В последние недели не ослабевает внимание к войне на Балканах. Все стороны напряженно ждут реагирования России на бомбардировки силами НАТО боснийских сербов. Само же НАТО, встревоженное претензиями России, вновь обнаруживающими себя в последнее время, в том числе и в ходе пресс-конференции Ельцина, недвусмысленно демонстрирует возмутительнице спокойствия, сколь призрачен ее шанс на реальное исправление не устраивающих ее тенденций в балканской политике, и сколь велика цена, которую ей, возможно, придется заплатить за саму попытку разыгрывания этого шанса.

В том, что касается девальвации участия, все рекорды покрыл министр иностранных дел России, фантастически дезавуировав резкие телодвижения президента Ельцина своими жалобами на то, что де мол "Россию не слышат". Не отстают от российского МИДа и западные инстанции.

Но было бы неверным сводить к девальвации российских возможностей во внешней политике всю антироссийскую стратегию Запада, поскольку наряду с этой, первой по счету, проводится и вторая — еще более зловещая — линия на ревальвацию потерь, проистекающих от неожиданного (или — давно ожидаемого?) российского "упрямства". Скажем больше, пользуясь балканским событием как наглядным пособием, Запад фактически постепенно переводит в новое качество политику нажима на Россию, впервые выдвигая ей столь системные ультимативные требования и апеллируя к балканскому примеру в части того, что бывает, когда такие требование не выполняются сходу и безоговорочно.

Позволим себе в развитие сказанного и такое, пока еще рискованное предположение: вся балканская эпопея в стратегическом смысле, возможно, призвана как бы "проучить" Россию, в том числе и через вызывание ее на неподготовленную внешнеполитическую атаку, с тем, чтобы в ответ атаковать ее сразу по всем геополитическим азимутам и превратить балканский прецедент в норму карательного давления.

Как же выглядит западный ультиматум, предъявленный России под аккомпанемент балканских бомбардировок?

Уже сейчас в позиции Запада в отношении России балканская проблематика увязывается с болезненной для Запада темой российско- иранского сотрудничества в области энергетики. Причем требования выдвигаются Германией от имени НАТО предельно жестко и определенно: заморозить и в итоге прекратить российско-иранское сотрудничество не только в оборонной, но и в энергетической, научно-технической областях.

Начинают угрожающе сближаться два значительных проблемных очага постсоветского мира: балканский узел и энергетика. Не стоит здесь останавливаться только на важнейшем проекте трансбалканского нефтепровода при закрытых Турцией проливах. Вопрос ставится и более глобально, и более радикально: Россия сворачивает активность Минатома к югу от Каспия, а Германия в таком случае всячески "тормозит" выход Североатлантического блока к Бугу и Тисе. Видите ли, "тормозит"! И не более!

Требует разъяснения вопрос, почему и как иранская проблематика оказывается в одном ряду и в одной весовой категорией с эпохальным продвижением НАТО на восток.

Вся история с российскими реакторами в Иране развертывается на фоне мощного подъема иранской геополитической активности, включающем и строительство Ираном автотрассы под Ашхабадом, и прокладку газопровода из Ирана в Армению (укрепляющую положение Армении как звена в цепи между Москвой и Ближним Востоком), и внезапный резкий удар Ирана по наркобизнесу (обещание урезать вшестеро транзит из Афганистана), и, наконец (last but not least), проект газопровода в Европу из Туркменистана через иранскую территорию.

Усиление активности Ирана сопровождается пугающей Запад (и, по- видимому, рассчитанной на испуг) демонстрацией ирано-иракского урегулирования. Состоявшийся обмен пленными, обещание иранской экономической помощи Ираку и намечающийся альянс Ирана и Ирака как крупнейших нефтедобытчиков — постепенно формируют такой потенциал "средневосточной мощи", сдерживание которого не может быть осуществлено с помощью пресловутого эмбарго. Если к этому, вероятно, тактическому альянсу добавится плотное сотрудничество Ирана с Россией, то сдерживание возникающей нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей "тройки" станет и вовсе проблематичным. Кроме того, недавние громкие разоблачения реального объема производства запрещенных типов вооружения в Ираке в очередной раз поставили вопрос об опасности тех или иных видов передачи Россией намечающемуся средневосточному альянсу как военных, так и двойных технологий.

В плане геоэкономики неопределенность статуса Каспия ставит под удар западные инвестиции в каспийские разработки. Каспий в ультимативных по сути требованиях, предъявленных России на фоне карательных акций в Боснии, упоминается не случайно. Недавно иранский посол в Москве в беседе с журналистами назвал вмешательство в отношения Москвы и Тегерана неправомерными и обозначил Каспий приоритетной зоной их (и именно их!) взаимных интересов. Получив развитие, такой союз двух крупнейших владельцев каспийского побережья не позволит решить проблему "пропорционального" дробления его морского пространства на доли, интересующие мировое сообщество, что в свою очередь сделает сомнительными уже заключенные соглашения по нефтедобыче.

Что ж, Иран, используя накопленные политические и экономические ресурсы, разрешает себе проявить силу характера. НАТО — военную силу. Что проявит Россия в ответ на требования НАТО, с одной стороны, иранские заявления, с другой? И — на все более критическую балканскую ситуацию? Отношение Ирана к Западу ясно и недвусмысленно определяется словом — "неприятие", наглухо отгораживает его от Запада и заставляет искать союза с непризнаваемыми. Войдет ли Россия в союз непризнанных? Или же она примет условия НАТО и откажется от прикаспийского региона и южного направления? Всегда есть возможность, выжидая, играть на два фронта, однако и НАТО, и Иран слишком требовательны для того, чтобы это играние России на двух фронтах не превратилось в сидение на двух стульях. Ресурс российской политики лавирования близок к исчерпанию. А раз так, то для России наступает не просто время выбора и решений, а в полном смысле этого слова "момент истины".