17 ноября — В Югославии прошел 2-й (муниципальный) тур выборов.
22 ноября — Правящие социалисты отказались признать результаты 2-го тура, объявив о многочисленных нарушениях законодательства и подтасовках. Оппозиционная коалиция "Заjедно" ("Вместе") во главе с Вуком Драшковичем, Зораном Джинджичем и Весной Пешич начала в Белграде массовые акции протеста, в которых участвует интеллигенция и студенты.
27 ноября — Проведен 3-й тур муниципальных выборов, в котором победу одержала правящая коалиция. Манифестации оппозиции усиливаются. В ход идут камни, яйца, петарды и даже кое-где бутылки с "коктейлем Молотова".
3 декабря — США предупредили Сербию, что "очень жестко" отреагируют на попытки применения силы против манифестантов.
6 декабря — Подали в отставку мэр Ниша Миле Илич и министр информации Александр Тиянич, обвиненные оппозицией в фальсификациях выборов и закрытии оппозиционных СМИ.
10 декабря — Верховный суд отклонил жалобу коалиции "Вместе" на решение суда Белграда об аннулировании результатов 2-го тура.
— На основании выборной документации, представленной Драшковичем в посольство США, Н.Бернс от имени американской администрации потребовал признания победы оппозиции во 2-м туре, в противном случае угрожая возобновлением санкций против СРЮ. ЕС повторно отложил предоставление СРЮ режима наибольшего благоприятствования в торговле.
13 декабря — Студенты на манифестациях в Белграде носят флаги США. Представитель ЕС по бывшей Югославии К.Бильдт в письме к студентам-манифестантам заявил: "Ваши действия показывают, что скоро Сербия сможет войти в семью демократических государств".
17 декабря — Министр иностранных дел РФ Е.Примаков заявил о событиях в Югославии как о ее внутреннем деле.
— Президент Сербии Слободан Милошевич пригласил для оценки результатов выборов делегацию ОБСЕ.
20 декабря — В Белград прибыла делегация ОБСЕ под руководством Фелипе Гонсалеса.
23 декабря — Опубликованы оценки экономистов, по которым для полного восстановления экономики Югославии после войны и санкций требуется от 30 до 45 млрд. долл.


Очередная крупная попытка дестабилизации ситуации в Югославии была вполне предсказуема. Попытка эта не первая, предыдущая происходила в 1992 году, когда американский гражданин и преуспевающий миллионер-фармацевт Милан Панич приехал в Югославию с командой консультантов и ворвался в югославскую политику. Тогда США, вопреки собственным конституционным нормам, разрешили своему гражданину занять пост премьера СРЮ и начали активно помогать ему сменить на президентской должности Милошевича. Этому решительному плану помешала война, в которой прозападная позиция Панича и его тактика изоляционизма в отношении боснийских сербов оказались категорически неприемлемы для большинства народа Югославии.
Вторая за последние годы, сегодняшняя попытка "сербской бархатной революции" — непосредственно связана с переживанием геополитического и национального поражения Дейтонского мира.
Невероятная стойкость, единство и упорство сербского народа, проявленные в нынешней Балканской войне, коренятся в трагической истории страны, очаровании древнего и неотменяемого символического лозунга "Само слога сърбина спасава" (Лишь единство спасет сербов), и в столь же древней и актуализированной во время распада Югославии идее "Великой Сербии". Именно эти идеи позволили Милошевичу стать национальным лидером, а сербам в Югославии и Боснии — выдержать последние тяжкие военные годы.
Заключение Дейтонского мира подвело определенную историческую черту и потребовало осмысления новой ситуации. Как всегда, в первую очередь этим осмыслением занялись молодежь и интеллигенция — в тех предлагаемых обстоятельствах, которые социальным большинством осознаны как поражение. И это осмысление не могло не привести к политическим проявлениям раскола общества.
Как и любое общество в центре Европы в конце ХХ века, сербское было расслоено довольно давно. Во-первых, Югославия потеряла социальное единство еще во времена "Нового курса Тито", когда "балканский социализм" эффективно стратифицировал народ на богатых и бедных, одновременно интенсивно порождая (за счет четырехмиллионной армии гастарбайтеров и весьма внушительного западного кредитования антисоветского курса Югославии) "средний класс". Как и везде в Восточной Европе, появилась взросшая на западных масскультурных образцах (преимущественно городская) молодежь. Как и везде в регионе, еще до войны Югославия оказалась в валютной зоне германской марки и, соответственно, коммерческого и политического германского влияния.
Война резко приглушила все эти расслоения и поставила во главу угла идеи национального выживания и вековые сербские традиции борьбы с угнетателями, которыми прониклись практически все группы населения и почти вся многочисленная диаспора.
Феномен послевоенного усиления оппозиции в Сербии, конечно же, в первую очередь связан с хорошо известным специалистам "дистрессом поражения", который всегда и везде резко понижает общий гражданский тонус, порождает массовый пессимизм и социальную апатию. На это явление наложилась естественная усталость от войны и тягот, связанных с четырехлетним режимом санкций, обоснованный экономический пессимизм предстоящего восстановления хозяйства, резкое сокращение помощи диаспоры, но, главное, осознание провального результата борьбы. По сути, Дейтон принял в резко ухудшенном для сербов варианте тот самый план Вэнса-Оуэна по разделу Боснии, который был отвергнут 4 года назад и за который выступала значительная часть нынешней оппозиции.
Положение усугубляется очень тяжелой (по привычным, сравнительно высоким, сербским стандартам) экономической ситуацией. 10-миллионная Сербия приняла за годы войны более 600 тысяч беженцев, многие отрасли производства без инвестиций и рынков сбыта и сырья в условиях эмбарго деградировали, экономические потери страны огромны, безработица в некоторых местах приближается к 50%, правительство вынуждено повышать цены на топливо и энергию, в госсекторе, как и в России, многочисленны невыплаты зарплаты. А экономические перспективы в очень большой мере зависят от воли "концерта великих держав" Европы, который, формально отменив санкции, реально тормозит как принятие СРЮ в европейские институты, так и предоставление ей благоприятных экономических режимов и доступа к иностранным кредитам. Не в последнюю очередь в вину Милошевичу ставится и коррупция, которая изрядно разъела госаппарат правящей коалиции социалистов.
Именно по этим причинам Драшкович, который в 1989 году проиграл Милошевичу с соотношением голосов 16/65%, сегодня заявляет о своей неизбежной победе на президентских выборах-97. Но эти его амбиции разделяют далеко не все даже в его собственном "Сербском движении обновления", и уж тем более в других оппозиционных силах. Литератор Драшкович, которого на Западе любовно называют "сербским Гавелом", приятель Сороса и демонстративный приверженец "американских ценностей", является фигурой одиозной для слишком большого слоя югославских избирателей, хорошо понимающих роль США в прошедшей войне. То обстоятельство, что он лично повел сторонников считать бюллетени в урнах, изъятых с одного из избирательных участков, в посольство США, равно как и американские флаги на манифестациях, оценили как самодискредитацию даже некоторые сторонники. Не добавляет Драшковичу электоральных очков и странно-провокационный максимализм его жены Даницы, призывавшей на улицах к борьбе с социалистами при помощи ружей и гранатометов.
Соратник и одновременно конкурент Драшковича философ Джинджич, до недавних пор претендовавший лишь на "очень хлебную" должность мэра Белграда, явно поднял популярность в последний месяц уличных протестов, пользуется большим успехом у молодежи и, несомненно, наращивает амбиции. Германское образование и круг международных контактов Джинджича делают для многих довольно убедительными его шансы на установление прочных экономических связей с европейским гигантом, что очень значимо для среднего и крупного сербского бизнеса. Однако заявления Джинджича о готовности предоставить предельно широкую автономию Косово и Войводине слишком болезненно для сербов корреспондируют с памятным процессом разрыхления бывшей Югославии и слишком однозначно вписываются в балканскую политику Германии, чтобы не встретить массового и жесткого оппонирования.
Отнюдь нельзя сбрасывать со счетов и "Сербскую радикальную партию" Воислава Шешеля. Шешель очень последователен в своем радикальном национализме, а его партия завоевала 16 мест в союзном парламенте — всего лишь на 4 меньше, чем широкая коалиция "Вместе". Прогнозируя неизбежную радикализацию части сербского общества под давлением послевоенных обстоятельств, следует предполагать и повышение электоральных акций Шешеля.
Таким образом, даже не принимая во внимание противоречивые амбиции множества других претендентов на власть, можно твердо сказать, что оппозиционная победа над Милошевичем может состояться лишь в форме очень сложной и крайне противоречивой многопартийной коалиции, шансы которой на устойчивость весьма сомнительны. И в то же время сегодняшняя устойчивость Милошевича, несмотря на неистовый накал оппозиционных манифестаций, недвусмысленно поддержанных США и Германией, вполне достаточна. Оппозицию не поддержали ни рабочие, ни крестьянство, углядевшие в ней чуждую псевдореволюционность и "неподлинность". Однозначно на стороне Милошевича армия и милиция, продемонстрировавшие чудеса хладнокровия во время провокационных манифестаций и подвергавшие арестам лишь наиболее явных нарушителей уголовных законов вроде метателей в окна камней и бутылок с зажигательной смесью.
А массовость протеста, несмотря на "героические усилия" оппозиционных лидеров и сказки мировых СМИ о полумиллионных манифестациях, неуклонно спадает. Оппозиционные штабы ежедневно сушат голову в поисках новых "хохм" вроде соревнований на длительность освистывания Милошевича, дабы собрать под знамена не любящую скучать студенческо-интеллигентскую публику. В Белграде и Нише резко поднялись цены на куриные яйца, свистки и петарды, но прозванная "желтой", по цвету яичных пятен на стенах домов, "демократическая революция" неуклонно идет на убыль. Попытки внутренней дискредитации Милошевича, несмотря на использование таких неуклюжих приемов, как обвинение президента Сербии в безвольном и безоговорочном следовании диктату жены (лидера "Союза Коммунистов — движения за Югославию", профессора Белградского университета) Мирьяны Маркович, не достигают цели. Милошевич демонстрирует уверенность, готовность к диалогу с оппонентами и международными организациями и, главное, не дает поводов обвинить себя в репрессиях против оппозиции даже в тех нередких случаях, когда она переходит к угрозам вооруженных действий.
Однако есть и еще одна причина устойчивости Милошевича. С самого начала нынешнего югославского кризиса отмечается существенное различие подходов к нему со стороны США и Германии — и большинства других европейских государств. Франция и Великобритания "упаковали" свое негативное отношение к американским угрозам в адрес Сербии пожеланием "не раздражать" непредсказуемого Милошевича в ситуации, когда плоды Дейтонского мира еще пока довольно горькие. Министр иностранных дел Италии Ламберто Дини при посещении Белграда открыто назвал требования оппозиции чрезмерными и безответственными. Россия также продемонстрировала "условную поддержку" сербского президента, объявив выборы "внутренним делом Югославии", не допускающим международного вмешательства. Большинство европейских стран понимает, что дестабилизация и распад Югославии приводит к конфигурации зоны германского влияния в Европе, слишком напоминающей карты времен Первой мировой войны и третьего рейха. Понимают они и то, что любой взрыв в Югославии с удвоенной силой "рванет" в Боснии и по своим последствиям может оказаться вполне сравним с убийством эрцгерцога Фердинанда.
Но понимают это далеко не все. В самой Югославии прочность "обкусанного" союзного государства подвергается сомнению не только "желтыми" демрадикалами, но и элитами автономных краев (Войводины и особенно Косово) и даже элитами "вечной союзницы" Черногории. Президент Черногории Момир Булатович высказался в поддержку Драшковича, а "железная леди" боснийских сербов Биляна Плавшич, обоснованно считающая дейтонскую позицию Милошевича скрытым предательством общесербских интересов, не без ехидства пожурила его за "отказ от конструктивного диалога с оппонентами". В этих условиях привычная политика "двойных стандартов" США и Германии (заметим, что их возмущение недопуском к власти сербской оппозиции проявляется в тот момент, когда Туджман уже год не допускает в ратушу законно избранного оппозиционного мэра Загреба) будет неизбежно сказываться в Сербии нарастающим давлением на Милошевича. Уступив в Дейтоне и оказавшись в позиции слабого, он будет вынужден уступать и далее. Уже сегодня США и Германия требуют от него предоставления широкой автономии Косово и сотрудничества с международным судом в Гааге. Отказ вполне может реанимировать риторику образца 1992 года о главном виновнике геноцида и кровавом тиране, Саддаме Хусейне Европы, со всеми вытекающими политическими и военными последствиями.
В 1994 году у Бранденбургских ворот в Берлине Клинтон торжественно назвал объединенную Германию "опорой американской политики в Европе в претворении в жизнь нового мирового порядка". Насчет мира пока спорно, а вот в Европе под оглушительные крики о сербской агрессивности порядок все более отчетливо становится немецким. Ситуация мучительно напоминает не слишком давнюю историю, когда в 30-е годы Британия и Франция, клеймя "агрессивность Чехословакии", толкали Германию на Восток.
Россия, традиционный союзник и сегодняшний главный торговый партнер Сербии, действует с позиции собственной слабости, осторожно, боясь поссориться с мировыми гегемонами и своими заимодавцами, обозначает поддержку Сербии. Но та же Россия, движимая тупыми антикоммунистическими инстинктами ряда политиков, совершает крупные политические шаги, по сути, отменяющие в Европе победные для нее результаты Второй мировой войны. Недавнее награждение Туджмана медалью Жукова — вопиющее событие этого ряда. Признавая этим награждением политику Туджмана (автора книги "Пустыня", реанимирующей усташский фашизм), введшего одобренную Гитлером старую усташскую форму Национальной гвардии, отрицающего факты фашистского геноцида сербов, евреев, цыган во Второй мировой, организовавшего вопиющий этнический геноцид сербов в последние годы — Россия загоняет в политическую ловушку истории и Европу, и самое себя. Надо учесть, что первое проявление фашизма в Европе было не в Германии, и даже не в Италии, а в Болгарии. Стоит вспомнить, что именно радикальность и сложность исторических противостояний и сделала Балканы тем "чувствилищем Европы", в котором на переломах эпох сходятся (и лопаются) главные струны мировых процессов. Не помнить и не понимать это, воспринимать политику лишь в желтых оттенках "прав человека" и "демократии" — преступно.

Ю. БЯЛЫЙ