16 мая — Акционеры Каспийского трубопроводного консорциума (КТК) подписали заключительное соглашение по финансированию проекта Тенгиз — Новороссийск до ввода в 1999 г. в объеме 2,5 млрд. долл.
19 мая — Президент госкомпании "Казахойл" Балгимбаев заявил, что Казахстан не будет экспортировать нефть, добываемую на шельфе Каспийского моря, по нефтепроводу КТК, а направит ее через Каспий, Азербайджан, Грузию и Турцию к Средиземному морю.
23 мая — Президент компании "Тенгизшевройл" Ник Зана заявил о готовности участвовать в строительстве нефтепроводов на территории Азербайджана и разработке шельфового месторождения "Тагиев".
13 июня — В Сочи в ходе переговоров В.Черномырдина с руководством Чечни окончательное соглашение о транзите азербайджанской нефти не достигнуто. Чечня настаивает на заключении трехстороннего соглашения о транзите совместно с Азербайджаном и РФ. Глава компании ЮНКО Яриханов заявил, что для ввода в действие чеченского участка магистрали достаточно 30 дней и 2 млн. долл.

В последние месяцы в связи с приближением намеченного выхода каспийской нефти на мировой рынок по трубопроводу Баку — Грозный — Новороссийск (август 1997 г.) тема "нефтяных" взаимоотношений на Кавказе и в Закавказье оказалась одной из центральных в СМИ. Особенно бурно ее обсуждают в контексте проходящих в Москве, Сочи и Грозном переговоров с Чечней по транзиту этой нефти. Вновь в печати возникают заявления о том, что проблема "трубы" являлась главной и чуть ли не единственной пружиной чеченской войны, что мир с Чечней оказался результатом заключенного, наконец, "подковерного" коммерческого соглашения по этой "трубе", что наличие или отсутствие этой трубы как главного направления транзита азербайджанской нефти чуть ли не судьбоносно для России в смысле ее экономического будущего и т.д. и т.п.
Попробуем разобраться "от печки".
Во-первых, современная ситуация на мировых нефтяных рынках характеризуется заметным превышением предложения над спросом и снижением удельного значения крупных нефтекартелей в общих объемах добычи. По экспертным оценкам, при сегодняшнем уровне мировой добычи около 3,9 млрд. тонн в год резервы ее форсированного наращивания составляют не менее 0,3 млрд. тонн. Уроки кризиса 1973 г., когда в считанные недели цены на нефть взлетели в 4 раза, не прошли даром. Ведущие страны-потребители постарались максимально обезопасить себя от подобных неожиданностей как разведкой и вводом в эксплуатацию месторождений в различных регионах мира, так и коммерциализацией нефтяного рынка.
В результате выход нефти Каспия на этот рынок (в обозримом будущем максимум 70-80 млн. тонн в год или 2% от мировой добычи) не может "поколебать устои" и привести к сколь-нибудь серьезным потрясениям. Но раз определяющим фактором нефтяного рынка является конкуренция продавцов за покупателя, такой выход для главных нефтепроизводителей — невыгоден. И именно такой конкуренцией, видимо, прежде всего обусловлена и та парадоксальная для "арабской солидарности" поддержка, которую страны Персидского залива оказали и антииракской коалиции во время войны в Кувейте, и режиму экономических санкций ООН против Багдада. И именно и прежде всего с такой конкуренцией, подчеркнем, связаны и "загадочные" причины, по которым инициатор Каспийского трубопроводного консорциума — Оман — чуть не пять лет "динамил" (или, скажем прямо, саботировал) строительство нефтепровода от крупнейшего месторождения Тенгиз в Казахстане до Новороссийска, и не менее "загадочные" причины поддержки нефтедобывающими монархиями залива чеченской войны и прочих инициатив, препятствующих становлению Каспийского бассейна как мирового нефтеэкспортера.
Во-вторых, реальная прибыль прикаспийских нефтедобывающих государств (всех вместе), с учетом себестоимости и издержек, даже при максимальном планируемом уровне добычи (напомним, на условиях "раздела продукции") в 70-80 млн. тонн — вряд ли превысит в годовом исчислении 1,5-2 млрд. долл. А кампаниям — операторам нефтетранзита в этом случае достанется раза в три меньше. Цифры, как видим, не столь грандиозные, чтобы из-за них шел такой громкий шум. Стоит ли после этого воспринимать всерьез расхожий тезис о необходимости любой ценой "подружиться с Азербайджаном" ради экономических приобретений от транзита азербайджанской нефти через нашу территорию? Явно дурят нас с этой "трубой"...
Таким образом, проблема нефти Прикаспия — прежде всего (а в определенных случаях и почти исключительно) политическая.
Видимо, главный политический аспект нефти Каспия следует искать в оценке, данной Госдепом США еще в 1993 г. В меморандуме по странам СНГ тогда было заявлено, что сырьевые, и в первую очередь нефтяные, ресурсы стран Центральной Азии и Закавказья есть главный потенциал сохранения их независимости и главная гарантия от восстановления Советской Империи. В конце 1994 г. эту мысль развил З.Бжезинский, который указывал на недальновидность политики США в регионе и призывал "замириться" так или иначе с Ираном с тем, чтобы кардинально решить проблему транспортировки нефти (и, шире, вообще транспортных коммуникаций Прикаспия) мимо и независимо от России (южный Иранский маршрут труб) и, таким образом, окончательно и навсегда вырвать все страны региона из зоны российского влияния.
Если резюмировать эти заявления простыми словами — нефть Каспия призвана максимально "разрыхлить" южную часть СНГ в связях с Россией и одновременно консолидировать ее вокруг общих антироссийских интересов. Именно этот процесс мы отчетливо видим в событиях последнего времени в Азербайджане, Грузии, Казахстане, на Украине. Каспийская нефть оказывается "яблоком раздора", провоцирующим конфликты в СНГ и ослабляющим даже те с трудом сохраняемые политические и хозяйственные коммуникации в нем, которые унаследованы от СССР. Причем главные инструменты антироссийской консолидации региона — опять-таки нефтемаршруты, альтернативные российскому Баку — Грозный — Новороссийск.
Второй политический ракурс проблемы — каспийская нефть как инструмент "разрыхления" и, при возможности, разрушения собственно России. Эта тема, что не раз открыто декларировалось, доминировала в отношении США, Турции и ряда государств Европы к войне в Чечне и поддержке "чеченской независимости". Эта же тема имеет существенное значение в отношении ряда крупнейших российских сырьевых компаний, тесно вошедших в каспийский регион. Учитывая, что значительная часть коммерческих интересов этих (сегодня уже практически частных) компаний связана с международными каспийскими нефтяными проектами и что они одновременно являются структурообразующими факторами российской экономики, нельзя исключить их становления в качестве проводников интересов, противоречащих интересам российской государственности. Включение, например, ЛУКойла в каспийские проекты, торпедирующее позицию России по статусу Каспийского моря, делает такие опасения небезосновательными.
Следующий политический ракурс проблемы Каспийской нефти связан с вопросом о соотношении целей крупнейших ТНК и мировых центров сил в нефтяной политике. Очевидно, что сырьевым ТНК выгодно повышение мировых цен на нефть, влекущее за собой повышение нормы прибыли. В то же время целый ряд этих ТНК активно работает в Каспийском регионе, стремясь наращивать (на первый взгляд, в противоречии со своими экономическими интересами) мировое предложение нефти.
Указанное противоречие легко разрешается, если предположить, что эти ТНК (большинство из которых работает вне зоны основного нефтепроизводства — Персидского залива) готовы начинать экспорт из Каспийского бассейна одновременно с его резким снижением из Залива. Условие создания такой ситуации — крупная политическая дестабилизация в Заливе, по крайней мере частично блокирующая нефтедобычу и/или танкерный транспорт с Ближнего Востока. Поскольку в данном накаленном регионе всегда достаточно "пороха" для самопроизвольного взрыва (примеры — ирано-иракская война, аннексия Ираком Кувейта, затяжной арабо-израильский конфликт и т.д.), дестабилизация в Заливе вряд ли является вопросом неразрешимым.
Для нефтяных ТНК подобный сценарий с повышением цен дает счастливую возможность "поставить на место" обрабатывающую промышленность в собственных странах, прикупив ее часть за появившиеся сверхприбыли. А для государств, способных восполнить дефицит энергоносителей (в первую очередь для США, контролирующих ряд крупнейших альтернативных нефтедобывающих бассейнов мира), такой ход дела означает возможность поставить в условия энергетического голода своих основных конкурентов из "первого мира", и прежде всего Германию и Японию.
При разворачивании подобного сценария моментом "старта" должен быть выход на проектную мощность нефтеэкспорта из Каспийского бассейна. И в свете данного сценария оказывается вполне объяснимой настойчивость, с которой США, а также ряд других стран объявляют район Каспия и Закавказье зоной своих стратегических интересов. Получает объяснение и негативное или скептическое отношение большинства нефтяных ТНК и операционных компаний к вариантам нефтетранзита в направлении Персидского залива, и их упорство в лоббировании "западного" варианта трубопроводных маршрутов — одновременно мимо будущего "узла нестабильности" и мимо России.
Описанный сценарий создает предельный уровень политических рисков для нашей страны. Очевидно, что в условиях неуклонно падающей собственно российской нефтедобычи и снижающихся экспортных возможностей "навар" РФ от повышения мировых цен будет крайне незначителен. Но в то же время резко возрастет "политическая цена" как нефти Каспия (что означает, что РФ из этого региона будут "вышибать" гораздо более жестко и настойчиво), так и доступа "обделенных" стран (в первую очередь Германии и Японии) к российской нефти Сахалина, Западной Сибири, Тимано-Печоры. А это обстоятельство в условиях нарастающей федеративной неустойчивости РФ способно стать спусковым крючком к провоцированию региональных сепаратизмов и согласованных с "областническими" элитами действий международных субъектов по расчленению России. Добавим, что "разогрев" Залива не может не вызвать исламский разогрев юга СНГ и Кавказа...
В свете изложенного попытаемся ответить на ряд вопросов. Выгоден ли России выход каспийской нефти на мировой рынок?
Выгоден, но лишь через "наши" трубы Тенгиз-Новороссиск и Баку-Новороссийск.
Есть ли у России союзники, заинтересованные в таком развитии ситуации? Есть, и это в первую очередь Армения, Иран и... как это ни парадоксально, Чечня.
Есть ли у России инструменты воздействия на ситуацию? Есть. Совместная с Ираном и (пока) Туркменией позиция по статусу Каспия, ставящая под вопрос юридические гарантии каспийской нефтедобычи без согласования с РФ. Государственные возможности "убеждения" российских компаний, вовлеченных в каспийские проекты. И... кавказские связи и возможности (в том числе специфические) Чечни, для которой доля в оплате за прокачки по новороссийской трубе оказывается очень значимым фактором послевоенного восстановления. Последнее — лишь в том случае, если в сегодняшнем торге с Чечней за нефтяной транзит российская власть сумеет остановить поток непрерывных "сдач" всего и вся и проявит необходимую (и возможную с учетом нынешнего внутричеченского властного "пата") политическую и — не будем фарисействовать — коммерческую жесткость.
Сумеет ли Россия воспользоваться своими возможностями, или ее вновь "обдурят" с трубой? Это покажет лишь время, но очень скоро.

Ю.БЯЛЫЙ