19 сентября -- Калининградский губернатор Ю.Маточкин заявил, что после заключения договоров о разграничении полномочий между Москвой и регионами должен начинаться процесс дальнейшей передачи полномочий от Центра субъектам Федерации.

23 сентября -- По данным социологических исследований, число граждан РФ, ориентированных на коллективистские ценности, за последние 5 лет снизилось вдвое.

25 сентября -- А.Лебедь после Северокавказского совещания по Чечне заявил, что тем, кто не созрел для мира, нельзя оставаться руководителем республики, края или области.

В сегодняшние дни трехлетнего юбилея трагических событий осени 1993 года у многих оппозиционных политиков самого разного толка — от коммунистов до ультралибералов — появляется искушение строить далеко идущие аналогии. Кризис власти, экономическое "пикирование", социальный протест... Но аналогии эти — крайне поверхностны.

Три года назад в России функционировала, во всей полноте вертикали от Верховного Совета до сельсовета, СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ. Огромные массы людей, которые выросли при этой власти и другой не представляли, оказались готовы отстаивать законный и реально существующий порядок вещей. Указ Ельцина N1400 был для них не просто идеологически неприемлем, но и нелегитимен, и свою решимость в борьбе против него они черпали в действующей Конституции. Очень многие из этих людей мыслили свою борьбу в категориях именно советской идеологии, в категориях коллективного "Мы" пролетариата, который должен разорвать новые "цепи капиталистического рабства", навязываемые антинародным режимом.

За три года произошло очень многое. Советская власть как реальность, требующая отстаивания, исчезла, и борьба за нее может вестись лишь в русле РЕСТАВРАЦИИ. Новый режим, как бы он ни был неприемлем социально-психологически, формально КОНСТИТУЦИОНЕН и, вне зависимости от подтасовок на референдуме трехлетней давности и грубости пропагандистских кампаний СМИ, освящен результатом последних выборов. В думских и президентских выборных баталиях существенно поменялись, сместившись к политическим и экономическим данностям нового "капиталистического и либерального" времени, главные оппозиционные идеологии. Но главное — почти исчез или необратимо изменился массовый социальный тип, который выплескивался на улицы Москвы в ярости того октябрьского противостояния.

В России уже почти нет того слоя или класса, который можно было называть в широком смысле пролетариатом физического и умственного труда.

Во-первых, этот слой размывается при нарастании массы владельцев реальных и мифических акций приватизированных предприятий. Манок номинального "собственника" подействовал на многих, и отнюдь не только на тех, кому эти акции приносят практические дивиденды.

Во-вторых, этот слой в ситуации скрытой "безработицы на рабочих местах", когда людям не платят зарплату, а взамен не требуют результата, деградирует как трудовой класс, но одновременно как-бы и лишается тех самых многократно цитированных "цепей". Ему оказывается уже действительно, без дураков, нечего терять.

В-третьих, утеряв "цепи", но сохраняя необходимость кормить семьи, этот класс становится перед трагическим и жестоким выбором: сможешь — торгуй либо воруй, не сможешь — подыхай. Для сделавших этот выбор трудовые, а за ними и вообще конструктивно- созидательные мотивации оказываются малозначимы, поскольку имеют все меньше отношения к решению главных задач выживания. Это касается как тех, кто вписался в обслуживание богатых, в челночный "бизнес" или структуру криминальных "крыш", так и тех, кто в своем искреннем желании "в поте лица добывать хлеб свой" все яснее понимает, что не будет ни пота, ни хлеба.

И, наконец, постепенная утрата навыков коллективного труда и императивы индивидуального выживания последовательно размывают традиции и институты коллективности, ослабляя и съеживая до уцелевших производственных групп то самое характерное для советской эпохи самоощущение общего "Мы", которое три года назад формировало отряды у здания российского парламента или бросало стотысячные колонны в прорыв по Садовому кольцу. Громкие забастовки и акции протеста на отдельных действующих предприятиях базовых отраслей, способных шантажировать власть инфраструктурными и ресурсообеспечивающими катастрофами (угледобыча, энергетика, транспорт), сегодня лишь немногочисленные и очень локальные исключения из этого процесса.

Нарастающая "приватность" мышления и действий в широких народных массах — оказывается симптомом последовательного разрушения остатков специфически превращенной в советскую эпоху российской коллективистской социальности, симптомом МАССОВОГО СОЦИАЛЬНОГО РЕГРЕССА К "СМУТНОМУ ВРЕМЕНИ".

Процессы социального разрушения в верхушечных слоях общества происходят, в силу малочисленности и большей подвижности этих слоев, быстрее и нагляднее. После крушения КПСС и системы Советов, соединявших обручами власти и ответственности крупную и мелкую "номенклатуру", идет неуклонная "приватизация" властных и экономических возможностей в административных аппаратах, политических организациях и хозяйственных структурах. И если в экономической сфере подобные процессы оправдываются официозными лозунгами "деловой активности", "эффективного менеджмента" и т.п., то в сфере власти все откровеннее "приватизация" государственных функций, институтов и регионов.

Открытое и ненаказуемое использование чиновниками ресурсов и возможностей своей должности для накопления личного экономического, политического и властного капитала, а также для конвертации этого капитала из одной формы в другую — не что иное, как современная форма изрядно подзабытых на Руси воеводских "кормлений". То есть — СОЦИАЛЬНЫЙ РЕГРЕСС ВЛАСТИ В ПОЗДНЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ, со всеми отсюда вытекающими угрозами для политической стабильности и государственной целостности. Отнюдь не случайно в недавнем выпуске парижской "Фигаро" патриарх антисоветской "советологии" Элен Каррер Д'Анкосс в связи с перспективами борьбы за власть "после Ельцина" многозначительно пишет: "...не следует забывать, что за последние годы на бескрайних российских просторах появился ряд губернаторов, действующих, как подлинные главы государств, в регионах, не уступающих по площади Франции". Д'Анкосс имеет в виду в первую очередь феномены Татарии, Башкирии, Якутии и т.д. Однако действия Лебедя, без оглядки на государственные последствия "прибирающего к рукам" политический капитал контроля за разными сферами российской жизни — от чеченского "миротворчества" до армии, Черноморского флота, атомных станций, внешней политики и "северного завоза" — еще более яркая иллюстрация этого процесса.

Разрушенная снизу доверху старая структура социального действия не сменилась ничем иным. В классической терминологии Макса Вебера — традиционного и ценностно-рационального действия уже нет, а целе-рационального — еще нет. Какая там "власть закона"! Нарастающая асоциальность мстит за эти утраты и огромной коррупцией, и уличной преступностью, и яростной клановой дракой за власть и собственность, и все более криминальным стилем российского бизнеса. "Приватность" в сегодняшней России прорастает аффективной и теряющей тормоза "приватизацией" социальных ролей, чреватой регрессом к досоциальным стадиям человеческих отношений. Сквозь расползающуюся социальную ткань все страшнее проглядывает темный лик БУНТА всех против всех.

А идущее параллельно социально-имущественное расслоение знаменуется отнюдь не становлением вожделенного нашими либеральными реформаторами "среднего класса", призванного обеспечить стабильный и процветающий буржуазный строй. Полюса богатства и бедности быстро расходятся, адресуя к классовым обществам прошлых столетий. И тем многочисленным певцам "приватности", которые вослед за западными неолибералами грезят рождением чудесного рыночно-демократического порядка из приватно- индивидуалистического хаоса, не следует перескакивать через эпохи и прозревать богатые витрины и зеленые газоны "общества потребления". Сначала приходится ожидать гуситских войн, бунтов луддитов, восстаний лионских ткачей и пушечных залпов отечественных "генералов Галифе", с непредсказуемыми в XXI веке историческими результатами для России и для мира.