Последние события в бывшей Югославии приводят к весьма пессимистическим оценкам мирового политического процесса.

Отчетливо оформляется то решающее противоречие стратегических интересов и ориентаций среди членов НАТО, в котором периферийная конфликтность "Турция-Греция" исподволь дополняется гораздо более серьезными противоречиями между главными европейскими и американскими участниками. Становится неэффективным ОБСЕ, разворачивается раскол в СБ ООН. После распада "двуполярного мира" обнаруживается катастрофический вакуум институтов политического обеспечения международной безопасности, что проявилось в Афганистане, Сомали, Руанде, Югославии. На сегодняшний день заполнить этот вакуум нечем.

Одновременно становятся все более очевидными притязания Германии на доминирующее положение в Европе. Германия полностью освободилась от политико-военных комплексов и ограничений, связанных с синдромом поражения в прошлой мировой войне; недавние решения бундестага о правомочности действий германских военных контингентов за пределами страны сняли последние табу на внешнее использование военной силы. Несомненно участие Германии в поставках вооружений в зоны нестабильности, в том числе на Балканах. Налицо рост внутригерманской экстремистской активности: ситуация, особенно с учетом последних массовых беспорядков в Ганновере, начинает отдаленно, но неслучайно напоминать закат Веймарской республики. По мере наращивания политико-экономической и военной мощи, обозначается традиционный восточный и юго- восточный вектор германской экспансии, выделяются традиционные союзники (прежде всего Хорватия, дающая прямой выход в Cредиземноморье) и традиционное препятствие (Сербия с ее антихорватской и антигерманской ориентацией).

Сербия в силу сохраняющихся великосербских амбиций воспринимается Западом как препятствие европейской интеграции в русле любых моделей ("Срединная Европа", "Европа регионов" и др.), а исторические тяготения заставляют рассматривать ее как "непотопляемый авианосец" России на Балканах. Эти мотивы объясняют демонстративную "сербофобию" почти всех держав "цивилизованного сообщества".

Становится все более очевидной американская практика радикализации и подхлестывания конфликтных ситуаций в Европе. Американские предложения по размещению контингентов НАТО в Македонии, голосования в Конгрессе по односторонней отмене эмбарго на поставки оружия в Боснию, а также по новым программам противоракетной обороны, взрывающим договор ПРО, откровенное поощрение действий Хорватии в Краине — явно создают множество серьезных проблем в первую очередь европейским партнерам США.

За тактическим антисербским единством США и Европы скрываются разные стратегические цели.

Западноевропейцы и США предпочитают "прижать" Сербию руками ислама, а восточная и юго-восточная Европа, опасаясь усиления исламского влияния на Балканах, сегодня недостаточно субъектны для изменения сценария и лишь уповают на будущую "крышу" НАТО.

Германия заинтересована в вовлечении ислама в войну на Балканах еще и потому, что нарастание "исламской угрозы" Европе повлечет за собой необходимость европейской антиисламской консолидации, на роль ядра которой собирается претендовать именно Германия. Делается откровенная ставка на "припадание" к Германии сначала Восточной и Центральной Европы и, возможно, Украины, а затем и всей Западной Европы. По-сути, речь о становлении в Европе аналога исторической ситуации: империя Габсбургов как добровольное европейское объединение для противостояния экспансии Порты.

Республиканские круги США считают эскалацию Балканской войны механизмом "втягивания" линии противостояния "христианство-ислам" непосредственно в Европу, что резко снизит все параметры ее конкурентоспособности в сравнении с Соединенными Штатами. Главное противоречие между республиканцами и администрацией Клинтона в том, что лидеры демократов считают отдаленные перспективы реализации такого плана неблагоприятными для США и опасаются крайне нежелательного для Клинтона обострения мировой нестабильности в преддверии президентских выборов.

Ухудшение положения сербов в результате последних поражений в Краине и Боснии создает патовую ситуацию для Белграда. В случае, если Милошевич не решается на защиту боснийских и краинских сербов от неизбежного геноцида, он теряет имидж общесербского лидера, а затем и власть в результате давления радикально-националистической оппозиции. Если же Белград вступает в войну против "международно признанной" Боснии и (или) Хорватии, неизбежно следует операция типа "Бури в пустыне", после чего Милошевич теряет власть в результате давления радикальных "демократов". Одновременно к международному исламскому терроризму неизбежно добавится терроризм сербский.

Несомненно, при первых признаках побед в Европе ислам начнет экспансию по всем азимутам. Прежде всего это произойдет в ближневосточном секторе и Северной Африке. Одновременно неизбежна этнократизация режимов региона и реанимация гегемонистских имперских моделей разных исторических эпох (Персидское царство, Багдадский халифат, Блистательная Порта и пр.). О мире на Ближнем Востоке придется забыть надолго. В Европе мгновенно станут кризисно-конфликтной зоной Греция, Македония, Албания, Болгария.

В Турции и республиках Средней Азии секулярная "младотурческая" государственная модель быстро сменится конкурентной исламско- фундаменталистской (в качестве вариантов этнорадикальной пантюркистской или имперской "великомогольской"). Указанные процессы взорвут или расколют Афганистан, Азербайджан, Таджикистан, Пакистан, Казахстан, Узбекистан и резко поднимут в результате реанимации уйгурской проблематики жесткость государственной политики Китая.

При попытке России встать на твердую просербскую позицию в югославской войне:

• — неизбежна резкая реакция со стороны Европы, в связи с опасениями русской экспансии на Балканы; пробным камнем здесь могут стать требования вывода войск с юга России согласно фланговым ограничениям по договору об обычных вооружениях в Европе;
• — обозначится мощное противодействие России всего исламского мира; два эти процесса в совокупности могут обеспечить нашей стране глубокую политическую и экономическую изоляцию;
• — окажется затруднен диалог с тюрко-исламскими республиками, что чревато развалом СНГ и необходимостью строить новую систему безопасности с оборудованием границ, ПВО и т.д.;
• — наконец, попытка славяно-православной идентификации России на уровне государственной политики неизбежно инициирует внутренние сепаратистские тенденции, которые скорее всего "всплывут" в республиках традиционного ислама на радикально-националистической волне, а затем продолжатся в других регионах в мотивах либерализма, интернационализма и просто "мира": "не дадим, де мол, ужасной Москве вовлечь наш народ в войну".

Попытка России ограничиться мягкими легальными формами поддержки сербов будет однозначно расценена в мире как демонстрация слабости, а внутри как очередное предательство естественных союзников и полная утрата государственной субъектности. Эта демонстрация слабости повлечет за собой нарастание агрессивности международных требований политического, экономического и военного характера, принятие которых будет означать путь к утрате государственности, а непринятие — сначала нарастающую международную изоляцию, а затем, возможно, и политико- экономическую блокаду.

Не исключено, что уже в начале реализации "христианско- исламского фронта" в Европе и обозначения крупномасштабных исламских угроз для нашей страны последует попытка толкнуть Россию в объятия "союзника в борьбе с общим врагом" — Германии — на правах варварской провинции-кладовой "общеевропейского дома".

Накачивание американских вооружений в "горячие" зоны и особенно исламские страны позволяет предположить, что США прогнозируют или инициируют в Евразии долговременную систему военных конфликтов, или, иными словами, ТРЕТЬЮ МИРОВУЮ ВОЙНУ, рассчитывая выступать в этой войне в роли заокеанского отстраненного и "объективного" арбитра. Возможно, ставка делается на монополию США в системах новейшего высокоточного оружия и средств ведения "электронной войны", которые позволяют восстанавливать или менять баланс воюющих сторон при минимальной стоимости и издержках собственного вмешательства.

Нелишне отметить, что уже дважды в нынешнем веке США успешно решали свои проблемы в ходе мировых войн. В обоих случаях Америка в результате войны выходила с минимальными потерями из тяжелейшего внутреннего социально-экономического кризиса, делала на ресурсе военной мобилизации мощный научно-технологический рывок, наживалась на военных поставках воюющим сторонам и далеко обходила изнемогающих под бременем военных издержек геополитических соперников. Параметры сегодняшнего экономического кризиса США и дыхание конкурентов за спиной являют собой опасно соблазнительную историческую аналогию.

Экспансия политического экстремизма во всех регионах мира, волны политического терроризма, этнический радикализм, захлестывающий все континенты, нарастание роли наркодолларов и вообще криминалитета в мировой экономике, привыкание масс к тону военных сводок — все это провоцирует сегодня эмоциональные высказывания аналитиков в ключе "мир сорвался с цепи". Быстро возрастает ностальгия по "добрым старым временам" холодной войны двух блоков, когда, при всех взаимных опасениях, было куда больше порядка и предсказуемости. Прокламируемая мультиполярность мира с каждым днем все убедительнее показывает свою неэффективность и, в конечном счете, нереализуемость, но и на униполярность в духе "нового мирового порядка" также рассчитывать не приходится.

Что дальше?