких групп, и по закону им грозит смертная казнь. Каримов в связи с этими процессами инициировал принятие жесткого закона о религиозных объединениях, сказал, что таких бандитов он бы "лично расстреливал", и заявил, что если не принять экстраординарных мер против распространения ваххабизма, то завтра республика станет новым Таджикистаном.

Собственно, внутриузбекский ислам называть ваххабизмом вряд ли возможно. В республике, как и во всей Средней Азии, исторически распространен ислам не радикального ханбалистского, а очень мягкого и веротерпимого ханифитского толка (мазхаба). Но, будучи весьма сильно "размыт" в советское время и испытывая недостаток образованного вероучительства, в условиях социальных стрессов, постперестроечного снижения уровня жизни и возвратной повальной исламизации этот мягкий низовой ханифизм оказывается подвержен радикальной пропаганде образца: "Потеряли истинную чистую веру — по грехам и получаете". Кроме того, ислам в некотором смысле оказался модой, к тому же экономически поддержанной из-за рубежа. Не случайно Каримов несколько дней назад заявил, что многие хокимы (главы администраций) уделяют мечетям больше внимания, чем школам, социальным и хозяйственным проблемам своих районов и областей.

На описанном фоне еще одним крупным поводом, определившим содержание московского визита главы Узбекистана, стали события начала мая в Таджикистане, где один из отрядов Объединенной таджикской оппозиции (ОТО) развязал крупный вооруженный конфликт в Кофарнихонском районе и в самой столице. Стало ясно, что никакие мирные соглашения и никакие международные организации не в силах дать гарантии от возможного скатывания Душанбе к теократическому правлению лидера ОТО Тураджонзоды. И не менее ясно, что после этого исламский взрыв в Узбекистане будет лишь вопросом времени.

Конечно же, по указанным причинам политический вопрос борьбы с ваххабизмом оказался (при высоком внимании к заключению экономических соглашений и даже обещаниям крупномасштабного 10-летнего экономического договора) центральной проблемой московского визита. Ради решения этой проблемы Каримов пошел на обещания допуска российских СМИ в ранее ревниво охраняемую информационную сферу республики, и даже инициировал такой неожиданный политический шаг, как "союз трех" с участием Душанбе.

Однако наблюдаемая в России эйфория по поводу "прорыва в СНГ", связанная с данным визитом и его результатами, по крайней мере преждевременна. Обещания — обещаниями, но буквально накануне отъезда Каримова в Москву парламент — Олий Мажлис — принял решение об отказе в выплате России долга в 700 млн долл — явно ради того, чтобы лишить РФ возможности акционирования узбекских предприятий в счет долга. И не окажется ли, на фоне интенсивного вхождения в республику таких экономических "китов", как "Дрезднер банк", франкфуртский "Коммерцбанк", "Тиссен Хандел Берлин", "Мицуи" и "Мицубиси", что России придется таскать каштаны из огня для Ташкента, Бонна и Токио, "за бесплатно" защищая их инвестиции от пожара с Юга? Ташкент — город сложный...