20 ноября — Б.Ельцин объяснил сохранение А.Чубайса на посту первого вице-премьера тем, что тот "умный, многое сделал для страны, и это ему зачтется".

То, что гонорарная история с Чубайсом — не частный эпизод нашей скандально-салонной политики, а крупный этап в жизни общества, не вызывает сомнений. И все же для того, чтобы оценить эту историю по достоинству, необходимо вернуться в прошлое и сравнить, как это предлагал еще герой Грибоедова, "век нынешний и век минувший". При этом под веком минувшим я в данном случае имею в виду вовсе не стародавние времена. Я предлагаю читателю вернуться всего лишь на год назад — в 1996 год.
Начало марта 1996 года. Чубайс, убранный из правительства Коржаковым и его командой, выдвинут с одобрения президента на пост действительного шеф-менеджера президентской избирательной кампании. Он выдвинут не кое-как, а с подачи всего объединившегося вокруг Бориса Ельцина "сообщества" крупных российских капиталистов! Выдвинут в условиях примирения непримиримых врагов, поклявшихся вместе и под эгидой Чубайса бороться за дело избрания Ельцина (знаменитый весенний эпизод примирения Гусинского и Березовского).
Конец марта 1996 года. Банкирское сообщество начинает готовить "Письмо 13-ти". Союз банкиров, Чубайса и неожиданно для многих выступившего против силовых вариантов решения политической проблемы главы МВД А.Куликова блокирует кровавую развязку политической драмы. Этот союз препятствует нанесению преступного и бессмысленного, антигосударственного по своим результатам и провокационного по своей сути силового удара по КПРФ и оппозиции в целом. Б.Ельцин, точно оценив ситуацию, поддерживает неожиданный союз двух сильно разнящихся групп в правящей элите страны.
Май. Выходит "Письмо 13-ти". Силовой вариант оказывается морально, психологически и политически демонтирован. Близорукость позиции ряда силовиков и их предвзятость в вопросах сугубо частного характера мешает превратить важный политический документ в рычаг для поворота всей российской политики. И, тем не менее, случилось неслыханное. Боявшиеся как огня активной политической роли российские супербанкиры все вместе подписываются под документом стратегического характера, оторванным от любимой ими экономики и посвященным только политическим проблемам. Опасный документ (почти ультиматум) не носит однозначно верноподданного характера. Этот документ поддерживает и компартия, и Б.Ельцин, и многие другие.
Конец мая 1996 года. Шантаж банкиров со стороны тех же самых недальновидных силовиков ("дело Бориса Федорова"). Шантаж отвергнут (что тоже равно проявлению неслыханной ранее политической силы). Ельцин все более становится на позиции поддержки союза Чубайс-банкиры-Куликов. Руководимая Чубайсом кампания выборов президента набирает обороты, демонстрируя все возможности единого предпринимательского сословия.
Июнь-июль 1996. Ряд мощных избирательных трюков (прежде всего трюк с Лебедем). Постепенный перелом в обществе, воспринявшем объединительный образ Ельцина. Отставка упрямых силовиков. И — триумф! Ельцин избран, Чубайс возведен в ранг самого перспективного молодого политика, и вскоре, уже к осени, займет важнейший пост главы администрации президента, фактического главы реальной "вертикали власти".
Октябрь 1996 года. Вопреки болезни Ельцина и острейшему кризису власти, тот же альянс Чубайс-банкиры-Куликов убирает Лебедя с поста секретаря Совета безопасности и, наперекор всем прогнозам, гасит с помощью политических технологий рейтинг этого, тогда еще наиболее вероятного, кандидата в президенты РФ. Полный триумф! Список политических побед высшего ранга! И вот проходит год. Что мы видим к ноябрю 1997 года?
Мы видим опозоренного Чубайса, грызущееся банкирское сословие, здорового, злого, ушедшего в себя — но, безусловно, как никогда припертого к стенке Ельцина. И — полную компрометацию высшей предпринимательской элиты страны. Компрометацию — не только через самоубийственную грызню и Чубайса! Компрометацию через очевидное отсутствие всякой единой политической позиции по целой серии принципиальнейших событий в жизни страны. Чего стоит хотя бы отсутствие политической реакции на крах Чубайса! Ибо вряд ли можно назвать политической реакцией сверхотчаянный визг достаточно неразборчивых в целом лиц и структур, поднятый на тему "воровать под видом гонорара — нехорошо".
Какие выводы мы можем сделать из подобного послужного списка? Прежде всего констатировать, что "реформаторы" (читай — банкиры, Чубайс и т.д.) умеют брать власть (пользуясь беспомощностью своих оппонентов), но не умеют ее реализовывать, оказываются несостоятельными в главном деле — государство-строительства и государстводержания. Нет идеи страны, образа страны, нет стратегии, нет общественной легитимности (что автоматически следует из всех предыдущих "нет"), нет даже понимания необходимости общественной легитимности. Что-то во всем их движении препятствует реальному удержанию власти через ее настоящую реализацию! И это "что-то" суть вирус антигосударственности, аллергия на то, что составляет квинтэссенцию действительной власти как возможности исторического творчества.
Сообщество, выигравшее выборы и взявшее для себя имя "крупного капитала", сильно деградировало за прошедший год, приобрело существенную нагрузку общественной непопулярности, потерпело значительный урон в части собственной репутации и мучительно завоеванных властных позиций. Итог этого загнивания — моральное убийство Чубайса и его компаньонов (включая Гайдара, зачем-то ввязавшегося в это тухлое гонорарное дело).
Это не могло произойти мгновенно! И не могло быть размазано по всей временной оси длиною в год. Это не могло быть и бессубъектно. Не могло произойти само собой, "по щучьему велению". Кто-то должен за это отвечать. И не перед моральным судом, не в плане прокурорских разборок, а перед тем судом истории, по которому политик, не сумевший однажды использовать подарок судьбы, теряет это право почти фатально и навсегда (исключения можно перечислить в истории по пальцам, и эти исключения лишь подтверждают правило).
Не снимая вины со всего предпринимательского сообщества и прежде всего с главного антагониста Чубайса — Березовского, я тем не менее утверждаю, что ответственен за случившееся прежде всего Чубайс. И как бы ни сложилась его дальнейшая биография, каких бы новых зияющих политических высот он ни достиг (что в принципе не исключается в данной гнилой действительности), он навсегда останется человеком утерянных возможностей. Воистину кульминацией в этой утере является "чечевичная гонорарная похлебка", за которую продано чуть было не состоявшееся властное первородство (смотри вышеприведенную хронику властного восхождения).
Некоторые по этому поводу апеллируют к прошлой отставке Чубайса, после которой он-де, мол, "воскрес" и усилился. Та отставка не имеет ничего общего с сегодняшним сохранением. Тогда уходил гонимый Коржаковым упрямый и ненавидимый реформатор, еще не получивший в руки никаких подлинно властных рычагов. Сейчас цепляется за место политик, не только совершивший проступок, но и потерявший чудом ему ниспосланный сугубо властный потенциал. За счет чего же это все произошло?
Не имея здесь возможности подробно обсуждать проблемы стратегического характера, я хочу проанализировать крупные непростительные тактические ошибки Чубайса. Их было три.
Первая. Чубайс получил от сообщества предпринимателей (качество этого сообщества — вопрос отдельный, но его возможности вряд ли вызывают у кого-то сомнения) карт-бланш на выстраивание чего-то наподобие реальной "партии власти". Банкиры как бы сказали Чубайсу: "Ваяй нас, мы тебе доверяем". Чубайс ваять не захотел и не смог, проявив себя впервые в этом как аппаратчик, а не как политик. Чубайс предпочел остаться фаворитом Ельцина. Он не захотел выстраивать "большую политическую систему". Ибо эта система налагала на него огромные обязательства. А ему хотелось власти именно личной. Как он понимал эту власть? Мягко говоря, весьма упрощенно. Есть он (Чубайс), есть победивший с его помощью Ельцин, есть возможность выпускать любые указы за подписью Б.Н... Все! Хватит! Зачем нужны "большие числа"? Зачем нужно что-то "гармонизировать"? Это так хлопотно! И это делает тебя самого заложником "больших чисел", больших квазипартийных систем. Взваливает на тебя "крест системности". К черту!
Добавлю. По моим оценкам, Чубайс не только не захотел строить новый формат коммуникаций, необходимый для организации хотя бы ядра возможной партии власти. Нет, Чубайс стал ломать имевшуюся систему коммуникаций. Он стал, что называется, "искусно разводить" членов предпринимательского сообщества. И сильно преуспел в этом. То, что он не понимал, что рождает себе могильщика этой хаотизацией своего "круга силы", что рубит этим сук, на котором сидит, свидетельствует о том, что этот талантливый администратор и не худший экономист стратегом и политиком не является. И значения политической базы в современной политике не осознал. Как и Лебедь. Отсюда детские амбиции (что его, что Лебедя, что Немцова): "Не лягу под!.. Не буду служить!.." Ну чем тебе "не Байрон, а другой, еще неведомый..."
Вторая ошибка. Чубайс в марте 1996 года обладал специфически безупречной репутацией в крупном предпринимательском сообществе. Попросту — околочубайсовский круг банкиров уважал Чубайса за отсутствие мелкой и жанрово принижающей продажности. Коробка с долларами с этой точки зрения, как это ни странно, "не в счет". Как не в счет и беспроцентные кредиты. Ибо коробка с долларами — это банальнейший "черный нал" любой избирательной кампании. Нехорошо? Конечно! Но мы говорим об особых специфических, банкирских репутационных критериях. А не об общих нормах респектабельности, не имеющих, увы, уже почти никаких пересечений с нашей реальностью. Беспроцентные же кредиты — это понятная банкирам форма оплаты шеф-менеджерской работы Чубайса. За такую кампанию он мог получить и больше. Непонятно было только одно: зачем выдумывать подобные уязвимые формы вместо того, чтобы взять те же суммы нормальными контрактами по найму. Здесь, видимо, уже сказалась опасная (и доконавшая его!) тяга Чубайса к мелким удобствам приобретательского характера типа ухода от налогов. Но не будем здесь домысливать. Ибо разговор совсем о другом.
Никто из круга Чубайса не мог в марте 1996 года сказать, что он лично купил Чубайса. И это давало Чубайсу высокую репутацию в банкирской среде. Некоторые сегодняшние непримиримые враги, а тогдашние прославители Чубайса даже говорили о том, что Чубайс вообще неподкупен (сразу оговариваясь при этом — "у нас не брал"). Но насчет вообще неподкупности опять-таки добавка ненужная, неважная и в нашем случае "зело романтичная". Чубайс марта 1996 года еще "не лег ни под кого" из тех, кого еще как-то консолидировал. И потому мог как-то консолидировать.
А в самом конце 1996 года (или в самом начале 1997-го) Чубайс уже "лежал под Потаниным". Это было непростительной ошибкой! Он расплатился за нее Немцовым как вторым первым вице и сломанной схемой обещанного ему ранее тотального "кабинета Чубайса". Он расплатился за это еще большим — острыми противоречиями в том, что сейчас именуется "ядром президентской команды". Он расплатился, наконец, нынешним положением вещей.
Две первые ошибки Чубайса связаны воедино. Не желая строить "больших систем", Чубайс не хотел и прочной консолидации того круга сильных мира сего, который делал на него ставку. "Конфликтизируя" этот круг и решая свою дальнейшую судьбу вне консолидационных оснований, Чубайс уже не мог не выбирать особо выгодного ему партнера и покупателя. Он решил прирасти к ОНЭКСИМу и, по большому счету, потерял все.
Третья ошибка Чубайса. Идеологизация им всей системы политических действий. Чубайс — аппаратный прагматик. Но он еще и политический фанат определенной общественной системы, гордо именуемой капитализмом. С этой точки зрения "Письмо 13-ти" для него паллиатив (как и для Березовского). Что не паллиатив? Некая абсолютно утопическая "партия крупного капитала", которую, по указанным выше причинам, реально строить он тоже не хотел (как и Березовский). Но о ней можно было говорить, заговаривая этим камланием живую необходимость крупного, важного строительства элитных коммуникаций.
Всю систему своих возможностей Чубайс и Березовский равно принесли в жертву этой сугубо разговорной химере. Разговорной — потому что никто не собирался строить и этого. И открещивался с помощью забалтывания от конкретной ноши. Химере — потому что партия — это сообщество идейных единомышленников, то есть производное от "невещественного", а крупный капитал вообще (и в понимании Березовского и Чубайса, в особенности) — штука сугубо вещественная. То есть партии крупного капитала в принципе быть не может. Выдумка о капиталистической партии взята взаймы из оппозиции "капитализм-социализм" и из синдрома "измо-строительства". Но социализм — утопия, мечта, невещественность. Капитализм — "интересантство", система, уклад. Но не идея! Может быть партия консервативной идеи, либеральной идеи, националистической идеи, социалистической идеи, фашистской идеи и пр. Поскольку крупный капитал России идеи не уважает, а для себя идеи, его устраивающей, просто не имеет и иметь не может, то Чубайс и Березовский вскоре незаметно для самих себя еще и разошлись фактически по разным идейным квартирам (в сущности, квазиидейным, на уровне политико-бытовом, — о Чубайсе говорить сложнее, но возьмите конфликт Потанин-Кох и Березовский-Гусинский — все сразу становится намного яснее).
Что же касается Березовского и всего остаточного круга крупных предпринимателей, то, не предъявив обществу своего понимания поступка Лебедя в Чечне, не проявив в Чечне стратегической государственности, разорвав на определенном этапе союз с Куликовым и склеивая этот союз затем на уровне "да мы... да вы... да ладно... да ничего...", не создав языка для диалога с обществом и провалив самоконсолидацию, указанные силы и фигуры создали ту атмосферу, в которой фиаско Чубайса стало особо легко осуществимым и оказалось наделено особой подрывной силой. Да и Березовский зря гордится своими достижениями. Отставка произошла. И перспективы на будущее достаточно многозначны.
Но главное — подрыв оснований, подрыв того целого, без восстановления которого каждая часть будет убита ею же сотворенным хаосом тотальной конфликтности. Будет ли преодолен этот подрыв? Загадывать не берусь. Скажу лишь — впереди или неслыханные интеллектуальные, организационные и волевые усилия, направленные на возрождение авторитета всего того, что назвалось крупным отечественным капиталом, либо полное и окончательное фиаско для всех сразу. И вытекающие из этого фиаско новые формы организации всей политической и социальной системы России.
Возможности проявить себя у нашего стремительно взошедшего и стремительно лопнувшего сообщества крупных капиталистов еще будут. Вне государственности, причем реальной, не назывной, смешно говорить о целостности. А любая государственность будет востребована надвигающейся российской бедой (творцами которой отчасти, хотя бы в силу вышеназванных причин, являются и герои данного обсуждения). То есть — возможность есть. Но эта возможность, увы, уже весьма умозрительна. Ибо в гораздо более простых условиях не было сделано всего того, что было необходимо. Откуда же возьмутся силы и качества для неизмеримо большего?
Однако скверность ситуации (персонифицируемая, например, тандемом Сороса и Бжезинского) предполагает нашу готовность задействовать любой, самый малый и гнилой, шанс в стратегических интересах страны. Поэтому не надо воспринимать данный анализ просто как эпитафию Чубайсу. Я не стал бы тратить на это время и силы. Чубайс — это кривое зеркало нашей очень кривой реальности. Как эта кривизна зеркала отразит кривую реальность, трудно сказать. Важно одно — в нынешней ситуации как никогда скучно и стыдно пенять на зеркало.

С. КУРГИНЯН