Часть 1. Олигархи

Прежде всего о Березовском. Березовский наделал ошибок – как никто другой. И стратегических, и тактических. И комплексных. Я говорил об этих ошибках еще тогда, когда ни о каких неприятностях для Бориса Абрамовича и речи не было. Открыто выступал в газетах по этому поводу неоднократно. И потому не просто имею право, а даже обязан публично зафиксировать все эти ошибки сейчас, оговорив, что не считаю игру Березовского проигранной, а самого его "демоном всех времен и народов". И о том, что так не считаю, я сказал уже тогда, когда над Борисом Абрамовичем сгущались самые темные тучи. И ни где-нибудь сказал, а на 3-м (лужковском) канале телевидения. Не на ОРТ то есть.

Первая ошибка Березовского – формат и качество конфликта с Коржаковым. Я не о людях говорю. И не о конкретных носителях неких властных потенциалов. Я говорю о конфигурации власти. Сколь бы Коржаков ни был элементарен в своих определенных проявлениях, он никоим образом к этим проявлениям не сводим. Он олицетворял собой некие становящиеся сущности. И эти сущности двигались по законам, не имеющим отношения к "прибабахам" самого Александра Васильевича. Позже я эти сущности разберу. А здесь я просто зафиксирую, что победа Березовского над Коржаковым стала первым шагом на пути к снижению собственного потенциала. И уж совсем нелепым шагом в этом направлении стала полная ликвидация той суперспецслужбы, создание которой хотя бы на уровне некоего контура (о наполнении – спорить не будем) стало крупнейшей заслугой Александра Васильевича.

Вторая ошибка Березовского – конфликт с Куликовым.

Третья ошибка – неисполнение "Письма 13-ти".

Четвертая ошибка – конфликт с Чубайсом.

Пятая ошибка – сокрушительная по своим политическим последствиям философия соотношения спецслужб и капитала в построении государственности в конце ХХ века.

Шестая ошибка – бессмысленная и мелкая (ах, боже мой, убить захотели!) война со спецслужбами как с непроартикулированной сущностью, которая почему-то должна получить статус врага.

Седьмая ошибка – война с коммунистами в 1999 году. После августовского краха. И еще вкупе с войной со спецслужбами. Это уже просто абсурд.

Восьмая ошибка – совокупность тактически опрометчивых и, главное, стратегически ведущих в тупик ходов по отношению к Ельцину.

Девятая ошибка – неумение и нежелание построить отношения с Лужковым, который в определенной конфигурации не мог не быть союзником (опять же – все это из сферы, которую Ницше назвал "человеческое, слишком человеческое", и которая, как я покажу ниже, к политике отношения иметь не должна).

Десятая ошибка – тактически остроумная, но стратегически тупиковая игра с Лебедем.

Одиннадцатая ошибка – неумение отличить лояльность, "отношенческую значимость", от потенциала. Это касается сразу многих фигур.

Сумма этих ошибок (а я перечисляю только часть из них, и перечисляю намеренно сжато) имеет общий знаменатель. Новое поколение, вошедшее в скучную и бесперспективную политику в начале 1996 года, поколение, ярчайшим представителем которого является Березовский, поколение, сущность которого я намерен раскрыть ниже, принесло в политику новое – спасительное и разрушительное качество – СИТУАЦИОННЫЙ ЛОББИЗМ. Это то, чем люди овладели за годы рискованных приватизационных игр. Тут было нечто необычное, не свойственное классическому политическому стилю и потому выигрышное. На этом и была выстроена победа 1996 года. Но заложниками той победы оказались ее творцы. Они не сумели освободиться от синдрома победителей и стали глупо и тупиково тиражировать стиль ситуационного лоббизма.

Между тем управлять страной в парадигме ситуационного лоббизма невозможно. Проиграв это управление, поколение, о котором я говорю, проиграло почти все. В августе 1998 года этот проигрыш наполнился еще и стратегическим содержанием. Ибо стиль стал могильщиком идеологии. Всего либерального проекта (кто бы что бы по этому поводу ни опровергал).

Но и ситуационный лоббизм – это лишь первый, низший после перечисления конкретных ошибок, уровень понимания природы фиаско целой генерации элиты. Фиаско, которое я не называю окончательным только потому, что в определенный исторический момент у этой генерации не нашлось эффективного могильщика. Как дальше развивается эта драма – вопрос отдельный. Превращается ли она в фарс или найдет подлинное историческое содержание? Березовский говорил многократно, что вот, мол, некоторые не умеют подниматься после нокдауна. То, что сейчас происходит, — не из сферы слов.

Но я сознательно пропускаю несколько уровней рассмотрения для того, чтобы зафиксировать в происходящем некий фундаментальный смысл.

Банальное, простейшее в этом фундаментальном смысле состоит в том, что не все можно купить за деньги. За деньги не купишь даже настоящей женской любви и настоящего семейного счастья. Вообще вся сфера любви не подвластна алхимии "великого металла". Там – другое. И – за деньги не купишь дружбы. Вот тут мы уже подходим к серьезному, проблемному моменту.

В рамках денежного сюжета, в рамках материального в целом — не формируется настоящая политическая команда для стратегии. Она формируется только на уровне идеального. Идеальное – это не романтика, а прагматика политики во всем, что касается проведения стратегического курса. Настоящая команда спаяна идеальным. Хотя бы ядро ее! И тогда уже за деньги можно покупать те или иные фрагменты периферии. Тут деньги могут иметь решающее значение. Ибо ядро без периферии может оказаться сектой. Но периферия без ядра – это просто "сучья свадьба" вместо политики.

В силу указанного момента группа победителей 1996 года оказалась (внимание!) группой со ВСТРОЕННЫМ МЕХАНИЗМОМ САМОРАЗРУШЕНИЯ. Отсюда множественные конфликты, отсюда самоистребительная страсть, ярко проявившая себя во многих сюжетах, связанных с Борисом Абрамовичем. И это надо зафиксировать. Но не надо превращать это в мелкую свару. Не надо рассуждать о том, кто как пахнет (перл Коржакова). Не надо наделять носителя определенных качеств всей совокупностью пороков. Это бесплодная, неумная демонизация. Мы уже это проходили в эпоху, когда противника нужно было ошельмовать именно тотально – он, мол, и пьяница, и плохой семьянин, и вор, и все прочее. Но противник может быть и замечательным другом животных, заботливым отцом. Это ничего не меняет. А тотальное шельмование превращает элитный конфликт в дешевую разборку. В грязные опивки (согласитесь, далеко не безупречного) прошлого.

И шельмование мешает видеть существо дела. А значит. значит, делать то единственное, от чего зависит все остальное. А именно – АДЕКВАТНО ИСПОЛНЯТЬ ВЛАСТЬ.

Часть 2. Кое-что по поводу частных свойств противников Березовского

Если бы не некие изъяны, причем разрастающиеся и все более общие, в том, что можно назвать "лагерем противников Березовского", не было бы уже никакого Бориса Абрамовича. И ничего, что с ним связано. Был бы очередной Станкевич, Собчак. А то и Козленок.

Но изъяны есть. И я начну с мелочей.

Много раз в горбачевскую эпоху я слышал страшную фразу. Страшную в силу того, что произносящий ее даже не понимал, о чем он говорит "на сущностном языке". Фраза звучала так: "Государство должно в таких-то общественных сферах таким-то образом ПРИСУТСТВОВАТЬ." Это страшное слово – присутствовать. Для начала мне вспоминается песня Галича: "Только я не пил за счастье Ксенино, я не пил, я просто так ПРИСУТСТВОВАЛ". Затем я начинаю понимать, что те или иные общественные сферы для "присутствующих" – данность, а не процесс. Ибо присутствовать можно только в статике. А в процессе можно либо УПРАВЛЯТЬ ПРОЦЕССОМ (антитеза присутствию!), либо БЫТЬ ЭТИМ ПРОЦЕССОМ СНОСИМЫМ, ПЛЫТЬ ПО ТЕЧЕНИЮ ЭТОГО ПРОЦЕССА, КАК-ТО В НЕМ ВЫРУЛИВАТЬ.

Я уже приводил по этому поводу образное сравнение. Поток, байдарки, мастера байдарочного плавания. И – водопад в конце потока. И – необходимость менять поток – его направление, его главные характеристики. А это – снова антитеза присутствию.

Если номенклатура (слой с не худшими управленческими качествами) по второму разу выберет парадигму присутствия, то я хочу знать, на чем она присутствует и как? Что это? Это Клавдий в Гамлете: "Скорбя на свадьбе, веселясь над гробом"? Это – произнесение скорбных слов на похоронах? Это – управление на уровне бюро ритуальных услуг, организующего похороны? Организаторские качества на что будут брошены? На организацию смерти? В чьих интересах?

Шесть месяцев эти вопросы остаются открытыми. Шесть месяцев! Это слишком большой срок. Слишком, слишком, слишком большой. И уже можно выдвигать и другие гипотезы.

Я не хочу зацикливаться на пресловутых файлах "Коготь" в Интернете, потому что со мной выясняли отношения и покруче. Но и выводить за скобки я эту частность не хочу, ибо она принципиально значима. И вот в каком смысле. "Коготь" и все остальное – это СОБИРАНИЕ СПЛЕТЕН И СЛУХОВ. Власть сплетни и слухи собирать не должна. Она может их распускать и ими управлять. Но она сама должна иметь точное знание. Таков первоначальный, стартовый рефлекс власти. Не знаю уж, кого и как Березовский "атоллил". И думаю, что там все было начинено двусмысленностью. Но собирание слухов и сплетен, осуществляемое самой властью, — это ее превращение в собственное отрицание.

Таким же самоотрицанием является наличие одного из соучастников "Когтей" и пр. в ядре так называемых коммунистов. Бог с ним, с Дугиным и его ориентацией. Он человек талантливый. Он любит Гиммлера. И у нас демократия. Вот пусть и выступает под знаменем оккультного рейха, набирает нужное количество голосов на выборах-99. И исполняет власть.

Я буду бороться с этим демократическими способами. А потом и другими. В том числе партизанскими – в случае установления этой власти. Ибо мне все, что любит Дугин, омерзительно. Это онтологически враждебная мне сущность – черный рейх.

Но я сейчас о другом. В уважаемых газетах зафиксирован факт того, что Дугин – советник Селезнева. В передачах по радио этот факт зафиксирован. И опровержений нет. Я не Дугина и не Селезнева здесь "прессую". Я ситуацию рассматриваю. Дугин влюблен в черный рейх и черный интернационал. Частью черного интернационала является ВАКЛ (Всемирная антикоммунистическая лига). То есть в ядре коммунистов – оккультный антикоммунизм!? И за этот оккультный, непримиримый антикоммунизм будут голосовать бабушки и дедушки, дяди и тети, тоскующие по прошлому и с наслаждением читающие "Коммунистическая партия", "марксизм-ленинизм"?

Все это называется МУТАЦИЯ – знак ОНКОЛОГИЧЕСКОГО РАЗРЫВА ФОРМЫ И СОДЕРЖАНИЯ. Так ни рейха не построишь, ни коммунизма, ничего.

Так можно только "агрессивно присутствовать" при кончине. Или – при распродаже? В пышных кабинетах стоят "терминалы власти". А правило в том, что изображающим власть к этим терминалам прикасаться нельзя. "Политика – управление общественными процессами"?.. "Эй, рашен бойз! Делайте что угодно! Воруйте, склочничайте, грызитесь, только не управляйте! А если сунете руки даже в сторону терминалов власти, если даже думать об управлении начнете – сразу же по рукам!"

Скользкий глиняный обрыв. Машина ползет по нему, неумолимо приближаясь к пропасти. В кабине драка за то, кто будет шофером. А уже ясно, что кто бы ни рулил и куда бы ни рулил – машина скользит. И приближается к пропасти. Лебедка нужна! Бревно под колеса! Управлять надо реально и в соответствии с реальностью, брать под контроль и сдвигать не что-нибудь, а реальные общественные процессы! Это надо делать! А не драться в кабине.

Ломать и еще раз ломать поганую парадигму ПРИСУТСТВИЯ. Видим ли мы это? Нет! Стабилизация! Стабилизация чего? Процесса умирания? Согласие! Согласие в чем? В обеспечении кладбищенской тишины?

В Афганистане – этой новой подмандатной территории – три кампании проводятся. Борьба с криминалом (трансформация наркопотоков и взятие их под контроль), борьба с экстремизмом (пресловутый Бен Ладен, а на самом деле "вычитание" всех лишних) и – согласие. Договор о примирении, выведение политической системы на нужный формат.

Сравните с нами. Что, мы уже подмандатная территория? А не велика ли для этого? Не мощна ли?

Присутствовать – это значит не МЕНЯТЬ, а ОСВАИВАТЬ. Осваивать что? Участие в распродаже? Можно закрепить отношения собственности, можно, наоборот, все национализировать, но нельзя собственность перераспределять, нельзя проводить частичные коллективизации в интересах меняющихся субъектов власти. Ибо при этом исчезает собственность как таковая, нарастает временщичество. И здесь я перехожу к основному вопросу.

Вышеописанная "молодая генерация" – не понимает, что такое формирование команды в поле идеального. А значит, не понимает стратегии. Это – фиаско Березовского.

А его противники? Что такое для них командность? Что такое для них стратегия? Как мыслят они политическую драму? Что собирают? Идеальные сущности или – "своих"? И что означает "своих"? В чем здесь ВЫСШИЙ ЭКВИВАЛЕНТ разного рода и прежде всего политический? Это ведь и есть главный, судьбоносный вопрос.

Часть 3. Все и никто

В постфевральской России власть еще раз оказалась даже не просто "бесхозной", а как бы отброшенной за ненадобностью. И уже непонятно, кому она нужна, эта власть, и нужна ли хоть кому-то, кроме народа, шалеющего в убийственном для него безвластии, и уже готового предпочесть этому безвластию нечто еще более губительное. Но о народе потом. И о действительном содержании коллизии с властью – тоже чуть позже. А сейчас – лишь об одном условии действительной власти. Коли нужна она еще кому-то, эта горькая обуза, этот "неудобный придаток" к роскошным шоу, экономическим деяниям особого типа, комплексным разборкам, отстаиванию или захвату ничего не значащих стульев и прочим "страшно интересным вещам", самоубийственно вовлекшим в свою орбиту нашу весьма специфическую элиту. Правят бал – они, эти сладкие и хищные вещи конца ХХ века. И их правление – гибель народа, страны и элиты.

И коль скоро кто-то хочет еще вырваться из плена "хищных вещей" и выйти в пространство власти, он должен помнить одно горькое свойство власти. Лучше всего оно сформулировано у Шиллера: "Что человек – для вас все люди числа".

Одиночество – удел настоящей власти.

У нас были всероссийские (и всесоюзные) старосты. И они не были одинокими. У нас были всероссийские (и всесоюзные) болтуны. И они тоже одиночеством не страдали. Пока их не отшвырнули вон, разумеется. Но и тогда они обзавелись неким окружением, сулящим новый возврат, новую эру "трепа без берегов". У нас могут быть (причудлива она, наша нынешняя действительность) даже такие феномены, как всероссийские мастера произнесения тостов. И такие мастера, которые это свое умение спроецируют на плоскость большой политики. И они тоже не будут одиноки, ибо какой же тост без компании?

Но тот, кто был в России (СССР – та же Россия) властью, тот был одинок. И оставался одиноким от момента обретения власти до своего смертного часа. Помните, у Твардовского: "Склонилась ночь, в окне синея из-под задернутых гардин, и он один остался с нею. Один со смертью на один."

С большим интересом прочитал я в начале послеавгустовских "месяцев утерянных возможностей" статью очень уважаемого мною Леона Оникова по поводу "законов дружбы". Изложенные там заповеди дружбы глубоко меня впечатлили. Они как бы срезонировали с прочитанным в детстве многотомным романом "Великий Моурави", романом, теперь, возможно, уже почти забытым, но тогда поднятым на гребне волны и получившим в суровые послевоенные годы и беспрецедентный тираж, и премию имени "одинокого человека", и достаточно парадно снятый фильм, кажется, в несколько серий. Сотня "барсов" – знаменитая десятка Георгия Саакадзе. Кто из тбилисских мальчишек той эпохи не грезил всеми этими "эфемеридами власти"? Почти что Преображенский и Семеновский полки государя Петра Алексеевича. Почти что. Да, именно почти что. Ибо Петр оставил после себя мировую державу. А Георгий Саакадзе – сомнительную известность, странным образом восславленную именно в конце сталинского периода. И – растерзанную Грузию. И – славу гения войны, продающего свой гений то Ирану, то Турции. И многое другое.

А как близка к этой "дружбе барсов" другая дружба, дружба сплоченных дворовой дисциплиной и перемещенных в чужую для них среду кавказских (или итальянских, одно и то же в данном случае) амбициозных и решительных молодых ребят! Чуть-чуть сместите акценты. И получите именно это. "Романтика дружбы" многолика... Оглядываешься – одни вознеслись достаточно высоко, другие сгинули в перестрелках и поножовщинах. И все они грезили "барсами" Саакадзе. Но вышло нечто совсем другое.

А еще сместите акцент – и получите прочный, сплоченный круг, в котором стол. И хорошее молодое вино. И настоящая открытость. И та особая полнота, которая рождается застольем в теплый кавказский весенний вечер. И настоящие слова. И отклик в сердцах. И многоголосое пение. Кто сказал, что тамада – это нечто уменьшительное? Тот это сказал, кто не понял метафизики картин великого Пиросманишвили. На самом деле – это очень и очень много. И кто знает, о чем последней страшной тоской тосковал "одинокий человек", давший премию своего имени многотомному роману о Саакадзе? Может быть, о "барсах". Может, об эпохе Камо и пробивающихся ребятах ("Джабах Иоселиани" той эпохи, сумевших стать чем-то большим). А может, просто об этом теплом кавказском вечере. И о друзьях по столу. И о настоящих теплых речах Великого Тамады.

"Что человек – для вас все люди числа". Для кого все люди числа? Для человека, ставшего властью. И переставшего быть человеком, ибо числами люди могут быть только для Бога, да и то не для каждого. Но Бог бессмертен, а человек. Человек – захотевший власти, которому сказали: "Если ты власть, то все люди для тебя числа".

Ведь и ответ этот у Шиллера звучит после того, как отчаявшийся властитель кричит своему духовнику и наставнику, раскрывая перед ним свое отчаяние: "Прости, но я возжаждал человека!" Возжаждавший – да получит.

Власть – страшный дар. Дар эпохи френчей, а не эпохи неуемного кутежа, вилл, мерседесов, "оттягивания на Багамах". И потому-то, видимо, ее и не берут, что страшна она для эпохи оттягивания, немыслима для "элиты оттягивающихся". Не нужна. Опасна. Вредна. Вот и имеем то, что имеем.

И холодным взором смотрит на все это человек, сделавший ЦКБ несокрушимым оплотом своего выживания (близкого к власти, но и страшно далекого от нее). И мысленно изрекает: "Что, власти хочешь? А как там с числами, понимаешь?.. Иль должен я основы управленья государством седому разъяснять ученику? Такое, понимаешь, не разъясняют. Тут каждый сам – творец своей участи и хозяин своей судьбы. А отвечать будем – когда склонится ночь из-под задернутых гардин. И не числам будем отвечать, а другому."

Но разве к одному человеку обращен этот (конечно, во многом выдуманный, но, поверьте, не извращенный и не вымышленный) внутренний диалог?

Ко многим он обращен. К очень многим. А еще – к себе самому.

Часть 4. Ельцин

Конфликт Бориса Березовского и Евгения Примакова знаменует собой горькую и страшную для страны победу Бориса Ельцина.

Горькую – потому что Ельцин еще раз показал, что есть он — и есть ученики: седые, лысые, кудрявые или с короткой стрижкой. Ученики разного возраста и ранга, которым он "разъяснять основы" не собирается. Да и как тут разъяснишь? Тут, понимаешь, числа надо складывать и вычитать. А они все о страстях, все о людях.

Страшную – потому что выведя все снова в формат знаменитых "сдержек и противовесов", Ельцин в очередной раз оказался в плену у собственного тактического гения. А это значит, что стратегии не будет. А без стратегии страна не может не только двигаться куда-либо, она и выжить не может. И чем дольше Борис Ельцин будет эксплуатировать свою тактическую виртуозность, тем страшнее будет финал.

Переходя на язык чисел – для него здесь все как бы открыто и понятно. И сложение, и вычитание, и деление с умножением, понимаешь. И разница между числами, так сказать, рациональными и не вполне.

Остается. то ли незадействованным, то ли неосмысленным для себя главный и последний раздел в данного рода открытиях и пониманиях. Это раздел так называемых "трансфинитных чисел". Чисел – стоящих по ту сторону элементарной числовой бесконечности. Эти числа (разного рода континуумы) были открыты Георгом Кантором в связи со знаменитым парадоксом по поводу несопоставимости всей совокупности рациональных чисел (множество одной мощности) и всей совокупности чисел иррациональных (множество большей мощности). Вот тут и началась великая математика по ту сторону бесконечности. С ее трансфинитными числами, обозначающими мощность бесконечных, но несопоставимых множеств. Алеф-0 (минимальная мощность), Алеф-1 и так далее. И в каждом случае – все равно Алеф.

Раскрученные после Кантора исследования "рациональной алхимии чисел" по ту сторону бесконечности имеют своих героев и своих мучеников. Героев мысли. Мучеников мысли.

Какое, спросят, это имеет отношение к политике? К мучительному нынешнему моменту с его как бы грядущими импичментами, с его вдруг возникшим как бы недоверием к правительству?

Да то отношение, что великое одиночество большого политика – это не только взгляд на мир с позиции Великого Калькулятора сухих безропотных чисел. Здесь разыгрывается лишь первая часть "мистерии власти", та часть, которая связана с душой и миром любви. Вторая часть начинается там, где числа обретают бешеный норов. Где они не единицы и не нули, не половинки и не "корень из двух". И даже не какие-то миллиарды. А – Алефы. Начавший творить мистерию власти должен знать, что стать в ней признанной сущностью он может, только овладев Алефами. В противном случае он останется канатоходцем, который балансирует на грани между миром чисел обычных и миром Алефов. А эта грань – тонка и утончается с каждым очередным балансом, в котором происходит банальная в своей конечной виртуозности перестановка чисел. Как там у того же Шиллера? Помните? "Он порхал на длинной, но безмерно прочной нити".

Люди-числа. Здесь так просто поместить душу под наркоз, снять зов любви и начать балансировку сдержек и противовесов. Но мир Алефов открывается только по ту сторону этой калькуляции под наркозом. По ту сторону бесконечности. Никто не может начать шлифовать мастерство калькуляций, не усыпив душу. Ибо слишком велика боль одиночества. Но никто не может стать подлинным виртуозом, не разбудив душу заново и не приняв в нее удар страшной боли. Приняв и выдержав этот удар. Или не выдержав?

Нужно быть не просто неумным, но уж совсем не тонким (а значит, тупым – тут уж без обид!) человеком, чтобы в последних фотографиях Ленина видеть только клинику инсульта и склероза. Сущностно там пропечатано совсем другое. Как пропечатано совсем другое в пронзительных по тоске ума знаменитых фотографиях зрелого периода.

Числа обычные – это наркоз души. И возможность вытерпеть боль одиночества, оставаясь в своих обычных человеческих рамках. И возможность совместить эту боль с азами исполнения власти. Числа трансфинитные – это выход из-под наркоза. И шок любви, слитый воедино с ужасом одиночества. Кто выдержит – тот "исполнит власть".

Числа обычные – это люди, конфигурации из этих достаточно элементарных людей. Все эти, понимаешь, Примаковы, Черномырдины, Березовские, Зюгановы, Селезневы, Макашовы, Чубайсы. несть им числа.

Числа трансфинитные – это сущности. Классы. Целостности. Для политика-стратега Россия – это число. Но – число трансфинитное. Для политика-стратега пролетариат и капитал – это числа. Но – числа-Алефы. Сущностные операции с этими числами (а такие числа несущностных операций не прощают, ускользая от них и оставляя политика в дураках) невозможны без страшной муки терзающего все СУЩЕСТВО ЧЕЛОВЕЧНОСТИ единения одиночества и любви. Любви – возникшей вновь после длительного наркоза. И ошеломившей осознанием того, сколько безвозвратно утрачено.

Ельцин – Кравчук – Шушкевич. Беловежская Пуща. "Заговор на троих". Кто помнит, кто такие Кравчук и Шушкевич? Придатки к трениям окружения Буша и Бейкера. А вот Ельцин – до сих пор в наличии. И виртуозно манипулирует числами.

Достаточно было сверхопытному Примакову, с его умением выжидать, маневрировать, натягивать нити и ткать великолепную политическую паутину, поддаться ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ, перестать видеть вокруг лишь числа и начать по-настоящему поддаваться зову страстей, как он оказался несколько раз обыгран великим калькулятором нашей эпохи.

Первый раз – когда Примаков атаковал стратегический ресурс Ельцина, выйдя за рамки своих премьерских полномочий и начав выстраивать договор о согласии.

Второй раз – когда неточный (а возможно, и мастерски кем-то сдвинутый) удар был нанесен именно по "Сибнефти" и вызвал быстрый приезд калькулятора в Кремль. Ибо встал ребром вопрос вопросов в том, что именуется нынешней политикой (за вычетом подлинного ее содержания). А этот грубый простой вопрос звучит следующим образом: "На кого копаешь?" И здесь достаточно здесь ошибиться на йоту, чтобы породить колоссальное количество труднопреодолимых последствий.

Третий раз ошибка была совершена тогда, когда поединок за ОРТ задел еще не вызревшие проблемы, имеющие отношение к коллизии трансфинитных чисел (классов, элитных групп и всего, что их окружает). Переводить конфликт в эту сферу можно было, только имея тысячекратный запас прочности.

Четвертый раз эта ошибка была совершена в связи с той ценой, которую надо было заплатить за проблематичное снятие Березовского с поста секретаря исполкома СНГ.

Пятый раз эта ошибка была совершена тогда, когда борьбе с Березовским стало придаваться очевидное "сущностное" содержание. И футбольный мяч на обычном поле обычных чисел оказался послан за пределы – по ту сторону элементарных числовых склок. По ту сторону бесконечности.

Возможно, эта ошибка и является основной и решающей. И связана она именно с миром "политических трансфинитов". Как этот мир накладывается на мир "своих и чужих"? Слишком, слишком, слишком человеческий мир?

Шестой раз серия ошибок была совершена тогда, когда это "слишком человеческое" превратило мощного игрока в игровую фигуру.

Снятие Березовского с секретаря исполкома СНГ означает возвращение оного блудного олигарха в лоно Бориса Ельцина "со всеми вытекающими". Отсюда – сухая злость Алиева и бешенство Шеварднадзе. Цена – неслыханно велика. А результат? Многочисленные "наезды" на Березовского – это что? Это наращивание собственной субъектной роли? Или это возвращение Бориса Абрамовича в кремлевское состояние души и тела, мысли и воли?

И что здесь Борис Абрамович? Что выгоднее – продать его как "протухающий товар" по максимально высокой цене? Или – купить в прикупе с какими-то предложениями? Калькуляция, понимаешь.

ХОЛОДНЫМИ ГЛАЗАМИ СМОТРИТ БОРИС ЕЛЬЦИН НА ТО, КАК ЧИСЛА ПЛЯШУТ ПОД ЕГО ДУДКУ. И – БАЛАНСИРУЕТ НА ТРАНСФИНИТНОМ КРАЮ.

Но это все еще калькуляция под наркозом. И это тупик. Это трагедия виртуоза, не желающего, не могущего переступить за трансфинитную грань.