Один из главных тезисов в программах всех кандидатов в президенты России — борьба с преступностью. Судя по пафосу заявлений о борьбе с преступлениями против собственности, все они собираются строить различного рода капитализм (от тотально-частного до государственно-монополистического). Однако, рецепты...

Что может означать рецепт изъятия экономической распределительной власти у госчиновников: меньше налогов — меньше чиновников — меньше распределения — меньше коррупция? Конечно, с коррупцией чиновников бороться надо беспощадно. Но почему у составителей программы не возникает вопрос: куда перетечет от чиновничества эта самая экономическая распределительная власть? Власть — вещь вполне материальная и подчиняется тем же самым законам сохранения, как и все вещное. Можно ли заподозрить авторов программ в непонимании того простого факта, что она обязательно куда-либо перетечет?

"Вместо власти чиновника будет власть ЗАКОНА" — торжественно объявляют нам другие программы! Главное — хорошие законы, не оставляющие легальных "зазоров" для преступности (здесь следует тезис о исторически фатальном качестве российских законов, усугубленном извращениями тоталитарной советской эпохи). Мысль, конечно, звучная, но... Соотносят ли авторы подобных программных установок свои амбиции, например, с "успехами" американского законодательства на последних процессах против знаменитого убийцы Симпсона, который был оправдан, несмотря на практически бесспорную для всех вину. Оправдан просто потому, что законодательство ВСЕГДА имеет зазоры, а состязательное правосудие, основанное на БУКВЕ ЗАКОНА, всегда зависит от квалификации (и "цены") адвокатов и, главное, от СИСТЕМЫ ЗАКОНОИСПОЛНЕНИЯ.

И, дойдя до этого пункта, наконец, понимаешь, куда именно перетечет эта самая экономическая распределительная власть. Она, вне зависимости от качества законов (которое, как давно и справедливо отмечено, компенсируется в России их неисполнением), перетечет к законоисполнительной системе, то есть — просто к другой касте чиновников! Не будем повторять всех заслуженных обвинений в адрес этой касты, накопившихся в российской истории; "крапивное семя" — здесь одно из самых мягких. Зафиксируем лишь, что утверждения авторов подобных тезисов о возможности прокурорского или иного надзора над судебной системой просто переадресуют вопрос перетекания экономической распределительной власти в очередной чиновный клан, то есть... попросту загоняют проблему в ловушку замкнутого чиновничего круга...

"Все это — тупик!" — уверенно и небезосновательно заявляют другие "спасатели отечества". Народишко разбаловался, бардак надо кончать, а на Руси никакого вразумления, кроме дубины, исстари не понимали. Закрутить гайки, за воровство — в лагерь, за бандитизм — "вышка", и глядишь, через несколько лет опомнятся, уяснят священное право частной собственности. Как говорится, "не приимут через голову, так приимут через зад". Грубо, а что поделаешь?

Мысль не без здравого зерна, но... Как-то не вяжется с либеральными ценностями, правами человека и гражданскими свободами — как нас учат уже десяток лет, неотъемлемыми атрибутами "здоровой рыночной экономики". Или у нас в порядке очередного эксперимента сначала предполагают построить нездоровую, а уж потом?... Но "нездоровые" рыночные экономики в истории уже бывали, и строили их исходя из таких же благих намерений — в Италии Муссолини, например, или в Германии Гитлера. Экономики, кстати, довольно эффективные — на огромную войну хватило. Правда, человеку в них жилось — нельзя сказать, чтобы уютно.

"Нужно глядеть в корень" — заявляют третьи. Законы не исполняют, потому что навязанное государством всеобщее писаное право вступает в резкий конфликт с внутренним ощущением справедливости, рожденным каждой конкретной культурой. А культур у нас — столько же, сколько религиозно-этнических групп. Поэтому ничего не надо навязывать, пусть у каждой этнической группы будет собственная правовая система, вырастающая из ее представлений о справедливости и основанная на исторических прецедентах решения конфликтов. И за примерами далеко ходить не надо — вон, в Великобритании прецедентное право, — и ничего, тысячу лет живут.

Надо ли объяснять, к какому дроблению территории и к какому градусу конфликтности приведет такой "корневой социокультурный подход" к праву в нашей полиэтничной и многоконфессиональной стране? И надо ли растолковывать, к каким последствиям для именно капиталистической, рыночной экономики — приведет отказ от единого правового пространства как фундамента современного рынка?

С преступностью в стране действительно ситуация тяжелейшая. Борьба с ней — действительно, приоритет из первых, причем экономическая преступность — один из главных приводных ремней вообще всей криминальной сферы. И уже поздно "лягать" прорабов ранней перестройки вроде Н.Шмелева, внедривших в общество тезис о неизбежности криминального первоначального накопления капитала. Имеем то, что имеем: криминальную экономику, выстроенную на грабеже государства и граждан. Вопрос в том, может ли она работать на государство — или лишь на себя? И не стоит утешаться заклинаниями, что теперь-то уж хуже не будет: дело первоначального накопления завершается. Может быть ГОРАЗДО ХУЖЕ. И незачем даже ссылаться на далекий и не для всех убедительный пример Колумбии: другая страна, другая история, иные нравы. Достаточно присмотреться к происходящему, например, в Киргизии или на еще более близкой к нам Украине, чтобы понять — за следующим поворотом криминального колеса следует ПОЛНОЕ ОГОСУДАРСТВЛЕНИЕ КРИМИНАЛИТЕТА.

Сознательно или по недомыслию расставленные в антикриминальных разделах президентских программ ловушки античиновничества, тоталитаризма, регионализации права и т.д. — являют, несмотря на их ловушечную антигосударственность, и некие частные "правды". Нам действительно необходимо правовое государство. Коррупцию и криминальный беспредел в озлобленном и потерявшем управление обществе — действительно, придется одолевать жесткими или даже жестокими мерами. А главное, правовая система действительно окажется эффективна и дееспособна в единственном случае: когда будет восприниматься социальным большинством как справедливая.

И фундаментальная коллизия здесь — между императивом единства права и сегодняшней — именно сегодняшней — размытостью представлений о справедливости. Но ведь так было не всегда! И Российская империя, и СССР — обеспечивали в течение длительных исторических периодов это единство правового и справедливого. Обеспечивали — когда над частными этноконфессиональными и классовыми справедливостями удавалось восставить ОБЩУЮ высшую СПРАВЕДЛИВОСТЬ, говорящую от лица священного ИДЕАЛА. Не могла держава этаких размеров существовать столетиями лишь за счет посылаемых на порубежье полков: столько полков просто не было. А вот когда вместо полков (или вместе с ними) приходил на это порубежье ИДЕАЛ, способный стать верховной справедливостью и вобрать в себя частные справедливости племен и народов — тогда удавалось и преступность одолеть, и какое-никакое общее правовое пространство натянуть на империю.

В России ни одна правовая система не заработает, не будучи освящена чем-то высшим, чем формальный общественный договор. И главная беда сегодняшнего политического раздрая и экономической разрухи — отсутствие объединительного ИДЕАЛА, от лица которого заговорит, наконец, общая — не классовая, не этническая, не конфессиональная, а воистину общая СПРАВЕДЛИВОСТЬ. И ключевой вопрос борьбы с преступностью — не реформа законодательства или правоохранительной системы, не объединение усилий с Интерполом или ФБР, не свирепость правосудия. Ключ — в настойчивом поиске, осмыслении и предъявлении ИДЕАЛА. А уж от его имени — и законодательство, и правосудие, и свирепость — будет поняты и приняты, ибо окажутся ПРАВЫ.