Сергей Кургинян

О существе дела

Более трех лет назад главный редактор газеты "Завтра" А.Проханов предложил мне и моим коллегам выпускать в его газете страницу "Лицо недели". Мы выпустили 151 такую страницу. 151 стала последней. Почему? Я испытывал, и испытываю к Проханову безусловную симпатию, ценю его самобытность и "незашоренность", редкую в так называемом "патриотическом лагере". В газете "Завтра" (раскрученной, талантливо сделанной) нам действительно были предоставлены прекрасные условия. То, что Проханов назвал "бель-этажем в сухом и теплом доме". То есть — вторая, фактически автономная, полоса и право почти бесцензурно печатать на этой полосе свою аналитику и свои политико-идеологические оценки тех или иных персонажей нынешней политической пьесы. Издание самостоятельной газеты — тяжелый труд. Раскручивать такую газету придется не один год. Это специфическая, далеко не высоколобая работа.

Грязной я ее назвать не могу, ибо очень уважаю. Но я уважаю очень многие виды работ. Это не означает, что всеми такими работами я хочу сам заниматься. И что я могу ими заниматься, даже если хочу. Обладаю, так сказать, "необходимыми данными". И все же... Этот номер информационно-аналитического приложения к издаваемому нами журналу "Россия XXI" является, как все понимают, прологом к изданию своей аналитической газеты. Или — журнала с совсем иной, нежели сейчас, привязкой к реальному политическому процессу. Что это значит?

Это значит, во-первых, что функционировать в предложенном качестве ("сидите в бельэтаже, творите там что хотите, а мы будем делать что угодно в оставшейся части здания") мы считаем невозможным. Никого не желая обидеть и лишь обозначая издержки такой позиции, не позволяющие нам принять подобные правила, творчески разовью метафору Проханова с "бельэтажем". Да, дом сухой, теплый, хорошо обустроенный. Это важно. Но это не все. Что это за дом? Что в нем творится? В нем функционирует бизнес-клуб? Научный институт? Церковь? Публичный дом?.. Вновь подчеркну, никого не хочу обидеть, но представим: на втором этаже — убогий монастырь со строгим уставом, а на остальных — шикарный публичный дом. Трагикомическая картина! Ясно, в какой смешной и глупой роли монастырь? Речь не о конкретных даже функциях всего дома и бельэтажа. Речь о разрыве функций одного и другого! Разрыве нарастающем! Таком разрыве, при котором, критикуя постмодерн и сшибку взаимоисключающих утверждений в рамках одной газеты, ты сам становишься участником и постмодерна, и "сшибки". И — "отлично работаешь"... Вхолостую...

Это значит, во-вторых, что издавать страницу в другой газете (а подобные предложения посыпались на нас сразу же после ухода из "Завтра") мы тоже считаем неэффективным.

Это значит, в-третьих, что мы придаем очень высокое (и более высокое, чем когда бы то ни было) значение своему функционированию не только в концептуальном режиме (для этого было бы достаточно журнала "Россия XXI"), но именно в режиме политико-идеолого-аналитической "горячей линии". И что мы решаемся на совершенно новый и совершенно непривычный для нас вид практической деятельности — издание органа, являющегося нашей самостоятельной "горячей линией", связующей нас с определенными группами в российском обществе. Какими группами? В этом весь вопрос! И в этом настоящая причина нашего (совершенно не скандального, как бы кому-то этого ни хотелось) ухода из "Завтра".

Причины и поводы

Вместе с тем нельзя считать формальной и ту, относительно частную, причину, которая и повлекла за собой сначала обмен конфликтными публикациями между мной и Прохановым, а затем прекращение выпуска "Лица недели". Газета "Завтра" выпустила номер, апологетический по отношению к так называемой "русской преступности". На каждой странице этого номера (кроме нашей, второй) стояло даже некая заставка — свидетельство чуть ли ни осознанной "братковизации". Газета защитила Таранцева, воспела все типы русских братков вплоть до киллеров, сама начала писать на себя подсудный и политически более чем подударный компромат. Одновременно произошло трагикомическое (иначе назвать нельзя) публичное братание Таранцева со всеми "онтологическими" противниками газеты, что позволило противникам газеты язвить: "Встреча Таранцева Марком Захаровым и другими, а также незримо примкнувшим к ним А.Прохановым". Продолжилась и усилилась игра газеты "Завтра" с господином Дугиным и его фашистской эзотерикой. Это в корне противоречило фундаментальному антифашистскому посылу нашей группы. Если же добавить к указанному весьма двусмысленную игру г.Дугина в ряде элитных изданий типа "Медведь"... Словом, количество начало переходить в качество, что я и обозначил в своей резкой статье "Инферно".

Отвечая на мою статью, А.Проханов осуществил ряд политических и методологических шагов. Прежде всего, он счел нужным зафиксировать свою комплиментарность по отношению ко мне и моей группе, проявить предельную вежливость и тактичность, за что мы ему искренне благодарны.

Далее, Проханов счел нужным полностью проигнорировать все реальное содержание статьи "Инферно". А именно — оценку в ней качества политического процесса, целей и задач интеллектуальной и политической оппозиции, возможный характер движущих сил и применяемых политических технологий. Он счел нужным проигнорировать и конкретные замечания по поводу политики газеты "Завтра". А эти замечания в целом сводились к тому, что газета все ближе подходит к той черте, за которой ее стратегия может быть названа "балансированием на грани политической провокации". Так, номер, посвященный "браткам", многими был истолкован именно как донос газеты на патриотическое движение. Предъявление этого движения в качестве уголовного. Весьма странным является в этой связи посыл Проханова, что "Кургинян "сдает" газету РУОПу". Не Кургинян "сдает" газету! Кургинян отмывает газету, пытающуюся "сдать" политическим противникам, находящимся у власти, а значит, и МВД, и ФСБ, и Прокуратуре, и всему остальному, политическое движение, предстающее в виде уголовного.

Ликование газеты "Известия" по этому поводу ("теперь всем ясно, что это не политические противники, а преступники") здесь более чем показательно. Неясен вообще смысл выхода номера политической газеты, воспевающего преступность. Ни одно политическое движение в мире (кроме совсем уж маргинальных) не восхваляет преступность, хотя, конечно же, многие движения контактируют не только с институтами благородных девиц. Неясна роль номера для затрагиваемых в нем бандитов. Ибо никакой бандит не хочет, чтобы его засвечивали именно как бандита. Он хочет быть воспетым как честный человек, на худой конец — как жертва среды. Но не как киллер, которого зафиксировали на исполнении конкретного заказа. Словом, неясностей много. Все эти неясности Проханов проигнорировал. Он решил свести дискуссию к метафоре о теплом и сухом доме, в котором был бесплатно предоставлен бельэтаж... И к какой-то непонятной сдаче газеты РУОПу. Понимая, что этого мало, Проханов решил задействовать беспроигрышные карты, действуя по принципу "хода нет — ходи с бубей". Как, кстати, рекомендует "братва".

А что есть "буби" для газеты данного профиля? Нерусскость моей фамилии, которая уже одним этим гарантирует успех темы моего невесть откуда взявшегося пренебрежения к "русскому фактору". Как это пренебрежение удалось вычитать из статьи "Инферно", да и из всей моей публицистической деятельности, совершенно неясно. Никакая методология такого "вычитывания" обеспечить не может. Разве что речь идет об известной "братковой" рекомендации по поводу того, к какому месту и как следует пришивать рукава. Но Проханов, отвечая мне, и не собирался соблюдать какую-то там "политическую достоверность". Он долго терпел поношение "Лимонки" за связь с Кургиняном (и, видимо, тут речь шла не только о "Лимонке"). И, отвечая таким образом, он подавал знак, открещивался от того, что стало для него "слишком уж неудобным". Присягая, как сказал мне один мой знакомый, "этим".

Александру Андреевичу я по этому поводу могу сказать следующее. "Эти" никаких открещиваний не примут. Им его фамилия ничуть не более любезна, чем моя. Если уж у человека на "этой" почве поехала крыша, и он стал "этим", то "Шенин — это Шейнин, Проханов — это Парханов" и так далее. Это все фокусы в духе "Союза русского народа". Тут все построено на двусмысленностях. Чем это кончилось — известно. Я не знаю, с какой степенью точности это известно Проханову и его семье. Но моей семье это известно вплоть до очень тонких деталей. Российскую Империю мои предки строили с самых ее оснований. Да и к элите московского царства тоже имели самое непосредственное отношение. И принимать поучения по поводу русскости от долго и специфически пребывавших за рубежом гомосексуалистов я не намерен. А, Александр Андреевич? Тут ведь только палец дай — сразу руку откусят.

Кроме того, я действительно не намерен — не считаю политически правильным, отвечающим своим целям и предназначениям — делать политический бизнес на антисемитской, антикавказской, любой иной, основанной на "этно", ненависти и исключительности, включая якобы русскую. Сочетание этих тем с дугинско-фашистско-интернациональной (рекомендую прочитать в журнале "Медведь" рецензию А.Дугина на спектакль М.Захарова) считаю двусмысленным и разрушительным. Знаю не понаслышке, что русский этнорадикализм рекомендовался и рекомендуется зарубежными спецслужбами как один из эффективных инструментов разрушения и СССР, и Российской Федерации. Кстати (совершенно не собираюсь на этом спекулировать, но что есть — то есть) ни одно из русско-радикальных этношовинистических движений и изданий, как это, наверное, известно Проханову, не отличается в кадровом отношении (я имею в виду уровень руководства) русской этнической чистотой, которую я (еще раз подчеркну) не намерен вводить в число своих политических приоритетов. Что не означает игнорирование мною русской темы и всего, что с ней связано. Я поднимал эту тему тогда, когда это считалось категорически зазорным. И отказываться от ее рассмотрения сейчас — категорически не намерен. Это — по поводу "хода нет — ходи с бубей".

Намного более существенным мне представляется пассаж Проханова касательно какой-то моей любви к так называемым "олигархам" и (о, ужасная тайна!) моем участии в "Письме 13-ти". Что касается этого письма, то я и сейчас подписываюсь под каждой его строчкой. Кстати, первым ринулся его поддерживать в 1996 году лучший друг Проханова Г.Зюганов. Скольким друзьям Проханова это письмо спасло жизнь и от каких неприятностей уберегло тогда страну — это вопрос отдельный. Патриотическая печать письмо дружно поддержала. Другое дело, что все, обозначенное в письме, так и осталось нереализованным. И никто в стране не сказал по этому поводу "олигархам" более резких публичных слов, нежели я. Проханов знает и то, что, в отличие от многих его друзей, я этими "олигархами" ну уж совсем никак не ангажирован. Другое дело, что я живу и хочу жить в реальности (даже и борясь с ней). Что есть цели, и это главное. И когда и поскольку где-то эти цели совпадают, тогда и постольку строятся политические отношения.

Истеричность и антиистеричность в политике (а это, как я покажу ниже, сегодня очень значимый показатель) как раз и измеряется способностью ставить во главу угла именно цели. Причем реальные и в реальности укорененные!

Политические "-оидности"

К рассмотрению этого, единственно важного, вопроса о целях, укорененных в реальности, я и перехожу. Ибо все перепалки ничего не стоят на фоне одной нищей старухи, роющейся в помойке. А в качестве моста для перехода использую еще одну задействованную против меня Прохановым и более чем странную в его (мягко говоря, далеко не безэмоциональных) устах полемическую карту. А именно — обвинение в том, что моя статья "Инферно" — истерична. Это обвинение сразу же было высмеяно демократической печатью. Злобствуя по моему поводу, "Новое время" все же зафиксировало, что единственные неистерические публикации в газете "Завтра" принадлежали перу группы Кургиняна. Но я никогда не стал бы вообще реагировать на суждения (видимо "вечно холодно-отстраненного") Проханова по поводу чьей-то истеричности, если бы методологически эти суждения не выстраивали мост между нашей полемикой и существом дела.

Существо дела для меня касалось и касается (этому и была посвящена статья "Инферно") выработки национальной повестки дня (в строгом понимании слова "национальной", без всякой этнополитической шизы). Национальная повестка дня должна быть выработана (я в этом убежден) в ходе национальной дискуссии. Роль интеллигенции сегодня в том, чтобы эту дискуссию провести, отказавшись от узкогрупповых и идеологических пристрастий. В противном случае (кроме всего прочего) мы вскоре получим "многофокусную" элиту, в которой каждый "фокус" будет отрицать все содержание, эксплицируемое другими. А это пролог к распаду общества или гражданской войне. В любом случае — к концу страны. Ключевым вопросом национальной дискуссии является оценка российской ситуации (макросоциальных тенденций, формирующейся укладности, психологического климата, культурных процессов и всего остального). Складываются ли в России классы? Формируются ли буржуазные отношения? Или же это отношения феодальные? Или же вообще нет укладов? Тогда что есть? Актуальна ли дискуссия о народном и олигархическом капитализме? О шведской и латиноамериканской моделях? Или же имеет место то, что мне видится — регресс с национальной спецификой на всех просторах бывшего СССР?

Уже после выступления у Проханова я на ту же тему высказался в "Литгазете" в статье "Какая элита удержит государство". Отвечал мне Дилигенский. Как и с Прохановым, меня впечатлила скорее мягкость ответа Дилигенского, чем количество обязательных для него "подколов" в мой адрес. И еще больше впечатлило единство Проханова и Дилигенского в их полном нежелании отвечать по существу на вопросы о национальной дискуссии и национальной повестке дня, на вопросы стратегической оценки сложившейся ситуации. Оценки на уровне практико-значимой политической теории, а не того или иного "ярлыковедения". Вчитавшись в ответы Проханова и Дилигенского, я вдруг понял, что они при всем их взаимном отрицании глубоко родственны. Это дети одной среды и порождения одной истории. В разных, разумеется, ее проявлениях. Я не говорю даже о родстве поверхностном (шестидесятники, богема, фронда, салонно-политическая среда). Это важно, но не это главное.

Главное — общность типа политической культуры. А тип этот определяется не оценками тех или иных явлений. Здесь все может быть антагонистично, но это — периферия политической культуры, а не ее ядро. В ядре же, там, где формируется сущностное тождество или контрастность отдельных политических личностей — привычка определенным образом вводить или не вводить в рассмотрение определенные переменные, умение строить те или иные отношения между переменными, умение задавать или не задавать те или иные рамки обсуждения, умение так или иначе оперировать ярлыками. В этом сущность ядра политической культуры, сущность некоего политкультурного типа.

Я долго пытался внятно назвать такой единый, как мне представляется, тип. И наконец, прочтя и впрямь трогательно-комические обвинения Прохановым (!!!) меня в истеричности, я понял, что анализируемый мною тип следует назвать "фундаментально политически истероидным". Еще и еще раз подчеркну, что для данных полемистов и типа полемической ситуации реагирование на мои демарши является супермягким и суперкорректным. Оперируя характеристиками типа "истероидная политическая культура", я вовсе не пытаюсь кого-то задеть. В предлагаемом мною раскладе все политические культуры "-оидные". Здесь вовсе не о ярлыках речь. И критика моя не диагноз, а предложение к самокоррекции. Личность ничем не задана, а я говорю о личностях. Личность свободна и делает себя сама. Сама же преодолевает все в себе самой. В том числе и заданность неким типом оценок, пониманий, рассуждений, отношений и пр. По крайней мере, я из этого исхожу и на это надеюсь.

Итак, фундаментальный для меня факт состоит в том, что фантомы "обижаюсь и обижаю" в моей рефлексии воистину не присутствуют. Почему я называю этот факт фундаментальным? Да вот почему.

Политическая деятельность вообще исключает обидчивость. У тех, кто посвятил себя этой деятельности всерьез, на первом месте должны стоять те цели и интересы, ради реализации которых данная деятельность и осуществляется. Подобные цели и интересы не могут быть совсем уж только личными... "личноцентрическими", если можно так выразиться. Хотя никто из политиков никогда не будет проходить мимо своего личного интереса. И тем не менее свой интерес надо уметь держать в узде. Это как минимум. А как максимум — подчинять его интересам каких-то масштабных целостностей. Таковыми могут быть свой народ, свой класс как выразитель высшей исторической воли, а значит (в той мере, в какой народ является субъектом истории) и воли своего народа. В принципе легко представить себе и другие целостности. Столь же масштабные или даже еще более масштабные. Тот же большевизм служил пролетариату как некоей мистической сущности, которая мощностью размещенного в ней Целого превышала, по мнению большевиков, мощность такой целостности, как русский народ. Можно осуждать такую позицию, видя в ней проявление русофобии. Но вряд ли такое поверхностно-морализаторское осуждение приблизит нас к существу дела.

Ибо с позиций существа дела именно большевики, создавшие суперцелостность и от ее имени всерьез, в реальности, развернувшие Исторический Проект, именно эти (в риторике к "русскому" некомплиментарные) инородцы, двигая Проект и собирая целостность, скачкообразно повысили роль "русского фактора". В отличие от Союза Русского народа, который, кипя риторическими страстями по поводу "русской темы", по существу дела чуть не убил русский фактор.

Итак, существо дела прежде всего! И именно существо дела является для политика отправной и искомой величиной. Политик не может позволить себе эмоциональную расхлябанность. Это вовсе не означает, что у него нет чувств. Политик без чувств попросту невозможен. Отсутствие чувств означает отсутствие целей, ибо подлинные цели, в отличие от эрзацев в духе "театра представления", требуют для своей реализации адекватного эмоционального горючего. Политик — это личность, жесточайше замотивированная своими целями. Наличие мотивации предполагает наличие чувств. Мощность мотивации измеряется мощностью чувств. Так что чувства у политика есть. И их у него даже больше, чем у какого-нибудь "рвущего страсть в клочки" политического актера. Вся разница в том, что такой актер понимает — сегодня он играет одну пьесу, завтра другую. Сегодня он в одной пьесе будет восхищаться тем, что завтра в другой пьесе должен категорически осуждать. Поэтому его "машина эмоций" выстроена в расчете на возможность сколь угодно крутых поворотов. А это предполагает, что задействованные в этой машине эмоции, может быть, и эффектны, но очень поверхностны. А значит, удел псевдополитического актера — сознательная (!) эмоциональная расхлябанность.

Политик же — это актер всего одной пьесы. Пьесы тех сущностей, чьи цели он реализует вместе со своими собственными... А зачастую даже в ущерб собственным! Представьте себе, такое тоже имеет и имело место в истории! И будет иметь, поскольку будет история! Поэтому чувства для политика — это не пар в хорошо протопленной бане, где он парится вместе с приятными ему людьми. Это луч лазера, пробивающий броню, сжигающий все то, что стоит на пути реализации целей. Лазерное оружие строится на ряде далеко не тривиальных физических эффектов, одним из которых является эффект когерентности — особого слияния неких квазицелевых (современная физика этого как минимум не исключает) квантовых микрогенераторов. Нет когерентности — нет луча.

Поэтому если твоя цель — не париться в бане с приятными для тебя людьми, а создавать "лазерное" политическое оружие, то все, что касается нарушения когерентности, будет вызывать у тебя реакцию жесточайшего отторжения. Эмоциональную реакцию! В этом Проханов прав! Но не истеричную! Говорю как человек, ценящий точность определений и много лет занимавшийся психологической теорией и практикой. Истерик — это псевдополитический актер для многих пьес. Скажу больше, у истерика целей нет. Кроме одной — нравиться. Нравиться и еще раз нравиться! Нравиться, снуя между различными "пьесами".

Истерик неминуемо живет в виртуальной реальности. А в этой реальности, в этом мире грез, вообще нет места большой и настоящей политике. В этот мир нереального (ирреального, псевдореального) входят для того, чтобы заместить, говоря языком классического психоанализа, реальное действие символическим. Более того, заместить саму Реальность — Виртуальностью и вытеснить Реальность вообще на время деятельности из собственного сознания. Сначала вытеснить, а потом заместить. Вытеснить — поскольку Реальность слишком сложна, скверна, опасна. А заместить — поскольку та Пустота, которая образуется после вытеснения, болезненна и требует заполнения. Заполняться же виртуальным эта пустота должна потому, что любое другое заполнение угрожает истерику полной потерей адекватности. А адекватность ему необходима для выживания. А выживание в нынешней реальности покупается дорогой ценой. А истерик — вовсе не камикадзе. В каком-то смысле истерик — человек очень расчетливый. И очень себя любящий. Опять-таки себя. Себя, в первую и последнюю очередь.

Вы пробовали когда-нибудь останавливать заигравшегося истерика? Мне это приходилось делать десятки и даже сотни раз. В пике истерики достаточно вдруг вбросить какое-либо реальное информационное сообщение, согласно которому истерику грозит немедленная крупная реальная неприятность. Реакция будет незамедлительной! Истерики как не бывало. Все поверхностные чувства, страстности которых вы только что поражались, как метлой смело. И тут же вы видите человека, цепко и рационально анализирующего угрозы ему лично... Цепко и рационально выстраивающего приемы и способы преодоления этих угроз ему лично...

В силу этой своей цепкости и рациональности истерик всегда блюдет свой внутренний мир. Он никогда не позволит, чтобы вытеснение повредило адекватности в том, что касается действительно серьезных для него вещей, то есть своего выживания. И он никогда не позволит, чтобы замещение производилось с использованием таких "наполнителей", которые могут невзначай въесться в ту полость, в которую их "закачали" ненадолго, ради "праздника души". Истерик бдительно следит за тем, чтобы эти гости, эти мятежные красивые, но реально опасные наполнители не расположились в доме всерьез на правах хозяев. Чтобы не въелись эти сущности, нужные для театра, в ту живую ткань организма, в которой на первом месте — безупречный инстинкт выживания.

Хотите властвовать над истериком? Хотите долго и устойчиво быть им любимым? Ощутите его игру! Подыгрывайте этой игре! Обеспечивайте истерику две главные страсти его натуры. Страсть первая — возможность нравиться в мире виртуальном. Возможность вкусно "париться" в бане неопасных своей далекостью от реальности революционных эмоций. Страсть вторая — безопасность в мире реальном. Возможность обеспечивать себе наивысочайшую непотопляемость при минимальном риске. Истерик с математической точностью отслеживает баланс этих двух возможностей. Ибо они для него равноценны и равнозначимы. Истерик может и рискнуть в случае, если риск по большей части носит виртуальный характер. Но лишь ради того, чтобы совсем уж сильно понравиться! Но предложите ему понизить уровень этого "я им нравлюсь" и одновременно повысить уровень реального риска. И это сразу вызовет отторжение.

Для того, чтобы вести себя иначе, нужен, например, не истерик, а параноик. "Этот" — может! Может всем рискнуть и все отбросить ради реализации своей цели. Оговорю еще раз, что подобное равно паталогизирующее противопоставление, это сравнение "-оидов" (истероидов и иных) я произвожу еще и потому, что очень не люблю псевдоромантических альтернатив между злом и добром, плохим и хорошим, героем и негодяем. Не люблю же потому, что в нашей больной действительности место подобных альтернатив — на уже рассмотренной мною заместительно-истероидной помойке театрализованной псевдополитики. Как и любой хотя бы относительно нормальный человек, брошенный в водоворот нынешней регрессивной жизни, я, конечно, хотел бы видеть в реальности (а не в красивых снах) не "-оидный", а другой, более достойный и менее деформированный тип личности, который эффективно реализовывал бы базовые политические функции. Но этого типа личности нет и в помине. А есть то, что есть. И в этом "то, что есть" определяющей становится не вообще "-оидность", то есть деформированность психотипа действующего политика (хотелось бы, конечно, обойтись без этого), а специфика (!) деформированности психотипа и соответствие этой специфики эпохе.

Адекватность
и цели

Исходя из вышесказанного, я утверждаю следующее.

Первое. В российской политике (как, впрочем, и в мировой) с каждым годом все острее ощущается дефицит политиков, адекватных нарастающим вызовам и угрозам.

Второе. Адекватность политика таким угрозам и вызовам определяется прежде всего преодолением истерического актерства. У адекватного политика должны быть реальные цели, которые лежат "по ту сторону" принципа "как можно больше нравиться, как можно меньшим рискуя". И вообще по ту сторону альтернативы "нравлюсь или не нравлюсь".

Третье. Острота современной ситуации столь велика, что целевая потенция политика становится определяющей. Все остальное объективно уходит на второй план. Подчеркну, объективно. Ибо конъюнктура, общественная инерция, страстное нежелание общества терять комфорт (все более иллюзорный в нарастающем хаосе) еще долго будут держать на плаву псевдополитического актера.

Четвертое. Итак, адекватный политик — человек цели. Реальной цели! Какой? Наивно надеяться на полное самоотвержение. Но острота современной ситуации будет выводить на ключевые позиции в ближайшие годы (в странах, желающих выстоять) политиков, у которых целевой реализм будет сочетаться с масштабным и разумным прагматическим альтруизмом. Это значит, что у перспективного политика нынешней переходной эпохи не просто должны быть актуализированы реальные цели. Нет! Эти реальные цели должны еще и как-то соотноситься с целями макросоциальными. С теми целями, которые осознаются и реализуются крупными целостностями.

Пятое. Между тем, ситуация такова, что все целостности становятся все более проблематичными. Это касается мира вообще, западного мира в особенности. И уж в высшей степени это касается России, где регресс ставит под угрозу всякую макросоциальную идентичность, а значит, и всякое действие "от имени и по поручению" крупных целостностей. Нет имен, а значит, не может быть поручений.

Приведу пример. "Письмо 13-ти" было написано от имени крупного капитала. Крупный капитал — это целостность. Где она? Мы видим, что с ней происходит! И что собирание этой целостности более чем проблематично. Как проблематичен и сам "капиталистический" характер того, что так и не может стать целостностью. И что дальше? Либо тот же Березовский (или кто угодно другой) эту целостность соберет и именно как целостность, но тогда это будет уже другой Березовский, либо он все реже будет говорить "мы", "крупный капитал", и все чаще — "я". Тогда авантюрность станет единством формы и содержания и обретет свое завершение. Зачем здесь что-то предопределять? "Дайте собирателю шанс"! И жесточайше обозначайте то, как именно он им не должен пользоваться! Это гораздо более эффективно, если есть реальные цели.

Шестое. Кризис целостности вообще приводит к тому, что и российский, и мировой политик, способный ответить на вызов современности, становится уже не просто "выразителем". Ибо "выражать" в классическом смысле нечего. Вот почему политик становится как бы и творцом целостностей. То есть он становится из собственно политика еще и кем-то другим (социальным конструктором, смысловым архитектором и т.д.). Либо политики в России (да и в мире в целом) смогут выступить в роли инициаторов когерентности... Либо не будет ни политики, ни России! Да и судьба мира в этой ситуации тоже далеко не безоблачна.

Седьмое. Коль скоро задача политика, отвечающего на вызовы современности, — творчество целостности, то такое творчество (а затем и жесткое прагматичное действие "от имени и по поручению" созданной целостности) возможно только в случае, если будет реализован титанический труд по фокусировке отдельных людей, социальных микрогрупп, сегментов общества и элиты — на целеполагании. Цели должны прорисовываться все более жестко, графично и прагматично. Они не должны превращаться в инструменты истерического вытеснения и замещения! Одновременно с этим должно восстанавливаться "целереалистическое" "хочу и могу". Восстанавливаться на уровне отдельных личностей, мелких и крупных групп. Это возможно лишь в том случае, если наркотик истерического крика будет изъят из обращения. Вслед за этим изъятием в обществе начнется некая "ломка". Но после ломки, если ее удастся провести нужным образом, возникнет возможность упоения реальным достижением, осуществлением "хочу и могу" в действительности.

Ломка болезненна, и общество будет отбрыкиваться. Кроме того, истероидная политическая культура будет защищать себя. И свое право "сажать на иглу" крикливой виртуализации (правой, левой — любой). Эта культура и объединенная ею популяция могут превратиться вскоре (а в общем-то уже превращаются) в корпорацию "криковиртуальщиков", своего рода культурную наркомафию, спонтанно или осознанно защищающую себя, свой товар, свое желание нравиться и виртуалить, виртуалить и нравиться. В этом качестве данная квазимафия может быть востребована... Ясно кем? Пишу об этом потому, что верю — люди не заданы ничем! Своим политико-культурным типом в том числе! Их удел — свобода и самопреодоление. Но наличествующее должно быть обозначено. Ибо оно более чем опасно.

У кого-то может сложиться впечатление, что я вообще ставлю крест на крике. Это не так. Я ценил и продолжаю ценить эстетику и онтологию настоящего крика души. Экспрессионизм, то есть! Картина Мунка "Крик" является по-прежнему одним из моих любимых произведений. Но есть несколько обстоятельств, на которых трудно не остановиться, обсуждая проблему крика именно как проблему политическую.

Во-первых, все криком не выразишь. Есть вещи, которые нельзя обсуждать крича. Крик в этих случаях проблему не проясняет, а разрушает. Во-вторых, крик требует особой подлинности. Нельзя сегодня кричать об одном, а завтра о прямо противоположном. В пределах крика нет места соединениям несоединимого, "сшибкам" то есть. Нельзя кричать, например, "дегенеративная Дума и ее общепризнанный национальный лидер Геннадий Зюганов". Либо — либо. Либо Дума нормальная, и у нее нормальный лидер Зюганов. А именно Зюганов как лидер КПРФ — настоящий лидер Думы. И это все понимают. Либо Дума дегенеративная и Зюганов — дегенерат. Это хотя бы грамотное использование ярлыков в рамках эстетики крика. А вот нужны ли нам в данном вопросе и эта эстетика, и ярлыки? Много ли мы поняли, крича, и навесив ярлыки на действующие фигуры?

Селезнев выступает за Кириенко публично. Спикером Думы он стал от КПРФ. Пленум КПРФ постановил, что нужно голосовать против Кириенко. Селезнев же прямо лепит, что будет "продавливать" обратный результат. Одно из двух. Либо НПСР (КПРФ, Зюганов и т.д.) действительно не хотят Кириенко, и тогда ясно, как реализуется их политическая воля. Селезнев мгновенно перестает быть спикером Думы! Дабы другим неповадно было! А как же? "Фракционная дисциплина"! Либо НПСР (КПРФ, Зюганов и т.п.) "гибко маневрируют". Это — говоря мягко! То есть считают, что их электорат — это наркотизированные криком идиоты, которым и надо подарить крик на тему: "Нет Кириенке!!!" А их элита — нормальные прагматики, которые хотят вертушки и кабинеты, безопасность и политическую статусность. Поэтому Селезневу можно так себя вести. И никто его не одергивает и не одернет. Ни пленум КПРФ, ни фракция, ни... общенациональный лидер Зюганов. Но тогда речь идет о сознательном (или, что еще хуже, инстинктивно-прагматическом) развертывании именно того типа истероидной политической культуры, где "нравлюсь и потребляю, потребляю и нравлюсь". Плюс полная целевая импотенция. И тогда — с приветом от тех же братков — что такое крик? Это понт! Это вор, орущий громче всех "держи вора!"

Чем это чревато для той же КПРФ? Тем, что данная виртуально-кричащая псевдоцелостность (хотя бы и реставрационная), как целостность Реальная собраться не сможет! Она не сможет поставить реальных целей! Не сможет выдвинуть реальных людей, которые эти цели будут реализовывать! Она будет псевдо-жить в виртуальном псевдо-мире. Будет сидеть на наркотической игле театрализованных псевдоистерик. Ее будут очередными инъекциями выводить из реальностей самого разного рода (социальных, политических, идеологических).

Теперь — внимание. Даже если эта псевдоцелостность когда-то и получит исторический шанс, то... этот шанс станет псевдоисторическим! Ясно?! А скорее всего, она не получит и подобного шанса! Что это означает для тех, кому не нужно никаких целостностей, тем более — реставрационных? Что вожди "клево" добивают свою целостность, и их надо в этом поддерживать. "Давать хавать!" Что это означает для держателей истероидной политкультуры? Что целостности можно нравиться, крича и навешивая ярлыки. Это приятно, потому что хочется нравиться, и это полезно, потому что за это "нравлюсь" дается социальный статус. Пусть и умеренный! Хотелось бы большего! Но для этого, во-первых, надо рискнуть, в том числе и по части "нравлюсь — не нравлюсь". Во-вторых, надо делать реальные целостности и вести их к победе. Что значит делать? Этого не умеют! И потом, сделаешь эту целостность — а вдруг уже не ты ей будешь нравиться! И в-третьих, сделал, понравился, начал реализовывать цели... И нарвался! Ибо эти цели противоречат другим. Ибо это всерьез опасно. И что? Как это соотносится с выживанием и безопасностью? Это очень "невкусно" с ними соотносится! Для "бесцелевого" сознания.

И наоборот — наркотизация гарантирует такому сознанию необходимое для него "нравлюсь" и безопасность. Да, безопасность! Ибо добивание целостности продолжается. А сие — "клево". "Клево" для кого? — спросят меня. Прежде всего, для тех, кто не хочет, чтобы реставрационная целостность добилась искомого результата. Но, может, они, потирая руки, по существу дела не так уж и злодейски настроены? Может, они просто реставрации не любят, и все? Здесь мы подходим, если можно так выразиться, к самому основному вопросу. Хорошо... Кому-то не нравится реставрационная целостность. Может быть, она и мне не очень нравится сейчас по ряду причин (первой из которых является неспособность этой целостности реально удержать реальное государство). Но те, кто оценивает виртуализацию этой целостности по принципу "клево" — какими целостностями мыслят сами, и мыслят ли целостностями вообще?

Не желая кричать и морализировать (что вовсе не означает, что я хочу вывести мораль за скобки вообще), предлагаю делить реальную (и очень неприятную!) элиту на следующие четыре типа по принципу "что для кого — клево".

Элитная систематика

Тип первый. Те (внутри страны и за рубежом), кто видит, что с потерей России как мирового фактора процесс пошел не туда, куда им нужно. Они, представители этого типа, не обязательно любят Россию. Что нам до их любви и их ненависти? Нам важно качество и реальная мощь их прагматики. Нам надо это использовать в своих целях. Если у нас есть крупные реальные цели.

Добавлю, что внутри этого первого типа есть две модификации. Одна хочет использовать Россию "контринициатически", то есть погружать ее все ниже, управляя за счет этого мировым процессом. Это — враги. В их числе для меня (в качестве мелких, но показательных исполнителей) Дугин и его компания.

Другие же хотят использовать Россию как растущий, но управляемый фактор. В обычной ситуации можно возмутиться: "С чего это мы будем управляемы?" Но ситуация настолько пакостная, что такую модификацию сверхкрупных "интересантов" сегодня можно и должно рассматривать только со знаком "плюс".

Тип второй. Те в элите, кто понимает (речь теперь идет только о силах внутри страны) — если нет мощного государства (территорий, населения, военного, культурного, экономического потенциала и пр.), то их, "отечественников", не допустят до по-настоящему крупной транснациональной игры. Они не сумеют сыграть всерьез за главным ломберным столиком (место тридцать третьего директора "Стандарт ойл" я не считаю "игрой всерьез"). А далее все очень мрачно. Не пустят за главный столик? Тогда в любой момент (на языке больших "братков") могут и "замочить".

Этот второй тип я рассматриваю категорически со знаком "плюс"! Как союзника! Какие у них окончания в фамилиях, симпатичные они или нет, любят ли народ, КПРФ, патриотов — совершенно неважно! Опять же — если есть реальные цели.

Третий тип. Те, кто хотят не предъявить государство как свой мощный аргумент в большой игре, аргумент со знаком "плюс", а хотят продать государство (население, территорию, военный и экономический потенциал) в обмен за место в транснациональной элите. Так объективно (кто чего хотел, отдельный вопрос) вели себя "горбачевцы". Так могут повести себя многие наши "олигархи". Кто они в этом случае? Смертельные враги! Но и в этом случае руководствоваться нужно не принципом "не нравится", не словами о "некачественности" (первоначальное накопление — всегда грязная вещь), а действиями, поступками, мерой необратимости вхождения в этот лагерь. Нужно делать все, чтобы в этом лагере было меньше сил! Драться за каждую гирьку на этих весах! А не фыркать, визжать и париться в бане с приятными тебе (по риторике) личностями.

Четвертый тип. "Мелочь". То есть те, кто вообще не вырос до масштаба, когда государство и шкурные интересы его бизнеса как-то соотносятся.

Здесь есть те, кто уже полностью вписался в мелкий транснациональный контекст и делом полностью вошел в "это". Как именно он "оттягивается" в стране или за рубежом — вопрос второй. Представитель этой мелочевки может ходить в церковь или совсем в другое место. Это важно в иных, неполитических смыслах. В политическом же смысле подобный представитель — часть игры первых трех элитных типов. И в качестве такового должен быть рассмотрен совершенно холодно — без позитивных экстазов по поводу родной "бороды" и негативных экстазов по поводу "инородческой" фактурной специфики. Без экстазов вообще! Только по существу дела.

В переводе на язык существа дела проблема нашей элиты проста: кто может, хочет, заинтересован входить в глобальную реальность вместе со своей страной, своим населением. И кто уже намылился "кинуть". Это крупный, но не самый крупный вопрос. Крупнейший же — кто как эту глобальную реальность видит и моделирует. И, соответственно, где в его моделях Россия? Вот я вижу, например, что в моделях Бжезинского России нет. И мне дальнейшее уже не так важно. И — наоборот. "Вайсе версе", как говорят в их тусовке.

Виртуальный уют
и холод реальности

В эой связи мне была достаточно интересна реакция Германа Дилигенского на мою упомянутую статью в "Литгазете". Дилигенский, с одной стороны, неожиданно (для меня) позитивно отнесся к моим оценкам российской и "СНГовой" действительности как регрессивной. С другой стороны, он попытался еще раз воспроизвести построения в духе отжившей ярлыковой публицистики и той же самой истероидной политкультуры, где реальность — "как бы и лишняя".

Чего стоит, например, попытка Дилигенского и сейчас (!) противопоставить социализм и либерализм как генетически отрицающие друг друга. Или отбросить теоретическую проблему связи между гуманизмом, прогрессом и социализмом ссылками на ГУЛАГ, Новочеркасск, Афганистан... и почему-то Чечню. Реальные проблемы тупиков, связанных с десоветизацией после семидесяти лет советизации, с деиндустриализацией (в условиях которой модернизация невозможна) подменяются ссылками по принципу "поживем — увидим" или "семь лет реформ не дают права судить". То есть что же — семилетний опыт не может быть теоретически осмыслен? Весьма показательное утверждение!

Между тем, перестройка началась с воплей по поводу научно-технического прогресса, советского отставания, потери управляемости и эффективности. Правда тут же, рядом, с того самого верха, который рассуждал о повышении эффективности, были вброшены мифы об административно-командной системе, царстве Оруэлла, о совке и шариковщине. То есть осуществлена работа на взрыв и снос советской цивилизации. Эту цивилизацию буквально бомбардировали сверху подобными ядерными лингвистическими бомбами. Но главное не это. Теперь-то есть эффективность? Есть управляемость? Есть прогресс? Или их нет? И если их нет, то что есть? Распад советской цивилизации, паразитирование на этом распаде, "новые русские" как гунны и готы на обломках Римской империи? То есть новое варварство в конце двадцатого века? Это есть безусловно, но есть ли реально хоть какие-то значимые ростки производительной новизны, новизны без дураков, без знаменитого "беру пиво там — продаю здесь и живу на эти два процента" (с неправильным ударением). Или же продукты метаболизма распадающейся советской цивилизации душат все значимые ростки нового? И что тогда делать в реальности? В ней, а не в виртуальности, где ярлыки и наркотическая игла всепроклинающих криков?

И, наконец, отдаем ли мы себе отчет в том, что случившееся с СССР есть результат глобальных процессов? Хотим ли знать, каких именно? Понимаем ли, что Россия — СССР оказались в этих новых глобальных процессах и жертвой, и катализатором, и участником? И что это за процессы? Жив ли либерализм, покончивший с социализмом? Постмодернизм — это наследник или убийца либерализма? Дилигенский делает вид, что вообще не понимает, какие сходства могли быть у социализма и либерализма. Он отмахивается от проблемы гуманизма — ключевой проблемы двадцатого века. Он что, вообще не знает, что и социализм, и либерализм включали в себя прогресс как ценность, по-разному пытались ответить на проблему взаимосвязи прогресса и христианской культуры? На проблему ценности новизны вообще, ценности времени и истории?

Дилигенский делает вид, что ему непонятно, какие это злые силы добивали либерализм и социализм. Он пытается в этом моем совершенно прозрачном тезисе увидеть теорию заговора анонимных злых сил. Какая уж тут анонимность! После 1945 года американская элита инкорпорировала фашистский элемент. Фашистский идеологический инструктаж по борьбе с СССР лег в основу работы американских спецслужб. И через это — в основу работы всех западных спецслужб. Тот, кто это отрицает, не хочет элементарно, хотя бы на уровне хорошей западной публицистики рассматривать работу "ведомства Гелена", роль Вернера фон Брауна далеко за рамками ракетостроения, вообще фашизацию западной элиты в эпоху после Рузвельта. Что, разговоры о двух "ялтинских хищниках" — СССР и США — высосаны из пальца? Но этими разговорами буквально пропитаны элитные издания Европы!

Кто первым изменил делу антифашистской борьбы? Кто вообще всерьез вел эту борьбу, а кто лишь хотел, чтобы грызлись равно ненавистные государства и ради этого готов был десять раз ввести фашизм в оборот? Чем был фашизм в действительности и чем он остается? Куда движется мир после крушения социализма и намечающегося крушения либерализма? В какой черной зоне застрянет вектор этого движения после того, как исчез "параллелограмм сил" и вектор мирового развития перестал размещаться между мировыми векторами социализма и либерализма (равно гуманистическими и "прогрессистскими")?

Глобальные вызовы нарастают. Это и социокультурные, и научно-технические, и геополитические вызовы. Это вызовы человечеству как "внеприродному в природном". Это вызовы прогрессу как чести и достоинству человечества. Существующая научная парадигма уже почти не плодоносит. Она не дает главного — принципиально новых открытий. Налицо угроза вырождения науки в технику, культуры в технологию. Какой уж тут гуманизм, какой прогресс, какое движение? Неудача в новом научном прыжке породит дикую драку за ресурсы. И, как следствие, жесточайшие глобальные режимы! Или гибель человечества, которая тоже вполне реальна! Замыкаться здесь на уровне "моя страна с краю и ничего не знаю" — бесперспективно. Как бесперспективно и растворяться в глобализме, восторгаясь мнимым всемогуществом Интернета.

Обиды? Самолюбие? Разве в них дело! Нам нужно собирание целостностей, способных ставить новые задачи. Нам нужно чувство реального. Воля к действительному целеполаганию и свершению. Нам не нужна наркотизация, виртуализация, профанизация, диалог на уровне навешивания ярлыков. Для нас сейчас не актуальна полемика по принципу "А Вы, батенька, за социализм цепляетесь, Новочеркасска не помните!". Мы помним! И Новочеркасск. И Афганистан. И Белый дом. И Чечню. Так что дурить не надо! И столь же неактуальна для нас полемика по принципу: "А Вы, батенька, истерик и нерусский-с". Мы помним, чем кончил "Союз русского народа", знаем, кто были его создатели и представляем себе его "политическую онтологию". Никакой "ужасно чистой" русской целостности на основе Марковых и Пуришкевичей не возникло. И никакую волю она, эта невозникшая целостность, не сфокусировала. И это, если хотите знать, предполагалось заранее. В том числе — и прибалтийскими, моей семье, повторяю, очень хорошо знакомыми, творцами этаких "ужасно русских" псевдодвижений. Другие потом собирали другие целостности и гнали фашизм до Берлина.

В виртуальном доме нам не нужен никакой бельэтаж. А в пространстве реальных проблем, если его удастся создать, в пространстве разговора по существу, если его удастся развернуть — возможен любой диалог между любыми силами, стремящимися к реальному преодолению нынешней больной ситуации.

Поэтому так нужно строить пространство новой реальной оппозиционности, поэтому нужно бороться за разговор по существу дела. Поэтому мы, с минимумом сил и возможностей, все же решаемся на выпуск этого издания, которое, может быть, как мы надеемся, создаст условия для действительного (вначале, возможно, и совсем неброского) собирания. Для той когерентности, о которой я говорил выше. Для лазерного оружия. Мы ждем в этом помощи от читателя.

Интеллектуальный клуб, который мы создали, называется "Содержательное единство". Содержательное!!! И все тут...