Концепция бюджета 1996 года, несмотря на отрицательную оценку почти всех выступавших, получила тем не менее поддержку большинства в Думе. Если он будет принят, то экономическая политика, набравшая инерцию в нынешнем году, будет пролонгирована на следующий.

Бюджет-96 почти до деталей дублирует бюджет-95. Что в нем нового, так это резко — в 2.5 раза — возросшие затраты на обслуживание госдолга. Эти затраты в 2 раза превзойдут, например, запланированный объем госинвестиций; причем госдолг-то будет обслужен в первую очередь и на самом высоком уровне, а инвестиции, как и в этом году будут скоре всего профинансированы на 30-40%.

Как и в этом году приоритетом для правительства останутся экспортно-сырьевой сектор и ТЭК, которые будут продолжать пользоваться адресными поблажками — правительство зарезервировало для себя такую возможность, заложив в расчеты совершенно иллюзорный темп инфляции, облегчив себе тяготы, связанные с реальным сбором налогов. Наконец, будет продолжена форсированная, практически бесплатная раздача в частные руки госпредприятий и госпакетов, многие из которых стоят десятки триллионов рублей.

Итак, правительство намерено и в следующем году плыть по течению тотального экспорта среди обломков народнохозяйственного комплекса, философски наблюдая как остальные, не столь экспортно- плавучие его части идут ко дну. Видимо оно решило полностью расслабиться и получить максимум удовольствия от плавного вхождения в периферию мировой экономики. Свежо еще в памяти недавнее признание министра экономики РФ на совещании в МВФ о том, что его "голубая мечта — увидеть Россию в положении Мексики". "Голубые" настроения, видимо, вообще характерны для нынешнего правительства. Непонятно только причем же здесь Дума?

Уж не знаю, о чем таком заманчивом поведал тогда российской делегации представитель Мексики — о недавнем очередном финансовом крахе или о подавлении правительственными войсками восстания мексиканских крестьян? Он мог бы вспомнить и 1929 год, когда в условиях мирового кризиса латино-американские страны впервые почувствовали, каково болтаться на сырьевом конце мировой технологической цепи. Кризис в Центре тогда автоматически обернулся катастрофой для периферии. Он мог бы вспомнить, как в послевоенный период латиноамериканские экономисты вскрыли систему встроенных механизмов истощения периферии, в частности механизм экспортно-импортных ценовых ножниц. Как в трудах Экономической комиссии ООН по Латинской Америки складывалась теория "периферийной экономики", дружно встреченная в штыки монетаристскими школами. Как приходило понимание безальтернативности для периферийных экономик собственной индустриализации с замещением импорта, и невозможности развития без пятилетнего и годового — весьма детального — народно- хозяйственного планирования. Тем более, что в латино-американской модели индустриализации в отличии от "русской модели" была сделана ставка на иностранные инвестиции, которые должны были попасть в расчитанные точки роста, чтобы не разрушить становящуюся структуру внутреннего хозяйственного пространства.

Он мог бы с горечью констатировать крах этих надежд после того, как в 80-е годы эти страны попали в ловушку гигантского внешнего долга и им стало уже не до индустриальных программ. Он мог бы, наконец, поделиться и общим выводом, что, попав однажды на периферию финансовой цивилизации, страна, как правило, лишается свободы маневра и остается там навсегда, принимая на себя всю тяжесть циклических кризисов Центра мир-экономики.

Кстати, многие экономисты сходятся в прогнозе, что повторение 1929 года можно ожидать в ближайшие 7-10 лет, и что в процессе выхода из этого кризиса Центр обязательно принесет в жертву сырьевую периферию. Не к этой ли жертве так дружно готовят Россию?