3 июля — исполнился год с момента победы Б.Ельцина на очередных президентских выборах.

Прошел год нового правления Бориса Ельцина. Какую политическую оценку можно дать этому году? На чем поставить акцент, чему придать первостепенное значение?
Начнем с констатации очевидного. Этот год — прошел. Борис Ельцин сумел в неслыханно трудных условиях переизбраться на второй срок. Он создал новую команду, которая в труднейшей ситуации смогла удержать власть и закрепить свои политические победы, завоеванные на выборах 1996 года. Ельцин сумел не просто нейтрализовать Лебедя, перед этим использовав его весьма цинично и с предельной политической эффективностью. Ельцин пока (я подчеркиваю, пока) сумел во многом обезвредить своего противника, заставить его играть в достаточно тупиковом политическом стиле. Имея Лебедя под боком, оппозиционную Думу по ту сторону политического барьера, колоссальные социальные проблемы по всей стране, Ельцин, перенеся тяжелейшую операцию, сумел остаться у власти и даже укрепить эту власть.
Такое возможно только при сверхвысоком "коэффициенте властного доминирования". Специалисты знают, что подобный коэффициент является частным от деления политической мощности власти на политическую мощность ее противников. Сами же мощности представляют собой произведение политической эффективности на массовость политической базы.
Очевидное невыполнение властью своих предвыборных обещаний снизило политическую базу поддержки Ельцина с 50% по крайней мере вдвое. Соответственно, повысив базу поддержки его противников. При этом неустойчивость положения Ельцина после выборов, заданная всем комплексом вышеописанных обстоятельств, требовала для сохранения власти, по многим расчетам, коэффициента властного доминирования в районе от 8 до 12. При соотношении политической базы 1 к 3 это означает, что чистая политическая эффективность команды Ельцина превышает чистую политическую эффективность команды его противников не менее, чем в 30 раз!
Возможны две версии, объясняющие подобный политический отрыв. Версия первая. Ельцину удалось собрать уникальную политическую команду, состоящую из сверхцепких политиков, связанных достаточно прочными (хотя и не лишенными здоровой конкурентности) отношениями. В этом случае противников Ельцина следует считать достаточно грамотной командой "второй политической лиги". Эта команда не способна выиграть у чемпионов, но она обладает приличными квалификационными характеристиками.
Версия вторая. Команда Ельцина состоит из бездарных и полуграмотных политических авантюристов, способных только воровать доллары в коробках из-под ксероксов, неуклюже исполнять команды заокеанских хозяев и по-бандитски грызться друг с другом из-за кусков приватизационного пирога. Но — напомню читателю предшествующие выкладки... эта команда в 30 раз превосходит по политической эффективности штабы могучей всенародной оппозиции, интеллектуально окормляемой десятками мощных центров, собравших под свои знамена лучшие умы страны.
Ситуация каверзная... Ибо вторая версия для всякого здравомыслящего человека означает... Еще раз оговорюсь — в случае правоты этой распространенной в патриотическом движении и убийственной для него версии... При сохранении хотя бы здравого смысла... И при любой, самой горячей симпатии к тому, что противостоит нынешним тенденциям, это все-таки означает, что никаких могучих интеллектуальных центров нет, и уж тем более нет никакой дееспособной и восприимчивой к чему-либо современному политической силы. Недоброжелатели скажут, что тридцатикратный отрыв при столь низких качествах властного лидера означает, что оппозиционный аутсайдер слагается абсолютно неспособными и амбициозными идиотами.
Столь шоковые характеристики мы, конечно, оставим на совести недоброжелателя. Крамольные размышления, неумолимо приводящие меня к определенным политическим выкладкам, естественно, продиктованы отнюдь не злопыхательством, а стремлением хоть что-то сдвинуть в нынешней политической ситуации за счет преодоления наиболее крупных негативов оппозиционного движения. К этим негативам для меня относились и относятся:

— амбициозность, приближающаяся по своему качеству и масштабам к старческой барской чванливости;
— воинствующая архаичность, ставящая знак тождества между современностью как таковой — и причастностью к злым силам политической и иной "преисподней";
— убежденность в том, что политическая эффективность равнозначна отсутствию ошибок и рискованных действий, что на деле оборачивается минимизацией действия как такового, то есть убийственной бюрократизацией политической оппозиции;
— сама же бюрократизация подобного типа, помноженная на опыт доперестроечного функционирования в аппаратах власти, влечет за собой цепную реакцию губительных политических качеств, вплоть до въедливой политической трусости. В свою очередь, необходимость скрывать эти качества от масс приводит к политическому невротизму, к заговариванию своей беспомощности разного рода сверхрешительными и ровным счетом ничего не значащими призывами;
— лень такого качества и такой размашистости, что она превращается из психологической характеристики отдельных лиц и групп в базовое явление ВСЕЙ ОППОЗИЦИОННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОНТОЛОГИИ;
— глубокая эрозия целей, которые в лучшем случае оказываются связаны со стремлением вписаться в нынешние тенденции первоначального накопления, а в худшем — просто с желанием не потерять "дуриком" заработанную статусную "халяву";
— страшная далекость от реальных общественных проблем и... видит Бог, в самом деле горько признать — далекость от своего реального народа и своего реального времени;
— неразборчивость в политических средствах, помноженная на готовность бороться за роль лучшего реализатора чужих и чуждых народу целей; в общем виде — целей того же проклинаемого, но очень ценимого в своей якобы всевластности Запада;
— специфическая контрэлитная конфликтность, хорошо описываемая известным политическим каламбуром "реальная разборность под аккомпанемент рекламируемой соборности".

Не преодолев эти свои качества, оппозиция не может реально претендовать на ту декларируемую ею политическую роль носителя макросоциальной альтернативы, которую она столь навязчиво, крикливо и уныло связывает с собой и своими малоэффективными акциями. Дальнейшее воспроизводство этих тенденций приведет к тому, что те, кто взял на себя роль выразителя массовых чаяний и трансформатора низовых импульсов в энергию реальных политических изменений, окажутся "страшно далеки от народа", от живой боли российских сел и городов.
Такова оппозиция после года правления нового Ельцина. Какова же власть? Ельцин говорит о том, что он сильно изменился. Его глашатаи рекламируют фантастическую метаморфозу, поставившую на место команды, состоящей из Коржакова-Барсукова-Сосковца-Тарпищева, команду, приверженную либеральным ценностям. Позвольте, а разве того же самого не было в 1992 году? Разве тогда не существовало либеральной команды Гайдара и Бурбулиса? Такая команда существовала! Что же нового? То, что пресловутая либеральная тенденция оказалась измочаленной в дурацких реформах последнего пятилетия? То, что сама либеральная тенденция в обществе фактически близка к исчерпанию? В этом смысле наш отечественный властный агитпроп выступает в странной роли! Прославляя Чубайса и компанию и одновременно констатируя их глубокую связанность с явно выдыхающейся либеральной идеей, этот агитпроп косвенно хоронит Чубайса, что называется, под фанфары.
Но дело и не в Чубайсе — молодом талантливом администраторе, прикованном к тонущей галере отечественного либерализма. Чубайс и его коллеги прекрасно борются за власть как форму существования их политических тел. Однако никакого реального содержания этой своей борьбе они придать не могут. Речь идет о фантастической эффективности власти в деле самозащиты. Но эта эффективность однозначно и стопроцентно мертворожденная. Сочетание эффективности с исчерпанностью — не оно ли являет собой новый облик власти? Не в нем ли фокусируется ее конкретный политический смысл?
Этот смысл распространяется и на властный агитпроп. Этот агитпроп все еще борется с коммунизмом и прославляет капитализм. И что? Много можно выразить на данной агитбалалайке? На ней можно сыграть Листа и Шуберта? Вскрыть глубину трагедий и противоречий нынешнего глобального симфонизма?
Можно, конечно, увидеть бешеный триумф Китая в Гонконге и назвать этот триумф "заглатыванием коммунизмом наживки капитализма". Но что это отражает и выражает, кроме приверженности авторов уже исчерпанному политическому языку? В этом есть нерв текущей реальности? Есть понимание трагедий цивилизационных сшибок, замещающих собой ту эру идеологий, из которой черпают силы и либерализм, и коммунизм — эти две западные сверхидеи, делавшие Запад-США и Запад-СССР неким антагонистическим двуединством. Тем двуединством, которое позволяло единому в своей расколотости Западу быть идейным (а значит, и реально политическим) мировым лидером?
В Китае нет ни коммунизма, ни либерализма, господа! Там есть китаизм! А на каком полюсе в вашем позавчерашнем понимании сегодняшней действительности будет размещен набирающий силу мировой ислам? И как трагедия нескольких глобальных расширений — китайского (гонконгский феномен — только видимая часть айсберга); исламского (здесь видимая часть айсберга — это те же талибы); теряющего мировое идейное лидерство, становящегося "одной из сил", но не снижающего свою агрессивность "узко-западного (видимая часть — расширение НАТО) — увязывается с нынешней ситуацией в России, с глубоким сжатием, которое вот-вот обернется геополитическим коллапсом? На какой исторической тяге хочет двигаться дальше власть в подобной геополитической ситуации? Радоваться очередным "капиталистическим достижениям" в отдельно взятом бандитском уезде распадающейся на части России?
Коллизия состоит в том, что "достаточно старое", то есть власть, борется с "совсем старым", то есть оппозицией. Поскольку достаточно старое современнее совсем старого — выигрыш на стороне власти. Но страна не может жить ни "совсем старым", ни "достаточно старым". А жить она хочет. И будет. Таков итог крамольных размышлений по поводу итогов первого года Великого Взаимного Исчерпания. Будем считать этот итог промежуточным.

С.КУРГИНЯН