(Спор "мельника" с "мукой" или Диалог с выдуманным оппонентом)

Начиная обсуждать в этом разделе "образ целого", мы сразу же вынуждены отвечать на несколько вопросов.

Первый. Что значит образ? Почему в дисциплине, которая ставит сухой аналитизм во главу угла, сама себя рекомендует как аналитика, должны существовать образы?

Второе. Что значит целое? Есть ли оно? Какие постулаты лежат в основе предположения о наличии какой-либо целостности? Не является ли сама апелляция к подобной целостности ложной изначальной посылкой? Той посылкой, которая неизбежно будет приводить в итоге к различным модификациям пресловутой "теории заговора"?

Третье. Если целостность проблематична, если саму возможность оперировать ею следует еще доказывать, то не является ли соединение целостности с образом (всегда находящимся в опасной близости к сомнительной субстанции художественного) дополнительной уловкой, позволяющей доказать наличие целостности, а значит, и заговор – всегда и на любом исходном материале? Ведь образ позволяет его создателю сильно размыть грань между наличествующим и воображаемым. Конструкция может и не сложиться, наткнувшись на логические несоответствия. Образ сложится всегда и при любых "объективных тканевых несовместимостях" внутри насилуемого этой образностью первичного материала.

Конечно же, эти вопросы актуальны и правомочны. И недаром мы задаем их сами себе. Само это вопрошание есть самоочищение, решительная попытка отделаться от любых "помоечных спутников". И одновременно это вопрошание содержит в себе реальный ответ. Ибо очевидный уже почти для всех трагифарс современной аналитики как раз в том и состоит, что аналитизм и образность в ней противостоят друг другу, тогда как совершенно понятно, что подобное противопоставление создает не благородную антитезу "научных мужей", взирающих на "художественные выдумки", а некое "три В": вымученную, выхолощенную и выморочную попытку изъять из анализа рефлексивность. То есть сделать то, чего в принципе не может быть никогда, но что совсем уже немыслимо и контрпродуктивно в нынешних катастрофических ситуациях.

Человек – это существо, строящее проекты. Чаще всего эти проекты сопровождают человека всю жизнь. Реже они меняют друг друга в некоей преемственной логике. И очень редко эти проекты меняются без очевидной преемственности, в логике "огородной бузины и киевского дядьки". Несчастен человек, с которым это происходит, ибо трудно ему здесь удержать человечность. Но это в случае, когда имеет место некий аномальный индивидуальный опыт. Что же говорить о поколении и классах, которые на коротком временном интервале по нескольку раз меняют свои проекты? И достаточно алогичным способом. Тут уж затоскуешь и о "дядьке и бузине". Вчерашний доктор наук сначала становится как бы банкиром. Он ломает свой прежний жизненный проект на рубеже 80-х и 90-х годов, но десятью годами позже оказывается, что и его новый проект липовый. Ибо, понимаешь, дефолт. На горизонте маячат новые и новые ломки. Как осуществлять их? Как и за счет чего, оставаясь человеком, "хомо проектикус", репрограммировать и программировать заново контрастные установки, навыки, ценности? Какая нужна Бумага, чтобы столько раз стерпеть жесткий Ластик реальности и не быть протертой до дыр?

Программирование… Репрограммирование… Репрограммирование репрограммирования… Ре-ре-ре-ре…

Известно всем, что только рефлексия – болезненное осмысление причин твоей разбитости барьером реальности – может стать горьким лекарством, обеспечивающим новые и новые эффективные программные установки с сохранением "существа человечности". В противном случае – это стадо, которое, уткнувшись в преграду, бежит в ту сторону, которую эта преграда показывает. Это фарс на тему "бараны и лабиринт". Кровавый фарс, задуманный и выполненный для человечества его мясниками.

И если вой балканских бомб еще не сделал феномен этого мясничества той Несомненностью, которая требует хотя бы своего осмысления,

если не выполнили эту же работу взрывы в Печатниках и в Ростове,

если новые (не вошедшие в фактологию нашего второго номера, но предсказанные нашим анализом) события в Пакистане, Индии не шепнули на ухо скептикам правду о мясниках и мясничестве,

если этой работы не сделал пересмотр Договора о ПРО и порожденный им слом мировой стратегической стабильности,

если беспрецедентный и уж никак не чьим-то воровством вызванный Раша-гейт тоже ничего не сказал, то осмысление откладывается до прямой подвески туши на крюк. Но туша на то и туша, чтобы ничего не осмысливать. Не рефлексировать то есть.

Наш адресат есть то, что остается от общества за вычетом туши. Если это нуль – то и адресат нуль. Тогда и результат нуль. Но поскольку такого просто не может быть, то вдумаемся – что означает интеллектуально и граждански этот феномен "трех В", этот анализ за вычетом рефлексивности. Что это как не вклад в приравнивание, уравнивание, "изоморфизм" — туши и всего общества? Что это, как не своеобразное "тушеделание"?

Душа и туша… Два слишком страшно созвучных слова. Тушей можно стать, потеряв душу. Но что тогда значит эту душу не потерять? Что значит сегодня нести на себе этот страшный рефлексивный крест человечности?

Рефлексивность возникает там, где исчезает антитеза образа и аналитики. Где возникает само специальное явление – аналитический образ. Он же – картина мира. Заказом на спасение души в конце ХХ века является заказ на аналитический образ, картину мира.

чем и займемся…

И еще одно. Конечно, материал для многокомпонентного, объемного и глубокого аналитического образа в конце ХХ века всегда недостаточен. И всегда аналитический образ при недостаточности материала может быть подменен выдумкой. Поэтому здесь возможно одно лекарство – отсутствие плотного сколачивания этой самой (пусть и аналитической) образности. Выведение сознания на уровень аналитического проблемного поля, системы ясных неясностей. Это мы и используем как метод построения нашего "образа целого". Мы задаем вопросы. И ответы на них мы не выковываем с истовой прямолинейностью. Эти ответы ищущий да обрящет. Наше дело – сам путь. Само желание идти. Идти – потому что, стоя на месте, слипаешься с той самой тушей для мясника. Кому-то это нравится? Это не наш читатель.

И наконец последнее. Сегодня уже трудно кого-либо напугать "теорией заговора". Большая часть серьезно мыслящих людей одинаково отвергла и упрощенные схемы моносубъектности (то есть заговоры), и схемы полной бессубъектности мира (они же либеральные конструкции столкновения моноатомов интересов). Уже ясно, что подлинность аналитического образа размещена в той рамке, которая ограничена моносубъектностями и бессубъектностью. Где именно – это другой вопрос. Но именно это внутрирамочное пространство мы и бомбардируем своими вопросами, сознательно избегая в них железобетонной однозначности каких-либо школярских ответов.

Адресату (то есть Заказчику в становлении) нужны Вопросы. Вот мы и пишем ему свое заключительное Вопрошающее Послание.