11 апреля- Состоялось первое заседание Исполкома ССР

— Туркмения заявила о готовности открыть представительство в Брюсселе и активизировать взаимодействие с НАТО.

12 апреля — В Москве состоялось заседание Совета глав государств СНГ.

15 апреля — Совет глав правительств стран СНГ принял план Интеграционного развития Содружества в 1996-1997 годах.

— И. Каримов очень резко отреагировал на новое экономическое соглашение, подписанное Россией, Белоруссией, Казахстаном и Киргизией, заявив, что Узбекистан к нему никогда не присоединится.

Попытки осуществить интеграцию, превратив рыхлое СНГ в какую-то внятную государственную конструкцию, разбиваются не только о пресловутые "козни Запада" и алчно-местнические устремления местных элит. Главное обстоятельство, предопределяющее череду интеграционных фиаско, состоит в упорном стремлении всех постсоветских интеграторов соединить интеграционализм с теми ценностями и принципами, которые коренным образом противоречат связыванию народов, проживающих на данной территории.

Союз народов Евразии, имануемый СССР, строился а поле коммунистической идеологии. Он был, по сути своей, импарией. Причем на империей колониального типа, а "пространством единой вары". Подобное пространство выстраивалось в далекие времена на основе религиозных принципов, соединявших народы мощными смысловыми скрепами. Такой, например, была Священная Римская империя, народы которой объединяло католичество. При этом считалось уже неважным, чем один народ отличается от другого. Важным было только сходство -единство веры. Мощь такой империи -в силе веры. Слабость ее — в слабости веры.

Что же касается России, то она сознательно дистанцировалась от той стихии, а рамках которой Европа мучительно искала свое будущее единство. Россия иначе ставила и решала вопрос о конечном смысле устроительства земной жизни. Исходя из этой инаковости, Россия иначе строила отношения с народами Евразии, в иные формы отливала свою государственность. И как бы ни называлась эта государственность — российско-имперской или союзной, она была сильна этой инаковостью, которая пронизывала собой все принципы российского государственного строительства.

С распадом Союза рухнул не просто "коммунистический тоталитаризм", а нечто неизмеримо большее. Рухнул сам принцип инаковости. А его место заменило яростное стремление стать частью Европы, стать тем, что ранее надменно отрицалось как неправедное. Назывались ли неправедными "порча латинянства" или "буржуазный эксплуататорский строй" — в этом ли дело? Содержание неправедности той Европы было исторически преходящим, а вечным, тысячелетним было именно отталкивание от нее. Вечным было стремление к инобытию, где сам принцип "иного" отстраивался от отрицания западного начала.

Развалив Союз, демократы-западники отвергли не просто определенную идеологическую систему, а саму суть исторического поиска народов России. Они заявили, что отныне "все у нас станет, как у них", и что бороться следует вовсе не за инаковость, а, напротив, за предельное сходство с западом."

Такое новое кредо требовало не строительства своей государственности, а ее предельного ослабления ради последующего растворения в чужом цивилизационном макросубъекте. Исходя из этого, держателем нового кредо важно было нарезать территорию бывшего СССР как можно более мелкими дольками, Этот замысел упорно реализовывался. Преступность подобной реализации очевидна. Но здесь хотелось бы акцентировать внимание на другом. На том, что в этой преступности была своя, пусть сколь угодно порочная, логика.

Вскоре, правда, выяснилось, что колоссальные просторы Северной Евразии просто никак не могут быть поглощены пригожей Европой. Той Европой, которая не смогла разобраться даже внутри самой себя, со своими же чуть менее ухоженными анклавами, что наглядно продемонстрировал процесс воссоединения ФРГ и ГДР. Демократам- растворителям пришлось мириться с необходимосью обустраивать на месте рухнувшей империи новые государства, самым мощным из которых стала "малая Россия" — Российская Федерация. Но и эта малая Россия огромна! И стоило только на ее просторах заговорить о державности (хотя бы ради того, чтобы как-то организовать жизнь), как эти слова начали творить привычное историческое бытие и воспроизводить старые терзания и мечтания.

Однако органический процесс воскрешения исторических чаяний, культурных кодов российского бытия шел как бы параллельно с сохранением "по недоразумению" желанием быть частью Европы. Почему-то наши политики на удосужились осмыслить пагубность очередного двоемыслия и двоеверия. Они бездумно катились по накатанной колее. И очнулись, лишь оказавшись под откосом. Россия странным образом, вошла в Совет Европой и одновременно решила развить интеграционные тенденции в рамках СНГ. При этом вхождание в Совет Европы, то есть отказ от своей инаковости, своего "неевропейского", большого проектного основания, осуществлялся с помощью оппозиционных сил, которые в вопросе о Совете Европы дружно поддержали устремления российских западников-растворителей. Поддержав такой отказ от самих себя, оппозиционеры одновременно с этим денонсировали беловежские соглашения, говоря о возврате Союза. Но Союз создавался ради инаковости, ради отталкивания от Европы, а не ради слияния с ней!

Соединение несоединимого обернулось политическим крахом, Этот крах оказался синхронным. 6ласть с ее интеграционными инициативами провалилась ничуть не менее, нежели те, кто считали, что можно просто так, по щучьему велению, восстановить "Союз народов в поле инаковости", одновременно с этим отказавшись от этой "инаковости". Интеграция в варианте Кремля тоже обернулась ничем. И это далеко не случайно. Можно сколько угодно говорить о необходимости идти к общей цели на разных скоростях. Можно призывать к вхождению в обновленный СНГ аж Болгарию. Но нельзя пытаться строить новый дом, не оговорив цели строительства. На разных скоростях Европа движется к реализации своего проекта. Есть ли этот проект у тех, кто денонсирует и интегрирует что-то ради чего-то? Могут, правда, возразить, что инаковость и в ее новом и одновременно старом некоммунистическом варианте может быть обретена в так называемом евразийстве....Что на это ответить? Еще в 1991 году 'было ясно, что развал Союза — это нарушение этноконфессионального баланса в Евразии.

Создание союза славянских государств (а в этом была начальная цель беловежья) мгновенно обернулось созданием великого Туркестана. Два суперэтноса с их проектами оказались противопоставлены друг другу. Попытка сгладить это противостояние родила беспомощное СНГ, а рамках которого продолжалось и продолжается накапливание огромных конфронтационных энергий. Качество этих энергий до конца прояснилось только сейчас, когда мирное посредничество в Чечне, предложенное Назарбаевым и Шаймиевым, раскрыло нам пределы евразийской химеры, обозначив всю глубину ее коварной двусмысленности. Недавняя поездка а нетюркский Таджикистан господина Батурина и его вялые попытки .укрепить невесть что, невесть каким образом немедленно обернулись импульсом конфронтации, идущим из тюркских недр Средней Азии и получающим отклик от Поволжья до Северного Кавказа. Вот тебе, Русь-матушка, и хваленое евразийство. Поощряемый представителями США в Совете НАТО славяно-тюркский антагонизм, отливающийся в формы, подобные союзу "Туркестан — наш общий дом", сулят нам мало радостей, не обещают мира и спокойствия. Робкие намерения — входя в Европу, связать одновременно хоть какими-то скрепами Белоруссию и Россию — оборачиваются стремительным расползанием НАТО, подготовкой к втягиванию в стратегию сдерживания еще недавно нейтральной Северной Европы. Нет и не может быть интеграции с европеизмом напополам! И чем скорее это поймут российские- политики, чем скорее попытаются они ответить на вопрос о содержании того, что они хотят состыковать, тем больше надежды, что время относительного спокойствия на просторах бывшего СССР не будет потрачено зря. А этого времени осталось ox как немного!