Мы переживаем особый момент. Назвать его критическим – значит ничего не сказать. В подобные моменты особое значение имеют психологические и социокультурные проблемы взаимоотношений общества и власти. Эти проблемы начинают приобретать, как говорят психологи, архетипический характер. Адресуясь к подсознательному и сверхсознательному. Но не к подсознательному правителей, а к подсознательному (вновь подчеркну – и сверхсознательному, иначе вообще надежды бы не было) нашего народа. И тут все восприятие, все ощущения включаются в чуть ли не фольклорные ряды. И становится полезно перечитать не "Государя" Макиавелли, а Проппа "Исторические корни русской народной сказки". И главная антитеза, в рамках которой коллективное бессознательное будет осмысливать происходящее, достаточно очевидна. Это антитеза "мертвого и живого". Помните у бабы Яги? "Чу, человечьим духом пахнет!" Увы, на повестке дня именно подобное восприятие действительности.

Ибо растерянность российского общества не ослабевает. И обещание правительства решить важнейшую общественную проблему "обеспечить население картофелем и плодоовощной продукцией", мягко говоря, не способствует тому, чтобы эта растерянность поубавилась. Тем более, что и этому обещанию не верят. Ибо в одном ряду с данным, вообще-то говоря, малоуспокоительным обещанием следует поток сообщений совсем иной тональности. Мы узнаем (правда это или нет – отдельный вопрос), что в Магадане еще не топят, что в Архангельской области сплошняком отключают газ, что население Камчатки "предполагается эвакуировать" (как? куда? за счет чего? — объяснений не предлагается).

Мы являемся свидетелями нарастающей серии коммунальных катастроф. И начинаем понимать, что взрывы газа в соседних подъездах, напоминающие по своей силе авиационные бомбежки или крупные диверсии, — это наш быт конца ХХ века. Газеты и телевидение сообщают о критическом состоянии РАО "ЕЭС". И нам приходится вспоминать из учебников физики: что такое "разрыв электрических цепей", "пиковые нагрузки" и "падение частоты ниже критического уровня".

Мы видим множащиеся очаги бедствия. Пока эти очаги точечные. Туберкулез на Алтае. Голод в ряде регионов Центральной России. И – холод, холод. Этот главный враг нашей в целом очень северной территории.

Да, пока речь идет о точечных очагах. Но в эпоху распада СССР я и мои товарищи зримо наблюдали, как государственная гангрена возникала вначале в виде точечных очагов. Потом эти очаги разрастались, соединялись и приводили к отмиранию жизненно важной государственной ткани. Сейчас происходит аналогичное.

А элита наша продолжает обсуждать "кто кому тетя". А наши политические лидеры продолжают "складываться и раскладываться" на все более причудливый манер. И что? Если беды людей не касаются государства российского, если страшные проблемы живой жизни этих людей будут проходить мимо государства российского – как может это государство уцелеть? Государство, которое плюет на людей, должно знать, что и люди от него отвернутся. И тогда государство рухнет. И ничто его не спасет. Никакие "лево-право-центро-крайние" политиканские ухищрения.

В момент, когда наши соотечественники готовятся замерзать, умничать по поводу тонких ухищрений Кремля совершенно бессмысленно. Задача политики – управление общественными процессами. Нынешняя политика решать такую задачу не может и не хочет. Ей это, как говорят российские урки, "западло". И кому она нужна в этом виде? Только самой себе. Но тогда политика ли это? И не имеем ли мы дело в очередной раз с марксовской (всего Маркса вроде никому упразднить пока что не удалось) "превращенной" формой? "Разрывом связи между формой и содержанием"? "Агрессией формы по отношению к содержанию и т.п."? Вопросы — вовсе не теоретические!

Обещание обеспечить "картофелем и плодоовощной продукцией" – это что? Ожидаемый обществом благостный знак надежды и мягкого неореставрационного спасения — или чистейший постмодернизм? Или пропитанная внутренним юмором скрытая цитата, вмороженная в новый, абсолютно циничный и зловещий контекст?

Управление общественными процессами происходит через принятие решений и их проведение в жизнь. Вопрос сегодня, увы, уже даже не в качестве принимаемых решений. Вопрос в готовности власти эти решения принимать и реализовывать, решая при этом не только свои проблемы.

Но — внимание! — решая и свои проблемы тоже! Ибо самосохранение власти сегодня полностью зависит от ее способности принимать решения и проводить их в жизнь. Пусть это будут не лучшие, не самые оптимальные решения. Но пусть они реализуются. И принесут хотя бы минимум ответов на самые вопиющие нужды своего населения. И это уже что-то изменит.

И тогда мы имеем дело с неореставрацией. И пусть бы. Жизнь (а значит, и власть) не будет стоять на месте. Она просто не может сейчас себе это позволить. Ресурса на застой нет. Даже минимальная дееспособность власти сегодня — обернется для нее необходимостью (и, не исключено, способностью) завтра действовать стратегически.

Но если неореставрационная риторика, стиль "зачитываний", заведомая прагматичная приземленность заявляемых образов и проблем – лишь форма, за которой нет никакого властного содержания, тогда... В самом деле, что тогда?

Тогда будет "поздний Рим" или "поздняя Византия". Коварство, игра в провоцирующее бессилие, самозакрученный клубок интриг и полная неспособность как-то что-то решать. Жизнь уходит из этой формы. И она, ненавидя содержание за то, что оно "требует невозможного" — жизни, — каннибальствует. Пожирает других и самое себя. То есть зримо для всех нас реализует метафору Зазеркалья.

Если на фоне этого несколько сибирских республик заявят о своей готовности "продаться США" – что сделает власть? Если завтра станет неопровержимо ясно, что единственный лозунг, отвечающий существу момента "Спасайся кто и как может!", — что скажет власть Татарстану или Северному Кавказу, Якутии или Бурятии?

Политические и экономические процессы очевидным образом смещаются в регионы. Большинство населения концентрируется и "капсулируется" в ужасных проблемах самовыживания. Власти наплевать на это? Государству, которое с этой властью ассоциируется – тоже наплевать? Ответом будет взаимность.

О симптомах нам спокойно повествуют газеты. Кто-то кому-то что-то не заплатил, и железная дорога перестала прицеплять почтовые вагоны. И что? С почты государство начиналось – почтой и кончится. Регионы начинены своими нерешаемыми проблемами. Центральная власть устраняется от их решения. Население напирает на местную власть. Не решать проблем на местах не могут. Завтра там начнут решать многие проблемы весьма специфическим образом. Через весьма, скажем так, неприглядные и разрушительные для страны "технологии".

Легитимацией измены станет необходимость обеспечить выживание своего населения и неспособность решить эту проблему на паях с Белым Домом и Кремлем. Все идет именно к этому! Решения начнут принимать (и выполнять!) регионы вместе с пока еще неявно заданной, но уже вполне ощутимой "международной администрацией". Что на это собирается отвечать власть? А времени на раздумья у нее фактически нет.

Тот нео-горбачевизм, о котором так долго говорили, которым пугали как возможностью последние годы, фактически уже состоялся. Множащиеся проклятия на улицах, множащиеся непристойные надписи на стенах. Перспектива скорого ухода с позорным историческим счетом, перспектива "Беловежья-2" с соответствующими политическими и историческими последствиями.

На этом фоне – о Конституционном совещании говорят уже и Зюганов, и Лебедь. "Плохим танцорам" снова "мешают их половые органы". Не имея то ли сил, то ли даже и желания решать реальные властные проблемы, все хотят ремонтировать Конституцию. И ведь совершенно ясно, что в подобных условиях такой ремонт не может не стать обрушением!

Не только Конституционное совещание, но и пресловутое укрупнение регионов – в нынешней ситуации представляет собой только инструмент развала. Не торопитесь раскачивать властно-управляющий каркас страны! Станьте властью в этом государственном формате, решите проблемы общества при данных конституционных параметрах – и лишь потом меняйте нечто, создавайте более эффективные схемы. Только тогда на такие действия будет право. А сейчас вопрос лишь в том, как заставить заработать то, что есть в наличии.

Когда государственная гангрена стала принимать неоперабельные формы в эпоху распада СССР? Когда Украина (еще в составе СССР) взяла под свою юрисдикцию армию. Двоевластие – это смерть старой власти. Там, где двоевластие, там всегда побеждает власть новая. Для живого государства, живой и действительно желающей управлять власти отдать армию под юрисдикцию нижестоящего административно-территориального звена – это значит потерять все. И за попытку двинуться в эту сторону живая власть (правая, левая, капиталистическая, социалистическая, номенклатурная, антиноменклатурная, черт бы с ней) должна сразу и решительно "отрывать голову" этому самому нижестоящему звену. Причем немедленно! Ибо завтра будет уже поздно.

Вообще политик отличается от администратора тем, что способен уловить момент, когда уже поздно размышлять о том, как сделать решение оптимальным, а надо срочно принимать решение. Такое или иное. Принимать и продавливать. Иначе тебя не будет. Весь политический гений Ленина в этом. Сегодня рано, завтра поздно... Промедление смерти подобно... Хороший администратор может быть плохим политиком и наоборот. Политика – это прежде всего чувство момента.

Класс дееспособных российских управленцев все больше изживает наивные иллюзии по отношению к власти. В чем изживаемая наивность? В том, что якобы есть "тайный разум" – коллективный или индивидуальный. В том, что якобы есть желание удержать страну. В том, что якобы есть желание удержать власть. В том, что жуткий интеллектуальный уровень – это якобы не суть, а притворство. В том, что за этим притворством якобы скрывается "бурлящая жизнь" власти, а не ее "растущая мертвенность", своим распуханием притворно выдающая себя за жизнь.

Когда после заявления Украиной своей независимости пять летчиков, не желая принимать украинскую присягу, перелетели на территорию России, любая живая власть должна бы была принять их как героев. Просто ради своего выживания. Этого не было. Теперь живая власть должна была бы... первое, второе, третье, пятое-десятое... А делает? Что она делает в качестве живой власти? Она опять что-то продает! Сдает! От чего-то отказывается ради того, чтобы что-то получить. А все остальное, по-видимому, камуфляж. Власть в этом подозревают – это как минимум. И она дает для этого серьезные основания.

Неореставрационщики с чем должны бы были прийти в действительную власть? С знаменитым "ни шагу назад"! Что они должны были бы поломать в первую очередь? Саму парадигму сдачи чего бы то ни было, само это гнусное "все на продажу". Вместо этого уже в первые недели мы слышим о том, что надо сдать остатки советского стратегического ядерного наследства (в виде принятия СНВ-2) и за это получить западные кредиты. Так это и Козырев умел! И в его устах это, знаете, как-то красивее выглядело. "Ин-тел-ли-гентнее!" И не позорило хотя бы советское прошлое.

Если общество не поверит власти, если оно, увидев лица, с которыми хоть какие-то надежды еще были связаны (надежды на волю, состоятельность, решительность, административное умение, независимость, готовность жить интересами макросоциума, а не подковровыми склоками), затем в этих лицах разуверится... если и эта надежда будет убита... что тогда?

Тогда отчуждение от власти усилится резко и необратимо. И будет дан через такое отчуждение "зеленый свет" самым страшным, самым убийственным для всех народов России процессам государственного распада. И эти процессы будут превосходить все, что мы видели в эпоху СССР. Да, все будет происходить еще грубее, еще циничнее. И без каких бы то ни было, уже ненужных, процессуальных хитросплетений.

Простое "взятие на хлеба" отчаявшихся и голодных людей в погонах... Людей, разуверившихся во власти. Людей, понявших, что государству нет до них дела. С этими людьми начинается самый дешевый торг: "Мы вам – пять баранов. А вы идите под юрисдикцию нового независимого псевдогосударственного образования." Какого-нибудь там "Идель-Урала". Что на это ответит власть?

Левые... Правые... Центристы разных мастей... Старые... Новые... "Клан десять" против "клана пятнадцать"... Все эти разграничения вскоре окончательно потеряют свой смысл. И останется одна граница – между живым и мертвым. И одна схватка – против мертвечины за жизнь. Все это — не за горами.