Сергей Кургинян

ПРИЗНАНИЕ ОЧЕВИДНОГО

Рассуждая на протяжении семи лет о том, кто такой Владимир Путин (Who is mister Putin?), российская да и мировая, политология почему-то так и не удосужилась изменить формат вопроса. И честно спросить себя не о Путине как о человеке и политическом индивидууме, а о Путине как о действительном политическом феномене. Иначе говоря, эта политология так и не смогла (или не захотела) ответить на вопрос: What is mister Putin?

Теперь то же самое происходит в отношении Дмитрия Медведева. Между тем любой политический лидер - это не who, а what. Самый самовластный политик, реализуя свою власть, использует средства. Средствами же являются другие what. То есть не индивидуумы, а социальные системы. В противном случае политика оказалась бы абсолютно оторвана от реальности, а ее носители были бы не наполеонами и чингисханами, а пациентами, грезящими о чем-то в своих горячечных снах.

Поскольку рассматриваемые нами фигуры никак не являются фантомами и очень даже трезво реализуют те или иные схемы, делая политические ходы, то мы должны признать, что они не являются самодостаточными индивидуумами.

Оппонируя этому, как мне кажется, абсолютно очевидному утверждению, ряд политологов живописует некоторых активных элитных игроков, изображая их как кроликов, глядящих на верховного удава. В каком-то смысле они, конечно же, правы. Нынешняя российская политическая культура предполагает очень высокую степень лояльности "первому лицу". Можно было бы использовать и другие слова для выражения этого качества данной политической культуры. Но еще более высокой степенью лояльности обладала, например, культура древней Персии. Или китайской империи. Но и в этих империях существовала политическая борьба в формах, отвечающих качеству данной культуры.

Борьба вполне могла сочетать полярные крайности. С одной стороны - бесконечные поклоны и даже вылизывание языком следов, оставляемых обувью повелителя. С другой - холодную расчетливость сильных и осторожных держателей неких существенных для власти микросоциальных систем (военных кланов, бюрократических мафий и так далее).

Я совершенно не сомневаюсь, что все держатели тех микросоциальных систем, на которые опирается власть Владимира Путина, абсолютно лояльны президенту. И вовсе не желаю описывать разного рода ужастики. Тем более, что есть кому этим заниматься. И плоды занятий - уже налицо.

Но нельзя бросаться из крайности в крайность. И представлять вполне автономные социальные системы (группы, кланы, сообщества) "марионетками" или "заводными куклами". К счастью (или к несчастью), люди остаются людьми. А люди, занимающиеся политикой, просто не бывают слабыми людьми. Слабый человек, занявшись политикой, "гибнет" через пару-тройку недель. Или в ужасе меняет род деятельности.

Итак, мы должны признать очевидное. И чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Очевидное же состоит, как мне представляется, в следующем.

1. Власть в России как сегодня, так и на протяжении всех последних пятнадцати лет находится в руках у коалиции, состоящей из ряда элитных групп. Что абсолютно нормально. И справедливо по отношению к любой власти во все времена.

2. Более специфично то, что указанная коалиция состоит из групп, враждебных друг другу. Назвать это уникальным свойством нынешней властной системы я не могу. Но и признать неизымаемым свойством власти как таковой тоже не могу. История знает прецеденты очень когерентных политических систем, обеспечивающих за счет этой когерентности высочайшую эффективность. Увы, это не наш случай.

3. В нашем случае группы, входящие в коалицию, не только враждебны друг другу. Они во многом антагонистичны. Это не специфика путинской системы. Путин как раз в чем-то гасил эту антагонистичность. Но поскольку никакого масштабного "перебора людишек" (известный термин царя Ивана Васильевича) не было проведено, то Путин по определению унаследовал политический класс такого качества и не мог на него не опираться. Ибо политик всегда опирается на политический класс.

Класс же изначально был глубоко антагонизирован. Коммунизм "заваливали" группы, совершенно разным способом интерпретировавшие данное политическое явление. Гайдар и Скоков, Черномырдин и Сосковец, Чубайс и Коржаков были частями внутренне противоречивого целого. Объединявший их консенсус время от времени взрывался изнутри не только конфликтами интересов, но и глубокими ценностными конфликтами. И мы имели то, что имели.

Путин же это "имеющееся" отчасти погасил, но не более.

Итак, есть коалиция нескольких глубоко враждебных друг другу групп. Коалиция выстроена под Путина. Распад коалиции - это крах для всех групп, входящих в коалицию. Крах коалиции может стать еще и крахом государства. Каждая из групп не может осуществлять власть в одиночку. Не может - но страстно хочет. Какая бы из групп ни возжелала полноты власти, другие, объединившись, могут сдержать "нахалку". Средства сдерживания будут быстро меняться в течение этих месяцев. Какие средства в итоге будут применяться, не знают даже сами борющиеся группы.

Скажут, что я не открыл Америки. Так я и не собирался ничего открывать. Я, напротив, попытался сформулировать самые очевидные принципы устройства того, что мы имеем. Имеем же мы хоть какое-то, но государство. Если оно нам дорого... ну хотя бы как некий нематериальный актив (лучше бы, конечно, иначе), то мы не можем не обеспокоиться происходящим. А обеспокоившись, не можем не начать разруливать ситуацию. Разруливать же ее надо так, чтобы властный кризис не превратился в кризис государственности. Сделать это очень трудно. Трудно, но необходимо.

Впрочем, что это я? Какой кризис? Какие риски деструкции? Это плоды моего воображения. А на самом деле - "тишь, гладь, божья благодать" и упоительные перспективы на завтра.

Или же я ломлюсь в открытую дверь, предлагаю пропись, констатацию очевидного?

Увы, очевидному сегодня пробиться в политическое сознание бесконечно трудно. Ибо сознание это заполнено другим, неполитическим содержанием. Я мог бы смачно описать, каким именно. Но не хочу. Потому что занимаюсь (как политический публицист) только политическим содержанием. И добиваюсь одного - признания очевидного.